Страница 46 из 65
Поэтому я отстранился и взамен секса с ней обхватил ладонью свой член, взглянул на её задницу и принялся дрочить. Это не было тихо: я ворчал каждый раз, когда моя рука скользила по головке, а соприкосновение ладони и моего стояка создавало характерный звук мастурбации — вскрикнув, Поппи начала поворачиваться ко мне.
— Это несправедливо! — запротестовала она. — Не делай этого, Тайлер, — трахни меня. Я хочу, чтобы ты меня трахнул!
— Развернись.
— Ты даже не позволишь мне смотреть? — спросила она, звуча задетой и отстранённой.
«Ну, обидели мышку, написали в норку», — подумал Пьяный Тайлер, а Хороший Парень Тайлер поморщился. Но нет. Нет, она должна искупить вину. Хоть как-то.
Я шлёпнул её по заднице, и Поппи дёрнулась навстречу моей ладони, издавая низкий стон, говорящий мне о её стремлении получить больше, и мне хотелось подарить ей это, но часть меня в то же время не желала давать ей ничего, пока я не узнаю, не вернулась ли она снова к Стерлингу. Но на хрен всё: это могло бы стать началом её искупления, поэтому я снова и снова порол её ладонью, чередуя ягодицы, пока те не окрасились розовым цветом.
Я мог видеть, как она становится более влажной, её щёлка практически рыдала для меня, но мне было всё равно — пусть плачет; затем последовала мощная волна: моя сперма покрыла всю её вчерашнюю одежду, кульминация была сильной, но резкой, неприятной и короткой, потому что Поппи не разделила её со мной. Она не была удовлетворена, поэтому и я тоже не был, хотя всё это произошло не ради удовольствия — ради своего рода мести, и, Боже, я был грёбаным мудаком.
Я сел на пятки, мои щёки покраснели от стыда. Я должен был прикоснуться к ней: мне следовало развести её ноги в стороны и вылизывать её, пока она не кончит. Какого рода ублюдок сделал бы такое с женщиной — в тот момент пьяный и ревнующий — и не отплатил бы тем же? Но как бы я прикоснулся к ней теперь, когда чувствовал себя так отвратительно из-за своих грехов и неудач, когда всё ещё был настолько подозрителен и расстроен, что не мог доверять себе контролировать её тело?
Я не мог. До этого я думал членом, но стало бы ещё хуже, прикоснись я к ней с подобными чувствами, бушующими внутри.
Запихнув себя в трусы, я схватил полотенце и вытер сперму с её одежды настолько тщательно, насколько это было возможно.
— Ты… Мы не… — Поппи обернулась и посмотрела мне в лицо, не утруждая себя поправить юбку; вид её обнажённой киски послал толчок прямо в мой член. Я бы снова стал твёрдым через минуту.
Я заставил себя отвести взгляд:
— Позволь мне помочь тебе встать. И затем, думаю, тебе следует пойти домой.
Она встала и прижалась ко мне.
— Ты пил, — сказала она, глядя мне в глаза. — Выглядишь дерьмово.
Поппи потянулась, чтобы погладить мою щёку, но я поймал её руку, удерживая ту в воздухе, пока боролся с тысячами тёмных искушений, с ощущением того, что, трахнув её достаточно жёстко, я бы смог стереть Стерлинга из её памяти.
Я отпустил её руку.
— Иди домой, — устало произнёс я. — Пожалуйста, Поппи.
Её взгляд ожесточился, глаза как огромные агатовые камни решимости.
— Нет, — ответила она, и это был тот сенаторский голос, тот самый голос председательницы ФРС (прим.: Федеральная Резервная Система, также известная как Федеральный Резерв или Fed — это центральный банк США). — Наверх. Живо.
Я не собирался спорить из-за её тона и ещё потому, что, поднявшись наверх, она как раз смогла бы уйти, но, как только мы достигли моей гостиной, Поппи положила свои ладони на мои плечи и повела меня к ванной комнате вместо того, чтобы отправиться к двери, а я оказался пьянее, нежели думал изначально, поскольку едва ли мог двигаться, не врезаясь в стены, и дерьмо, на улице по-прежнему было светло. До четырёх часов дня мне удалось напиться в стельку и наебать самую совершенную женщину в мире.
Тайлер Белл — Американский Герой.
Я позволил Поппи подвести меня к краю ванны, куда и сел.
— Почему ты не идёшь домой? — спросил я жалобно. — Пожалуйста, иди домой.
