Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 50



— Не надо, — предупредил Слотер доктора Кори. — Кренски ни перед чем не остановится, он убьет вас. Он слишком туп, чтобы думать о последствиях. Бее это заранее продумано и организовано. За нами следом идет еще одна машина. Вам не удастся уйти, Кори.

Колонна американских машин прогрохотала и скрылась из виду. Такси снова тронулось с места и продолжило свой путь.

— Должен признаться вам, Кори, я не родился героем, — сказал Слотер.

— А я и не думал, что ваши моральные качества выше, чем у Кренски, — съязвил Кори.

Удобный момент напасть на Кренски был упущен.

— Мы остановимся у ближайшего перекрестка и там вы сойдете, мистер Слотер. Рядом с вами остановится идущая следом за нами машина, и вы, не двигаясь с места, будете ждать, пока она не уедет. А не сделаете этого — пеняйте на себя, — сказал Кренски.

— Его бы воля — он убил бы меня, — сказал Слотер с пепельно-серым лицом. — Но он не знает, что делать с моим трупом. Это не так-то просто — избавиться от покойника. А то, что вас похитили, — это, Кори, для нас даже преимущество. Мы быстро вернем вас обратно. Не думаю, чтобы восточным немцам захотелось влипнуть в международный скандал.

Такси притормозило. Слотер вылез из машины и захлопнул дверцу. Сквозь заднее стекло Кори увидел, как возле Слотера остановилась другая машина.

— Ваш паспорт, прошу, — произнес Кренски. — Паспорт Мондоро уже у меня.

— Идите вы к черту, — сказал Кори.

— В таком случае я вынужден просить вас также покинуть автомобиль. Вы хотите расстаться с доктором Мондоро?

Кори швырнул свой паспорт на сиденье возле Кренски.

Перед ними была Стена — мрачный заслон из бетонных блоков и колючей проволоки. Машина остановилась у шлагбаума, и западно-германский полицейский в зеленой форме не спеша подошел к ним со стороны дверцы, за которой сидел Кренски и весело помахивал рукой, держащей паспорта.

— Со мной мои гости из Америки, желающие осмотреть достопримечательности чудо-страны.

Полицейский улыбнулся. В это время другой полицейский начал открывать шлагбаум. Первый полицейский взял из рук Кренски паспорта и направился к будке, чтобы поставить на них печати, и тут Кори вцепился в Кренски.

— Задержите его! — крикнул он.

Такси рванулось вперед, проскрежетав крышей по полуоткрытому шлагбауму. В ярости Кори ударил Кренски. Тот отшатнулся в сторону и сполз вниз между сиденьем и щитком приборов, став недосягаемым для Кори. Тогда, перегнувшись через спинку переднего сиденья, Кори схватил Кренски за горло, готовый задушить этого человека, внушавшего ему безграничное отвращение. Такси виляло, кренясь то в одну сторону, то в другую, и резко остановилось. Все четыре дверцы машины резко и одновременно распахнулись, полдюжины рук оторвали Кори от Кренски, вытащили из машины, и Кори оказался в окружении полицейских уже Восточной Германии.

Кренски, потирая горло, взобрался с пола на сиденье.

Кори грубо втолкнули обратно в машину, и один из полицейских прижал его к Гиллелю, который не двигался и, казалось, даже не заметил случившейся схватки. Еще один полицейский втиснулся в машину рядом с Кренски, и такси рванулось вперед, резко взвизгнув при этом. Весь инцидент продлился не больше, чем полминуты.

Оглянувшись, Кори увидел на Западно-Германской стороне, в двух сотнях футов позади, группу солдат, бегущих к шлагбауму. Со стороны Восточной Германии к шлагбауму устремились полицейские. Их было так много, что они заслонили собой поле зрения и Кори потерял из виду солдат в западно-германской форме.

— Как это глупо с вашей стороны, — сказал Кренски и закашлялся. — Вы готовы всех нас поубивать. — Круглая, как луна, физиономия Кренски не выражала ни малейших признаков злости. — Не ожидал такого от вас, доктор.

Кори отодвинулся от полицейского, автомат которого больно уткнулся ему в бок. Но еще хуже был запах пота, идущий от одежды и тела стража порядка.



