Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 111 из 128

Прижимая к уху телефон, я медленно пошла по выложенной природным камнем дорожке, вдоль которой Уна высадила алиссум. Он еще не цвел, но в воздухе улавливались другие ароматы июньского цветения, сочной травяной свежести.

— Почему спрашиваю? — отозвалась Пэтти. — Да тут кое-что про него слышала. Подумала, может, до тебя что-то докатилось.

— Что… докатилось?

— Гуляет сплетня, что у этого парня, ну, Уолша, пропала подруга, — продолжила Пэтти. — Они долго встречались, дело двигалось к свадьбе. Ты ее, вроде бы, даже видела. Нет?

— Видела, — машинально отозвалась я.

— Ну, так вот. Была девушка — и нет. И никаких следов. Родители её заявили в полицию. Сейчас опрашивают друзей, знакомых, коллег по работе. Кстати, она работала вместе со своим красавчиком-фотографом, у них еще и творческий тандем был, — Патриция чуть понизила голос, чем усилила сходство произносимых слов со сплетней. — Говорят, он как-то причастен к ее исчезновению.

— Кто говорит? — вырвалось у меня.

— Я не упоминала, что мой кузен знает Кейрана Уолша, когда сосватала его тебе в качестве покупателя квартирки? — спросила Патриция. — Они пересекались по вопросам рекламы, или вроде того.

— Что-то такое припоминаю, — машинально отозвалась я.

— Вот в тусовке их общих знакомых и бродят эти сплетни, — продолжила Пэтти. — А ты, значит, ничего такого не слышала?

Я забрела за дом и остановилась под большими окнами гостиной. Через чистые стекла видна вся светлая комната. Я смотрела со стороны на то, как теперь живу. Видела себя, сидящую рядом с Кейраном на старом бабушкином диване. В камине горел огонь, согревая и освещая комнату, делая её убежищем для нас.

И что-то ждало снаружи…

— Хе-еейз, — услышала я голос Патриции. — Куда ты пропала?

— Здесь я. Связь барахлит.

— Я спросила, не слышала ли ты что-нибудь о фотографе?

Я могла ответить. Я хотела ответить. Прорычала бы что-нибудь гневное, коря подругу за то, что она с такой небрежностью, так запросто, мимоходом разносит семена городских сплетен, но я только произнесла бесцветно и отчужденно:

— Я ничего не слышала.

— Ну, и ладно, это я так упомянула, — Пэтти, казалось, уже утратила интерес к этой теме.

Я неторопливо обходила дом, разглядывая его. Замечала особенность каждого камня, которым облицованы стены, неровности и выщербленности на ставнях с облупившейся краской и уникальными коваными навесами. И сказочно красивый, резной деревянный конек на соломенной крыше. Все детали созданы по отдельности, но соединены вместе с какой-то целью. И на первый взгляд, эта цель была очевидна — постройка и украшение жилища. Но теперь я была почти уверена, что и в дизайне дома, как и во всем прочем, изначально заложено нечто, что являлось бы конкретным ответом на вопрос «Почему так, а не иначе?»

И имеет ли это отношение к импульсу, что заставил меня купить этот дом? Пока очевидным было лишь одно — решение моё было выстроено на сомнительных совпадениях, аналогиях, попытках увидеть смысл там, где его могло попросту и не быть. Но я, пожалуй, теперь готова дать себе шанс и попытаться поискать ответы. Если, конечно, способна узнать и принять вещи, в существование которых предпочла бы не вникать.





Я снова ушла в свои мысли и толком не вслушивалась в то, что продолжала говорить Патриция. Отвечала чисто автоматически, мечтая о тишине, которую позволительно нарушать лишь одному голосу — голосу Кейрана.

И все же, поговорив с подругой, я испытала чувство, словно только что сама собой решилась какая-то проблема. Мы тепло распрощались, и я вернулась к передней двери.

Небрежно подхватив сумку, лежащую на крыльце, вошла в дом и закрыла дверь. Остановилась, глядя, как в коридоре перекрещивались потоки рассеянного света, льющегося их дверных проемов кухни и гостиной.

Мне нравилось возвращаться в погруженный в тишину дом, вдыхать знакомые запахи, дарующие ощущение обжитости и покоя. Мне нравилось, что я уже считала дом своим. В старых стенах разворачивалась новая история, моя и Кейрана. Коттедж принял нас, ожил вместе с нами, на самом деле стал убежищем. И теперь наблюдал, не спеша делиться тайнами, словно ждал подходящего момента.