Она опустилась на колени и расшнуровала мои кроссовки, нетерпеливо дёргая за верёвочки.
— Я не оставлю тебя в таком виде.
— Мне не нужна забота, чёрт побери.
— Почему? Потому что чувствуешь себя слишком уязвимым? Поэтому ты не трахнешь меня? Или не прикоснёшься? Или даже не посмотришь мне в глаза?
— Нет, — пролепетал я, хотя это была правда, которую мы оба знали.
— Поднимайся, — приказала Поппи тоном руководителя, и я повиновался, не наслаждаясь подчинением, но получая удовольствие от взаимодействия, от того, как она возилась со мной, как заботилась обо мне. Будто любила меня. Она стянула мои шорты, так что я остался голым, а затем потянулась через меня и включила душ. — Внутрь.
Я хотел запротестовать, пока не увидел, как Поппи расстёгивает свою блузку и сбрасывает каблуки. Она собиралась присоединиться ко мне.
Горячие брызги ощущались как небеса на моих воспалённых мышцах, потом рядом оказалась Поппи, и было ещё что-то с ароматом чистоты на мочалке; на какое-то время всё сосредоточилось на свежем запахе мыла, массаже мочалкой и мягком потоке воды, тёплом и утешительном. Когда она поставила меня на колени, чтобы помыть мне волосы, я без вопросов опустился на пол, прижимаясь лицом к её животу и одновременно гадая, существует ли слово для кожи, означающее больше, чем податливая, мягкая и сексуальная, — слово, объединяющее все эти качества в одно.
Я закрыл глаза и застонал, в то время как она массировала мне кожу головы, её пальцы создавали такое давление, которое и расслабляло, и стимулировало. Я сдвинул своё лицо и с мольбой поцеловал её пупок. Молил, однако, о том, чего не знал.
Но я точно знал, что впервые за двадцать четыре часа не был охвачен шквалом эмоций, не тяготился виной и не наказывал себя. Я был с Поппи, и её киска находилась совсем близко к моему рту, поэтому я наклонился и поцеловал вершинку её клитора, чувствуя дрожь под губами.
Но она упёрлась ладонями в мои плечи и оттолкнула меня от себя.
— Нет, пока я не позабочусь о тебе, — заявила она, смывая шампунь с моих волос.
Затем она оставила меня на том же месте, купаясь сама. Поппи не пыталась устроить шоу, не старалась быть соблазнительной, но до сих пор это была одна из самых сексуальных сцен, которую я когда-либо наблюдал: как её соски скользили между пальцами, пока она намыливала свою грудь; как пена струилась по её животу, а после стекала к её щёлке и бёдрам; как вода лилась по плавным полушариям её задницы, пока она, откинув голову назад, стояла под душем.
Когда Поппи выключила воду, мой член уже стал твёрдым как грёбаный камень, и я поймал её на том, как она краем глаза рассматривала мою эрекцию, глядя на меня с таким голодом, что мне захотелось взять её прямо на полу ванной.
Но ещё я протрезвел (не так уж и сильно) и понял, каким подонком был с ней в подвале, а также осознал, насколько не заслуживал такого ласкового обращения, каким она одаривала меня сейчас. Поэтому я не стал никого брать, просто вытерся и позволил оттащить себя к кровати.
— Ложись, — сказала она. — И засыпай.
Она не останется со мной? Блядь.
— Поппи, прости меня. Я не знаю…
— Что на тебя нашло? — закончила она за меня. — Судя по всему, полбутылки скотча. Но, — и тут Поппи опустила глаза, — думаю, я заслужила это.
— Нет, — произнёс я решительно, ну, не очень решительно, потому что теперь, устроившись на подушке, понял, что комната вращается вокруг меня. — Ты ничего подобного не заслуживаешь. Мне сейчас так стыдно за себя, я не стою того, чтобы ты даже находилась здесь. Тебе нужно уйти.
— Я не уйду, — ответила она с той же твёрдостью, которую я был не в состоянии проявить. — Тебе следует вздремнуть, а я почитаю книгу. Когда проснёшься, у меня найдётся способ, которым ты загладишь свою вину. Ладно?
— Ладно, — прошептал я, будучи неуверенным, заслуживаю ли того или нет.
Но ещё мне хотелось, чтобы она знала, почему я был таким ослом, почему вёл себя, как феноменальный ублюдок. То было глупое человеческое желание найти оправдание своим действиям: словно мне можно будет стереть все ошибки, как только она узнает мои причины.