Страница 14 из 50
— Поразительно, — пробормотал Вендтлаад.
Вендтланд выглядел растерянным. Ему предстоит выплатить пятьдесят тысяч из секретных фондов и при этом не обмануть ожиданий своих шефов. Что если Кори дурачит их всех? А главное — потом ничего не докажешь, документов-то никаких.
— На разработку этих методов ушло тридцать лет, — сказал Кори, вводя раствор мозга в мензурку — Новые методы рождаются ежегодно. Один из них — это мой метод экстрагирования РНК из тканей. Есть, разумеется, и другие пути.
— Надолго ли удастся вам поддержать жизнь в этом веществе? — спросил Борг.
— При низкой температуре — на несколько часов. Этот материал должен быть использован в эксперименте в течение двадцати четырех часов. Обычно я делаю перитониальную инъекцию в опытах на животных. Людям лучше делать внутривенную инъекцию.
Что значит слово «перитониальная», Борг не знал, но виду не подал.
— Кажется, процедура будет долгой, — сказал Вендтланд.
Он хотел вернуться в отель ради секретной беседы по телефону с Вашингтоном. Вендтланду нужна была ясность в финансовых вопросах.
— Мы будем работать всю ночь, — сказал Кори, вливая отмеренную дозу разжиженного мозга в маленький сосуд, который он закрыл резиновой пробкой и поместил в центрифугу — стальной контейнер, похожий на стиральную машину. Затем Кори установил контроль времени на пятнадцать минут, а частоту вращения — на двадцать тысяч оборотов в минуту и включил электрический ток. Стрелка указателя остановилась на отметке 20 000.
Вендтланд снял очки.
— Мы охотно бы остались и с удовольствием наблюдали за экспериментом до конца, но, думаю, это ни к чему. Мы будем только мешать вам. Почему бы нам не побеседовать о наших приватных вопросах завтра, во время ленча в отеле? К тому времени вы, скорее всего, уже завершите свою работу?
— Интересно, в высшей степени интересно, — сказал Вендтланд, когда вашингтонские гости покинули лабораторию. — У меня сложилось впечатление, что этот эксперимент может привести нас к успеху. Кори хорошо знает, что делает.
Вендтланду необходимо было составить себе как можно более четкое представление обо всем происходящем, прежде чем он даст отчет «серому кардиналу» в своем учреждении, человеку с тонким чутьем на надежность или ненадежность людей.
— Каково ваше впечатление о Кори? — спросил Слотер.
— Сухой, замкнутый, сосредоточенный. Трудный, весьма трудный человек. Не думаю, что кому-то удалось бы его подкупить. И он ничего не сделает для вас из чисто человеческих побуждений или из дружеских чувств, если это не входит в его представление о пользе дела. Опасный человек.
— В таком случае им будет весьма нелегко управлять, когда он завладеет памятью Хаузера, — заметил Слотер.
— Да, — согласился Вендтланд. — Но я надеюсь, вы сумеете контролировать его.
Гнллель дождался, пока за уходящими закроется дверь лаборатории, и только потом сказал:
— Надо было потребовать с них сто тысяч или даже полмиллиона. Причем немедленно, как говорится — «деньги на бочку». И не сложилось ли у вас впечатления, что Вендтланд хочет отсрочить заключение сделки? Хочет, чтобы вы не проводили эксперимента, пока он не подготовится к какому-то новому разговору с вами?
Руки Гиллеля продолжали между тем четко работать. Он поднял пинцетом срез мозга и опустил его в ступку.
— Рад, что вы согласились с тем, чтобы РНК Хаузера я ввел самому себе. Что побудило вас переменить свое мнение?
— Ваше решение. Я достаточно давно знаю вас, чтобы вмешиваться лишь до определенного момента. — Еиллелъ поднял вторую ступку и влил в нее тщательно отмеренную дозу жидкости.
— Нам предстоит найти ответы на многие вопросы — Кори ввел поршень в пустую трубку. — Как инъецируемый материал подействует на реципиента? Не думаю, чтобы тут возникла какая-то патология. Это мы установим. Низшие существа, которых мы использовали в наших экспериментах, приобретали признаки значительно более высокоорганизованных существ. Порой мы можем ответить далеко не на все вопросы, возникающие перед нами в исследованиях, проводимых с помощью биохимических методов. Буду удивлен, если мы сразу же ответим на новые вопросы, которые в данном случае возникнут перед нами.
