Страница 88 из 110
— Между прочим, — обратилась к затылку маньяка я, — в субботу я приглашена на свадьбу. Как теперь идти с подбитой губой и расквашенным виском? Меня же фейсконтроль в клуб не пропустит!
— Поговори еще, сука тупорылая.
Доставая из сумки челнока очередную пятилитровую канистру, Абакумов глянул на меня через плечо. Очков на нем больше не было.
— Хотел, чтобы я молчала, надо было мне рот заклеить, — как обычно не подумав, выдала я.
— Так и сделаю.
— С чувством юмора все плохо, понятно. А что в канистрах?
— Растворитель. Готовься принимать ванну.
— Значит, любишь все-таки пошутить, да? — с надеждой в голосе спросила я.
— Я что, тварь дебилоидная, на клоуна похож?! — Он развернулся в мою сторону. — Думал тебя придушить сначала, а потом уже растворителем заливать, но ты, сука тупорылая, меня довела!
— Извини, но вообще-то ты первый начал. Кстати, как спина?
— Можешь не надеяться, кони не двину. Куртку мне испортила, тварь. А чемодан! Знаешь, сколько я за него выложил?!
— Тысячи три? Если больше, то переплатил. Качество ниже самооценки твоей жены.
— Сама ты сука низкопробная, — прокряхтел он, снова наклоняясь к сумке. — Животное… И так поясница болела…
— Я, значит, животное, а ты невинная жертва. Прекрасно! Убил восемь ни в чем не повинных девочек, еще одну покалечил. Сейчас меня растворителем разъест, и вообще святым станешь, да?
Меня передернуло от собственных слов. Свело скулы, задрожал подбородок. Только не плакать! Нельзя показывать ему страх. Пусть думает, что я ничего не боюсь. Он меня запомнит. Даже если умру, буду каждую ночь сниться ему в кошмарах.
— Тоже мне, защитница униженных и оскорбленных. Думаешь, все эти суки были невинными овечками? Да что ты вообще про них знаешь?! — сотрясая канистрой с растворителем, проорал он.
— Я знаю, что ты с ними сделал. Видела фотографии.
— О, кстати! Спасибо за фотку. Вспомнил, как имел ту деваху, подрочил.
— Вот, значит, в чем они виноваты были? Возбуждали тебя, да?
— Меня много кто возбуждает.
— Сомневаюсь. Спорим, ни на кого, кроме этих девочек, у тебя не встает?
Если я не угадала, то сейчас меня ждет то, чего я боюсь не меньше смерти. Только бы он был не в состоянии доказать, что я ошиблась.
— По себе, что ли, судишь? Да у кого на тебя вообще встанет? — оглядел меня с ног до головы маньяк.
Бинго! Что бы он ни говорил, я знаю, какой эффект произвожу на мужчин. Вряд ли хоть один способен остаться равнодушным к миндалевидным глазам цвета морской волны или устоять перед округлой грудью третьего размера. Не говоря уже о стройных ногах, к которым падали лучшие представители сильного пола. Нет уж, Константин Абакумов, тебе меня не провести.
— Кто же это так постарался? Жена твоя, да?
Лицо маньяка перекосилось.
— Ах, точно! Она же тебе изменила на глазах у всего курса, а потом еще пузом окрутила. Наверно, до сих пор гадаешь, чьих сыновей растишь?
— Заткни пасть, сука! — на его лбу проступили капли пота. — Дети — это святое! Я ради них все буду терпеть, даже ваши сучьи выходки!
— Значит, ты жену не трогаешь ради сыновей, а свою злость на этих девочках вымещаешь? — кивнула я на забившуюся в угол девушку. — Но они — не твоя Марина. Они тебе не изменяли, не унижали тебя на глазах у всей общаги.
— Думаешь, они хорошие? — он шагнул к пленнице и схватил ее за подбородок. — Это все маска. Волосы в белый цвет покрасят, глазки шаловливые пошире распахнут, и все вокруг их за ангелочков принимают. А я знаю, чего эти суки стоят!
— Откуда? По поступкам одной судишь обо всех?
— Если бы…
Он резко отпустил подбородок девушки. Ее голова безвольно опустилась на плечо.
— Значит, тебя не только жена предала? А кто еще? Мама? — догадалась я.
— Ты мою маму не трогай! — надвинулся на меня Абакумов. — Она святая была, поняла?! Мамочка меня человеком воспитала, а не тварью тупорылой, как эти! — он указал пальцем в сторону девушки. — Повторяла мне: будешь хорошим мальчиком, ничего плохого не случится. И я был хорошим! Я все делал, что мне говорили. А она взяла и умерла! Бросила меня, сука!!!