Страница 64 из 137
Вещественные доказательства масштабов той бойни сохранились и до наших дней. Один инженер, прокладывавший шоссейную дорогу на западном берегу Ньюфаундленда в 1960-х годах, рассказывал мне, что, где бы его бульдозеры ни вгрызались в береговой галечник, они всюду выворачивали такую массу китовых костей, что часть дорожного покрытия была «уложена больше из костей, чем из камня». «Черепа, — говорил он, — шли по десять центов за дюжину, причем некоторые из них были величиной с бульдозер типа Д-8». После окончания строительства дороги я сам обследовал некоторые из этих выемок грунта и убедился в том, что гигантские останки относятся к сравнительно недавнему прошлому, а не являются результатом многовекового накопления.
В первой половине XVI столетия в заливе Св. Лаврентия водилось такое множество сард, что китобоям оставалось лишь отбирать китов и забивать нужное число из, казалось, неисчерпаемых запасов. Пожалуй, это можно сравнить с выборкой домашнего скота из гигантского загона для отправки на скотобойню. Ограничивающим фактором служило не наличное поголовье, а производственные мощности по переработке китов.
Бутерус, в котором работали не менее трех жиротопен, являлся одной из примерно двух десятков баз, цепочкой протянувшихся на запад от входа в пролив Белл-Айл вдоль берега залива Св. Лаврентия и реки Св. Лаврентия до самой реки Сагеней. Еще больше баз располагались на берегах залива Шалёр и полуострова Гаспе, островов Магдален, пролива Нортам-берленд и на южном и восточном берегах острова Кейп-Бретон. Около дюжины заводов затемняли дымом своих труб небосклон южного берега Ньюфаундленда. В периоды пика баскского промысла на берегах и в окрестностях Моря Китов работали, вероятно, от сорока до пятидесяти заводов по разделке китов. На севере и востоке заводы эксплуатировались в основном испанскими басками, на юге и западе — французскими. Вместе они вконец истребили сообщество гладких (настоящих) китов.
Можно прикинуть масштабы этого побоища. Нам известно, что жиротопенные заводы в XVI веке вытапливали в среднем около 3000 галлонов, или двенадцать тонн, ворвани из каждой взрослой особи сарды; при этом гарпунеры убивали только крупных взрослых китов. Мы также знаем грузоподъемность баскских судов. Они были двух типов: каравеллы, на которых каждую весну на базы доставлялись люди, вельботы и снаряжение и которые могли увозить на родину от 250 до 500 тонн китового жира, и караки, ходившие в середине лета на запад с единственной целью забрать ворвань и перевезти ее в Европу. Эти тогдашние «танкеры» обладали огромной по тем временам грузоподъемностью — некоторые из них могли перевозить почти тысячу тонн груза.
Из сохранившихся документов XVI века явствует, что в любом взятом году объединенная китобойная флотилия басков насчитывала от 40 до 120 судов. Если взять среднее число в 80 судов средней грузоподъемностью 350 тонн каждое, то общая годовая добыча составляла около 2300 китов. Однако этот показатель ни в коей мере не отражает общегодовую смертность. К нему еще нужно накинуть не меньше 20 % на гибнущих от голода детенышей после гибели кормящих самок, а также на смертельно раненных, но не найденных взрослых особей. Приблизительным, возможно заниженным, можно считать показатель годовой смертности, равный 2500 китов в период пика промысла сарды (около 1515–1560 годов).
В середине XVI века большая часть ворвани (которой в Западной Европе заправляли светильники, а также использовали как сырье для производства смазочных веществ и мыла, применяли для обработки кожи и джута и даже для изготовления пищевого масла) добывалась из сард, обитавших в Море Китов. Кроме того, западное стадо сарды давало большую часть китового уса, тысячи различных способов применения которого включали султаны для военных шлемов, корсеты, набивку для Мягкой мебели и матрасов, волос для бритвенных кисточек, материал для изготовления ширм и решет, рукояток для ножей, роговых ложек и даже заводных пружин для механических игрушек и научных приборов.
Это был исключительно прибыльный промысел. Один удачный промысловый сезон в Море Китов мог не только окупить все затраты судовладельца на приобретение судна и снаряжения, оплату жалованья команде и стоимости провианта, а также другие издержки, но и принести изрядную прибыль. Это был не просто выгодный, а очень выгодный бизнес. К 1570 году баски открыли во многих странах Европы собственные независимые консульства с единственной целью вести торговые дела, связанные с китобойным промыслом. К тому времени сеть их предприятий и компаний стала сродни современному монополистическому объединению «Эксон».