Зазвонил телефон. К телефону подошел Гиллель.
— Вас, — сказал он, передавая трубку Кори. — Куин.
— Я собираюсь к вам, — сказал Куин без предварительных приветствий — Надеюсь, сумею отговорить вас от вашей затеи.
— Какой?
— Вы знаете, о чем я говорю. Вы не должны так рисковать. У меня есть одна идея, и я хотел бы обсудить ее с вами, — и доктор Куин положил трубку, не дожидаясь ответа Кори.
— Интересно, кто успел ему обо всем рассказать? — удивился Кори. — Он говорил со мной так, будто я собираюсь покончить жизнь самоубийством. Любой важный эксперимент первыми проводили на себе сами врачи. Что же нового в нашем случае?
Гиллель не ответил. Он взял в руку пестик и начал измельчать массу в ступке.
Кори сел на высокий табурет.
— Мы должны выработать порядок действий. Нам предстоит использовать некоторые методы, которые мы применяли, работая с ЛСД, — запись на магнитную ленту, постоянное наблюдение, четкая формулировка вопросов. Как бы там ни было, я, возможно, сумею передать свои ощущения на письме.
— Отлично, — буркнул Гиллель. — И где же вы собираетесь опубликовать этот материал?
— Я просил Куина предоставить мне кабинет в Медицинском центре и договорился с Латуром, что он будет некоторое время читать за меня лекции.
— Латур? Превосходно, — как-то не очень внятно отозвался Гиллель.
— Что с вами? Вы ведете себя так, словно этот эксперимент вас нисколько не интересует. Мы опубликуем результаты как статью для Национальной Академии наук. В соавторстве. Вы довольны?
— Конечно.
— Я должен был сказать и сказал Карен, что вы, возможно, останетесь при мне и несколько дней проведете здесь, в Медицинском центре.
— И Карен, конечно, все поняла, — сказал Гиллель, вылив содержимое ступки в маленькие скляночки и передав их Кори для установки в центрифугу.
Отчего Гиллель казался таким обиженным? Ему ведь приходилось уже и раньше работать ночами в лаборатории.
— На тот случай, если я заболею, мною составлена схема по которой вы продолжите работу. Наш следующий проект касается развития микрометодов для изучения клеток мозга и идентификации различных компонентов РНК. У меня возникли некоторые мысли, которые я записал для вас.
— Да, — сказал Гиллель и перевел взгляд на Куина, внезапно вошедшего в лабораторию.
— Я был на свадьбе сына, — сказал Куин, подходя к Кори, — ну да Бог с ним. Мне надо поговорить с вами.
— Вы многим пожертвовали, — засмеялся Корн.
— Не будем о жертвах.
Куин уселся на стул и наблюдал, как Кори работает с тонко измельченной массой, опустившейся на дно стеклянной трубки. Производилось сепарирование жидкости. Кори экстрагировал жидкость, содержащую РНК, с помощью подкожной иглы и осторожно, тонкой струей переливал ее из шприца в контейнер.
— Я отобрал трех пациентов из моего госпиталя, — сказал Куин. — Крайне тяжелые больные, безнадежные. Они согласны участвовать в вашем эксперименте.
— Мы не можем на это согласиться, — возразил Кори. — Вы знаете, что такой эксперимент можно провести лишь овин раз. Для других экспериментов у нас попросту нет РНК.
— А почему так важен именно этот мозг? И зачем нагрянули сюда люди из Вашингтона?
— Спросите об этом у них. Я не знаю.
— И что за спешка? Возьмите моих людей. Все они раковые больные, все — в тяжелом состоянии. Вдруг именно ваш эксперимент поможет им, кто знает?
Кори наклонился над стеклянным сосудом, содержащим РНК Хаузера. Гиллель молча открыл центрифугу и поместил туда последние склянки, закрыл крышку центрифуги, установил время и частоту вращения и после этого включил ток. Машина загудела.
— Крайние, экстремальные случаи не годятся для наблюдения. — сказал Кори. — Вы знаете это, Куин. Мы не можем проводить эксперимент на больных людях, напичканных лекарствами.