— Смотрите, что вы натворили. — посетовал Кренски. — Из-за вас мы потеряли американские паспорта — и ваш, и Мондоро.

Глава 18

— Шепилов, — представился седовласый человек, гримасу на костистом лице которого можно было при желании считать улыбкой. — Надеюсь, вам здесь удобно? Можно войти?

— Надо ли тюремщику спрашивать узника, можно ли войти в камеру? — вопросом на вопрос ответил Кори.

Комната в пансионе на Фридрихсхайм была довольно просторна. Сам пансион занимал четвертый этаж большого здания, на втором и третьем этажах которого располагались какие-то учреждения, а на первом — магазины. Лифт не доходил до пансиона. Лестничную клетку отгораживала запертая на замок металлическая решетка.

— Но вы не узник, — сказал Шепилов, входя в комнату.

— Почему же в таком случае железная решетка на лестничной клетке заперта?

Шепилов изобразил на своем лице сожаление, смешанное с огорчением.

— Просто беда с нами, русскими. Все-то мы держим в секрете да на замке, прямо, как при царе. Что есть — то есть, мы по природе своей подозрительный народ. — Он сделал жест рукой в сторону вошедшего вслед за ним высокого человека с буйной шевелюрой. — Профессор Васильев из Московского университета.

Васильев походил на крестьянина, который после тяжелой работы в поле переоделся в непривычный для него серый костюм. Он взял руку Кори в обе свои ручищи.

— Весьма рад встрече с вами, — загрохотал он гулким басом, дружелюбно глядя Кори в глаза. — Я читал все ваши публикации. Для меня это просто откровение! Давно мечтаю встретиться с вами, конечно, не при таких обстоятельствах.

— Если бы мы хотели встретиться с вами, то не стали бы силой увозить вас в Америку, — сказал Кори, не скрывая своего возмущения.

— Да, конечно, — огорчился Васильев. — Весьма сожалею, но не в моих силах что-либо предотвратить.

Подавляя раздражение и гнев, Кори подошел к окну и, чтобы успокоиться, смотрел вниз на улицу из окна. Дома напротив, одетые в строительные леса и незаселенные, кишели строительными рабочими. Сотни новых зданий, как грибы после дождя, возникали и росли в Восточном Берлине, прикрывая оставленные войной шрамы, все еще ощутимые, несмотря на годы, прошедшие после войны.

Потом Кори повернулся спиной к окну и мрачно уставился на свой нераспакованный багаж. На столе стояли стаканы и бутылка немецкого бренди в окружении пивных бутылок. Васильев откупорил бутылку бренди и наполнил три стакана, подвинув один из них Кори.

— Мы с величайшим интересом следим за вашими экспериментами, — звучным басом снова заговорил он, — однако наши попытки повторить ваши опыты оказались неудачными. Природа энграмма, перенос памяти, к сожалению, ускользает от нас. Это напоминает мне кулинарные рецепты моей матери. Она охотно делилась ими с друзьями и знакомыми, но кое-что держала в секрете, не раскрывала их до конца и оставалась в общем мнении изумительным кулинаром.

— Вам отлично известно, профессор: худшее, что может случиться с вами в науке, — невоспроизводимость ваших экспериментов другими учеными, — сказал Кори, чувствуя, что атмосфера становится угрожающей. — Меня привезли сюда, чтобы заставить выдать тайны, которых не существует. Мои публикации о проведенных экспериментах содержат все данные, необходимые для воспроизведения этих экспериментов. Мне нечего добавить к тому, что было напечатано.

— Так я и думал, — сказал Васильев. — Но теперь, когда вы здесь, мы могли бы поговорить с вами о том, что не было опубликовано? Для меня это было бы в высшей степени интересно. Мы приблизились к тому, что делаете вы в своих исследованиях с РНК, но шли в противоположном направлении: пытались стирать память, используя энзим рибонуклеазу, которая разрушает РНК и банки памяти.

— Это может стать потенциальным средством для стирания нежелательной памяти у людей, — сказал Кори.

— Вы тоже подверглись промыванию мозгов, говоря вашими же словами, — запальчиво вмешался Шепилов. — И вы отыскиваете негативные аспекты в том, что делаем мы.