Бойня велась с таким размахом, что примерно к 1570 году западное стадо сарды сократилось до ничтожной величины. Время сарды истекло, как, впрочем, и время китобоев из числа испанских басков. Дело в том, что в 1588 году попытка испанской армады напасть на Англию закончилась гибелью значительной части составлявших ее судов. Среди десятков кораблей, пущенных на дно залпами английских пушек и свирепыми штормами, оказалась и основная часть китобойных судов испанских басков, призванных на службу королю Филиппу и ставших жертвой его амбиций. Поражение было столь сокрушительным, что испанские баски никогда уже больше не обладали былым могуществом в Море Китов.
За разгромом армады последовал другой, еще более чувствительный удар по китобойному промыслу басков в водах Нового Света, когда в первом десятилетии XVII века в холодных водах около Шпицбергена были обнаружены ранее неизвестные фантастически богатые китами места. Это открытие положило начало новому китобойному промыслу, который скоро затмил промысел в Море Китов и навсегда покончил с вековой китобойной монополией басков.
По мере перемещения центра тяжести бойни на восток ослабевал натиск на западную популяцию сарды. Ослабевал, но не прекращался: сарду продолжали убивать французские баски и все больше рыбаков из Нормандии и Бретани, которые постепенно превращали залив Св. Лаврентия в нечто вроде французского озера. Более того, мигрирующие стада сарды стали подвергаться нападениям промысловиков из Новой Англии, разворачивающих свой собственный «прибрежный» промысел в заливе Св. Лаврентия.
Вначале их основной добычей был отта сотта, однако промысловики с побережья Новой Англии, как мы вскоре убедимся, убивали при первой возможности и более крупных и жирных сард. По мере того как в промысел сарды вовлекалось все больше жителей Новой Англии, этот кит лишался последних убежищ у побережья континента. Не исключено, что уцелевшие киты искали спасения зимой в водах, омывающих необитаемые островки и рифы Вест-Индий, и осваивали новые пути миграций с юга на север и с севера на юг подальше от берегов Северной Америки. Если и так, то все равно в этом было мало толку, поскольку китобои из Новой Англии неуклонно расширяли район своих действий. К 1720 году они уже выходили на небольших шлюпах[83] с неполной палубой за пределы видимости земли и могли оставаться в море от трех до четырех суток. Но хотя команды этих маленьких быстроходных судов убивали сард, где бы они им ни попадались, к тому времени как отта сотта, так и сарда встречались уже настолько редко, что промысловики Новой Англии были вынуждены переходить на добычу китов иного «сорта».
Баски называли его «трумпа» (“trumpa”) и ставили его на третье место в ряду четырех китов «лучшего сорта». Поколениям китобоев-янки он стал известен как “sperm” (кашалот){98}. Кашалот — это млекопитающее открытого океана, питающееся кальмарами на больших глубинах и редко приближающееся к суше. Довольно легко подпускающий к себе человека, кашалот обладает достаточно толстым слоем жира, который удерживает его на плаву после гибели и из которого можно получить ворвань посредственного качества.
Кашалот относится к зубатым китам, и у него нет того, что называется китовым усом, однако этот недостаток, по мнению китобоев, компенсируется наличием в его голове уникального вещества{99}, состоящего частично из легкого масла и частично из воска, которое какой-то невежда принял некогда за сперму — отсюда и возникло название этого кита[84]. Впрочем, как бы это вещество ни называлось, оно было и остается исключительно ценным источником сверхчистого машинного масла. Кашалот вырабатывает также еще одно ценное вещество, о котором в начале XVII века кто-то писал в несколько беспристрастной манере: «В ките такого сорта можно обнаружить и янтарный жир[85], содержащийся в его кишках и внутренностях, по форме и цвету напоминающий коровий навоз». Несмотря на непрезентабельный внешний вид, амбра оказалась столь драгоценным фармацевтическим и парфюмерным материалом, особенно в качестве основы для изготовления духов, что даже в XIX веке она ценилась буквально на вес золота.
83
Одномачтовое парусное судно. — Прим. перев.
84
Sperm (acet) whale (англ.) — кашалот. — Прим. перев.
85
Amber grease (англ.) — янтарный жир; ambergris — амбра. — Прим. перев.