Мысль о «тайнах» вызвала уныние, и я поплелась в гостиную, волоча за собой сумку, которая вдруг стала неподъемной, будто набитой булыжниками. Уселась на диван, откинула голову на спинку и уставилась в потолок. В руке сжимала телефон, ожидая, что вот-вот противный прибор оживет.

«Ну же, Кей… Позвони мне. Поговори со мной. Дай услышать твой голос. Спокойный, низкий, ласкающий, как темный бархат. Голос, от которого замирает дыхание и забываются все печали. Голос, которому я верю».

День клонился к закату, но Кейран так ни разу и не позвонил сегодня. Это уже не только тревожило, это пугало. Я снова позвонила сама и опять, как и утром, попала на голосовую почту. Чуть задыхаясь от волнения, оставила торопливое сообщение: «Как ты? Я волнуюсь. Позвони, когда освободишься». Сухие, краткие слова прозвучали в тишине комнаты. Сообщение ушло, будто провалилось в черную дыру, и снова меня окружило плотное безмолвие.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я вытащила из сумки тетрадь и раскрыла её. Пролистнула несколько пожелтевших, с потрепанными уголками страниц, ни на чем не останавливаясь, не вчитываясь, просто пробегая взглядом. Тетрадь заполнена не только записями, но и рисунками. Некоторые изображены тщательно, какие-то нанесены схематичными набросками. Почерк заметок, без сомнения, принадлежал одному человеку, но тоже менялся — от беглого, небрежного до почти каллиграфически идеального.

Я вернулась к первой странице и начала читать. Очень скоро стало понятно, что передо мной не девичий дневник, не записная книжка, и даже не сборник интересных тезисов.

«Рожденный в истинном союзе душ и тел да избежит проклятия удел».

Эта самая первая запись, и она повторялась почти на каждой странице то сверху, то внизу, то сбоку, словно какая-то мантра или заклинание.

Я читала не связанные между собой цитаты, и пока очевидным казалось лишь одно — эти записи делала странная молодая женщина, находившаяся в состоянии внутреннего смятения и поиске неизвестно чего. Создавалось впечатление, что она пыталась собрать какие-то обрывочные сведения, хаотично записывая выдержки из самых разных источников на непонятно чем и для чего заинтересовавшие ее темы.

Реинкарнация, Друиды и их «всемогущая магия», гейсы, мифология, народные легенды и лирические строки неизвестных авторов. Мешанина, которую мне сейчас никак не осилить. Мой разум сопротивлялся, отказываясь воспринимать информацию, которая и информацией-то не была.

Я шумно выдохнула, сдаваясь, отложила тетрадь и направилась на кухню. Опомнившись, взяла телефон, а, подумав еще мгновение, прихватила и тетрадь.

На кухне поставила кипятиться чайник и занялась ужином. Пока запекался лосось и варилось пюре, я присела за стол и неторопливо пила чай. Мысли в голове играли в чехарду. Я чувствовала себя, как перед экзаменом, когда до испытания остается совсем мало времени, а предмет не выучен и челюсти сводит от осознания необходимости шпиговать голову неугодными сведениями.

Взгляд мой метался по полупустому помещению, то и дело возвращаясь к двум предметам — к тетради и лежащему поверх нее телефону. Один молчал, вторая будто нарочно рвалась «говорить». Оба испытывали мое терпение, бросали вызов.

Поняв, что только что размышляла о двух неодушевленных предметах, как о наделенных волей и разумом, я нервозно фыркнула, вскочила со стула и бегом направилась в гостиную.

Повинуясь не вполне осознанному порыву, вытащила из сумки газеты, купленные для Джека Уолша. Скомкала одну и положила ее в холодный камин, который за все время моего пребывания в этом доме разжигался лишь однажды, когда Брайан тогда проверял его работоспособность. Стоящая рядом на полу большая корзина была полна сухих поленьев.

Разжигать камин в июне не было никакой необходимости, но мне вдруг так захотелось увидеть горящий в очаге огонь, услышать тихое потрескивание дров. Почувствовать себя в тепле, уюте и безопасности. И это больше, чем просто внезапное желание, это необходимость.