Дельцы

- Об этих акциях, я полагаю, вы знаете? - спросила Люси. - Вы еще не продали свой пакет?

- Нет. Отец хотел, чтобы я не отказывался от них раньше, чем это сделают другие.

- Но я могу продать мои акции, верно?

- Я посоветовал бы вам сделать это, но боюсь, найти покупателя будет нелегко.

Монтегю, можно сказать, с детства сроднился с этой железной дорогой. Насколько он помнил, такого времени, чтобы о ней говорили в обоих семействах, просто не было. Эта дорога проходила по их штату от Аткина до Опала, и ее протяженность равнялась примерно пятидесяти милям. Она соединяла Опал с одной из важных железнодорожных магистралей штата. Судья Дюпрэ приобрел акции дороги в расчете на дальнейшее развитие этой части страны. Он твердо верил в ее будущность.

Строительство Северной миссисипской железной дороги осуществлялось в ту пору, когда по всей округе господствовало сильное недоверие к Уолл-стриту, и Дюпрэ собрал около двух миллионов долларов среди друзей и соседей, добавил свои полмиллиона, и они заключили джентльменский договор, по которому новая дорога не будет зависеть от богачей с Севера и ее акции никогда не станут котироваться на бирже. Первым президентом общества Северной миссисипской дороги стал дядя Люси, а нынешним - старый друг обоих семейств.

Но если местный патриотизм помог еще собрать капиталы, то обеспечить грузооборот дороге он был не в состоянии. Города, о которых мечтал судья Дюпрэ, не возникали, и маленькая дорога не шла в ногу с прогрессом. За последнее десятилетие доход от ее эксплуатации снижался так, что Монтегю уже несколько лет не получал проценты на те пятьдесят тысяч, долларов, на которые он приобрел акции дороги, оплатив их по нарицательной стоимости.

Говоря обо всем этом с Люси, Монтегю вспомнил проект относительно продолжения линии от Аткина до заводов Миссисипской стальной компании, чтобы дать им выход прямо на запад. Об этом проекте речь шла лет десять двенадцать назад. Миссисипская стальная компания владела одним из крупнейших в штате рельсопрокатных заводов, и мысль получить хотя бы малую часть ее огромных грузов непрестанно терзала умы директоров Северной миссисипской дороги.

Они зашли с этой идеей так далеко, что произвели геологические изыскания и рассчитали стоимость новой ветки дороги. Монтегю знал об этом, потому что ему довелось вместе с братом Люси, находившимся теперь в Калифорнии, во время каникул охотиться неподалеку от лагеря геологической партии. Проект предусматривал, что дорога пройдет по Талулским болотам, и тут вскрылись его просчеты. Предлагалось с десяток разных трасс, и Монтегю припомнил, как однажды вечером, сидя у лагерного костра, он разговорился с одним из геологов, который пожаловался на ошибку в изысканиях. По его мнению, партию возглавлял некомпетентный человек, упорно отклонявший все лучшие трассы в пользу худших.

Монтегю передал весь разговор отцу, но теперь уже не помнил, придал ли тот этому должное внимание. Он знал только, что, когда проект развития дороги был представлен на собрании акционеров, стоимость работ показалась им такой большой, что было невозможно собрать требуемых денег. Предложение обратиться к Миссисипской стальной компании собрание отклонило, поскольку она находилась в руках людей с Уолл-стрита, и ни судья Дюпрэ, ни генерал Монтегю в то время еще не понимали, в каком безнадежном положении находится их маленькая железная дорога.

Поведав Люси о всех перипетиях этого предприятия, Монтегю объяснил ей, почему они все же не должны расставаться с этими акциями: если бы дорогу продлили или же общество добилось успеха как-то иначе, можно было бы вступить с компанией в соглашение, или, что еще лучше, продать все акции сразу. Монтегю пообещал взять это дело в свои руки и посмотреть, что тут можно предпринять.

Когда Аллан приехал в деловую часть города, его первая мысль была о Джиме Хигане. "Загляните ко мне", - пригласил его Хиган, но Монтегю так ни разу и не воспользовался этим приглашением. Для человека, подобного Хигану, Северная миссисипская дорога была, конечно, сущей безделицей, но кто знает, что нового он мог подсказать? Монтегю слышал, что этот крупный финансист продал все свои паи, вложенные в два-три предприятия, где сосредоточивались его основные вклады.

Монтегю сразу пошел в контору Хигана, помещавшуюся в здании одной из самых крупных страховых компаний в Нью-Йорке! Он прошел коридорами, отделанными мрамором, к бронзовой решетке с массивными украшениями, за которой находился рослый страж в парадной ливрее. Монтегю не считался низкорослым, но перед этой мощной фигурой почувствовал себя мелковатым.

- Мистер Хиган у себя? - спросил он.

- Вам назначено?

- Не совсем так, - сказал Монтегю, вынимая визитную карточку, - будьте столь любезны, передайте мистеру Хигану.

- Вы с ним лично знакомы? - спросил привратник.

- Да, - ответил Монтегю.

Он не заметил, чтобы великан подал какой-либо знак, но в ту же минуту из-за дверей за решеткой появился расторопный молодой секретарь.

- Не будете ли вы столь любезны изложить мне, по какому делу вы желаете видеть мистера Хигана? - спросил он.

- Я желаю видеть мистера Хигана по личному делу, - резковато сказал Монтегю. - Если вы вручите ему мою карточку, этого будет достаточно.

Он передал свою визитную карточку в руки секретарю, который долго ее изучал. Тем временем Монтегю размышлял, достаточно ли моден его новый весенний плащ, чтобы, в глазах секретаря, он мог сойти за друга великого человека. Наконец, секретарь исчез вместе с карточкой и через полминуты вернулся, приветливо улыбаясь. Он провел Монтегю в огромный кабинет с креслами, обитыми кожей, и такими широкими, что в каждом могли усесться несколько человек, но слишком просторными и неуютными для одного. Тут висела на стене карта Америки, на которой железные дороги, принадлежащие Джиму Хигану, протянулись красными лентами. На стенах висели также головы бизонов и северных оленей, убитых собственноручно Хиганом.

Монтегю пришлось подождать одну-две минуты, затем его провели через ряд комнат, и, наконец, он вступил в святая святых миллионера. Эта комната отличалась подобранной с особой тщательностью мебелью. Джим Хиган сидел за письменным столом из красного дерева, на котором не лежал даже листок бумаги.