Страница 42 из 137
В период между 1850 и 1885 годами через руки американских торговцев прошло более 75 000 000 бизоньих шкур. Большинство их отправлялось на восток по железным дорогам, которые, прямо или косвенно, внесли свой весомый вклад в истребление бизонов. Вильям Коди по прозвищу «Баффало-Билл», нанятый Канзасской Тихоокеанской железной дорогой в качестве охотника за мясом бизонов для снабжения им железнодорожных рабочих, прославился главным образом тем, что за восемнадцать месяцев убил 4280 бизонов.
Железнодорожные компании использовали бизонов и для развлечения своих пассажиров. Когда поезд приближался к стаду на расстояние ружейного выстрела, он замедлял ход или совсем останавливался, окна вагонов опускались и пассажиров приглашали поразвлечься, для чего йм раздавали ружья и патроны, предусмотрительно заготовленные компанией. Мужчины, да и женщины тоже, охотно пользовались этой возможностью приятного времяпрепровождения. При этом люди даже не пытались воспользоваться тушами убитых животных, разве что проводник иногда вырезал несколько языков, которыми в награду за меткую стрельбу угощались леди и джентльмены во время очередного приема пищи.
Защитники идеи уничтожения бизонов, выражая свое сожаление по поводу такого исхода, настаивают на том, что он был якобы неизбежен. Бизоны, утверждают они, должны были погибнуть, чтобы освободить землю для более полезного ее использования. Вот вам еще один пример резонерства современного человека для оправдания истребления им других видов. Недавно специалисты, занимающиеся вопросами продуктивности и пастбищного скотоводства, пришли к выводу, что продуктивность скотоводческих хозяйств на равнинах Запада не только не превышала, но даже не достигала уровня естественного воспроизводства мяса. Все, чего люди добились, уничтожив бизонов и заменив их домашним скотом, — это подмены более ценного и более стойкого дикого животного менее полезным и менее стойким домашним животным.
В любом случае бизоны были уничтожены не ради освобождения земель, пригодных для фермерских хозяйств. Этот предлог еще не был придуман во время массовой бойни. Жестокая правда заключается в том, что уничтожение одной из самых прекрасных и жизнеспособных форм животного мира на нашей планете невозможно объяснить никакими другими причинами, кроме как стремлением уничтожить индейцев Равнин и страстью к наживе… и кровопролитию.
Глава 10
Дикие кошки и собаки
Большая североамериканская кошка — желтовато-коричневая длиннохвостая пума (кугуар){70} — достигает в длину 2 метров 75 сантиметров от кончика морды до кончика хвоста и весит около ста килограммов; ее душераздирающий визг в брачный период может до смерти напугать людей неосведомленных.
До прибытия на континент европейцев пума (на Западе ее называли «горным львом», на Юге — «пумой») по сравнению с другими млекопитающими населяла обширнейшую территорию Нового Света, простирающуюся от севера Британской Колумбии и Юкона до Новой Шотландии на востоке, а в южном направлении охватывающую все Соединенные Штаты, Центральную Америку и Южную Америку до самой южной оконечности Патагонии. Ее восточная разновидность обитала также в лесах всех атлантических провинций Канады (кроме Ньюфаундленда) и юга Североамериканского континента вплоть до Мексиканского залива и Флориды.
Этих животных очень боялись в Новой Англии в прежние времена. В 1620-х гг. Хиггинсон называл их даже «львами», о которых Уильям Вуд примерно в 1634 году напишет: «Касательно львов не скажу, что мне пришлось их увидеть собственными глазами, однако люди говорят, что видели одного у Кейп-Анн не далее шести лиг от Бостона. Другие, заблудившись в лесу, также цепенели от страха, слыша ужасный рев, присущий только дьяволам или львам… Кроме того, [на этих берегах] люди из Плимута[55] прежде торговали львиными шкурами».
К 1720 году это животное уже было хорошо известно французам по рассказам индейцев. Шарлевуа описывает его под индейским наименованием “carcajou”[56]:
«Кроме индейцев, у американского лося есть и другие враги… Самый грозный из них — «каркажу», зверь типа кошки с таким длинным хвостом, что он закручивает его несколько раз вокруг своего туловища… Как только этот хищник нагоняет лося, он тотчас же прыгает ему на шею, обвивая ее своим длинным хвостом, и перегрызает яремную вену своей жертвы. У лося нет другого способа спасения, кроме как броситься в воду в момент нападения… [если это лосю удается], каркажу, который не выносит воды, тут же отпускает свою добычу… Этот зверь, не обладая острым обонянием, берет с собой на охоту трех лисиц, которых он посылает на разведку. Почуяв след лося, две из них располагаются по сторонам, а третья забегает сзади; вся троица так хорошо знает свое дело, что они заставляют испуганное животное подойти к месту, где остался каркажу, с которым они потом… делят добычу. Среди других уловок каркажу есть и такая: он взбирается на дерево и, затаившись на суку, поджидает, когда под ним появится проходящий лось, чтобы прыгнуть сверху ему на шею… В каком другом месте земного шара можем мы найти неразумных зверей, наделенных столь сильным инстинктом и старанием, как лисицы… и каркажу?»
Ссылка на предполагаемые совместные действия каркажу и лисиц, возможно, говорит о Шарлевуа как о чересчур легковерном человеке, однако известно, что лисицы постоянно питаются падалью убитых пумой животных.
Несмотря на репутацию свирепого зверя, каркажу оказался бессильным против оружия и коварства европейцев. Спасаясь бегством от преследующей его собачьей стаи или даже от одинокого пса, он нередко забирался на дерево. Оттуда его легко было свалить выстрелом даже из примитивного ружья XVII века. Профессиональные охотники на диких кошек считали его трусливым, хотя он просто старался избегать столкновений с людьми. Однако уклониться от встреч с ними оказалось невозможно, и как северо-восточные каркажу, так и юго-восточные подвергались жестокому преследованию и травле, поскольку обычно за каждое убитое животное
полагалось вознаграждение. Так продолжалось до тех пор, пока последним их прибежищем не стали огромные флоридские болота, несколько уединенных мест в Аппалачах и чащобы громадных лесных массивов полуострова Гаспе и провинции Нью-Брансуик.
Последнего каркажу в Квебеке убили близ Сореля в 1863 году, и вместе с ним ушло в прошлое даже само название животного, которое впоследствии, правда, снова появилось в северо-западных районах Канады, но так стали называть уже другого зверя — росомаху. Последняя пума в провинции Онтарио была убита в 1884 году. К концу прошлого столетия пума считалась исчезнувшей на всей восточной территории Канады и США, за исключением полуострова Флорида, где в глуши заболоченного района Эверглейдс укрылось небольшое число этих животных[57].
После второй мировой войны начали ходить странные слухи (сначала очень редкие и неопределенные, а затем буквально наводнившие почти всю восточную часть Северной Америки) о пумах, появившихся вновь на территории от Джорджии до Нью-Брансуика. Однако из сотен таких сообщений подтвердились всего четыре случая. Начиная примерно с 1950 года в восточном районе действительно были убиты четыре кугуара, но три из них, по-видимому, случайно забрели туда из флоридских болот, а четвертый оказался одичавшим полудомашним животным. Тем не менее вера в существование восточного кугуара пустила такие глубокие корни, что заставила задуматься даже скептически настроенных ученых.
С 1948 года Брюс Райт, в то время директор станции по охране диких животных в Нью-Брансуике, стал изучать сообщения о появлениях кугуаров и продолжал заниматься этим до самой своей кончины в 1975 году. За этот период он собрал триста сообщений и, как ему казалось, даже напал на след кугуара. В опубликованной в 1959 году книге он утверждал, что восточная форма «большой дикой кошки» не только сохранилась, но и насчитывает, возможно, с сотню особей, обитающих в основном в штатах Мэн и Нью-Брансуик, но также встречающихся к западу до полуострова Гаспе и к востоку до острова Кейп-Бретон.
55
Старейший (1620 г.) город Новой Англии на востоке Массачусетса. — Прим. перев.
56
На современном французском языке carcajou — американский барсук, а на английском — росомаха. — Прим. перев.
57
Флоридская пума (кугуар) представляет собой отдельную разновидность, отличную от кугуара восточных районов. Принято считать, что по состоянию на 1984 год в живых осталось не более двух-трех десятков флоридских кугуаров.