Битва

Сзади к санитарной повозке приближались артиллерийские упряжки. Взмыленные лошади тащили большие пушки, которые подскакивали и раскачивались на каждом ухабе. Орал, надсаживаясь и топорща щетинистые усы, похожие на банник, артиллерист в кивере с длиннющим красным султаном. Ездовые в синих мундирах, почерневших от грязи и пороховой гари, то и дело нахлестывали храпящих животных. Усатый артиллерист осадил свою кобылу, едва не сбив санитаров с ног.

— В сторону! Дайте дорогу!

— Еще чего! — крикнул Гро-Луи и открытой ладонью заехал лошади по ноздрям. Та возмущенно заржала и вскинулась на дыбы.

Артиллерист с трудом удержался в седле и разразился проклятиями. Его товарищи окружили Гро-Луи, но тот выхватил из-за пояса нож. В ответ усатый пушкарь вскинул к плечу карабин и прицелился.

— Ну, ладно, ладно, — примирительно сказал Гро-Луи, убирая нож на место.

Санитары столкнули свою повозку на обочину, пропуская упряжки с пушками и пустыми зарядными ящиками. На спуске колесо одного из них наскочило на камень. Повозка перевернулась. Ездовые с руганью подлезли под нее и, поднатужившись, поставили на колеса.

— Стоило ли так торопиться, — буркнул Гро-Луи.

Они начали спускаться к реке, пропуская полки, со всех сторон стекавшиеся к мосту. Гро-Луи держался следом за видавшей виды санитарной двуколкой доктора Перси. Разномастные повозки, собранные, где только можно было, сгрудились в кучу в ожидании переправы. Все они были гружены обычным военным хламом — кирасами, касками, ружьями. В ожидании дальнейших распоряжений Винсент Паради приткнулся к невысокому холмику, чтоб передохнуть, пока будут идти войска, но когда сообразил, что устроился на куче рук и ног, отрезанных доктором Перси и его помощниками, ему стало дурно. Он вскочил, как ошпаренный, и стремглав помчался к реке — его выворачивало наизнанку. Когда тошнота отступила, Винсент сорвал с дерева горсть листьев и вытер ими губы и подбородок, а чтоб отбить мерзкий кислый привкус во рту, принялся жевать горькую травинку.

Возвращаясь к санитарному обозу, Паради заметил на вершине ближайшего холма множество кавалеристов — прибыли эскадроны Бессьера. От общей массы отделился одинокий всадник и поскакал вниз. Это был Бессьер собственной персоной. Он осадил лошадь перед Массеной и, прочно сидя в седле, бросил к его ногам два австрийских знамени. Тем временем кавалерия рекой стекала с холма и направлялась к переправе. В свете факелов поблескивало оружие и позументы на потрепанной униформе — этой ночью никому и в голову не приходило приводить ее в порядок и прихорашиваться. Колонну возглавляла первая дивизия тяжелой кавалерии под командованием графа де Нансути. Его людей можно было узнать по медным гребням на касках, отделанных черным мехом. Следом ехали драгуны в белых лосинах, карабинеры в мундирах с ярко-красными отворотами...

— Ну, наконец-то! — сказал Паради, поднимая лицо к ненастному небу.

Крупные капли дождя сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее забарабанили по стальным пластинам кирас, беспорядочно сваленных в кучу.

В три часа утра резкий порыв ветра с треском распахнул ставни в спальне, и Анри тут же проснулся. Поеживаясь от холода, он натянул на уши ночной колпак, а поверх рубашки накинул шинель. Дождь за окном лил, как из ведра. Анри хотел было закрыть ставни, как вдруг услышал снаружи какой-то глухой звук и выглянул из окна. Карета полицейских по-прежнему стояла на противоположной стороне улицы, но вплотную к ней, блокировав дверцы, остановился другой экипаж, запряженный парой вымокших лошадей. Кто стрелял? А, впрочем, был ли это выстрел? Анри забыл про холод, любопытство взяло верх над мелочами жизни. С лестницы доносился топот ног, скрип дверей, шушуканье. Желание узнать, что там происходит, заставило его действовать: не зажигая огня, он торопливо оделся и по пояс высунулся из окна.

Дверцы второй кареты были открыты, и в нее садились люди. Анри показалось, что он узнал силуэт Анны, закутанной в длинный плащ с капюшоном, хрупкие фигурки ее сестер и гувернантку. Двое мужчин в широкополых шляпах, с которых струйками стекала вода, помогли им устроиться в салоне, потом один из них забрался на козлы и щелкнул кнутом. Карета вихрем сорвалась с места.

Анри бегом выскочил из комнаты и, перепрыгивая через ступеньки, слетел на первый этаж. Сначала он испугался: ему почудилось, что кто-то незнакомый следит за ним из темноты, но оказалось, что это его собственное отражение в напольном зеркале. В шинели, наспех напяленной поверх редингота, кальсонах, заправленных в сапоги, и ночном колпаке с кисточкой он выглядел более чем странно, поэтому Анри одним движением сдернул колпак с головы и сунул его в карман.

У открытой двери Анри остановился — выходить под дождь ему совсем не хотелось. По брусчатке неслись потоки воды, с крыш тоже нещадно лило. Тугие дождевые струи разбивались о мостовую на крупные брызги, и его шинель в два счета намокла чуть ли не до колен. Он представил себе солдат на равнине, разом превратившейся в болото, потом его мысли вернулись к странной сцене, свидетелем которой он стал неожиданно для себя. Анри передернул плечами, чихнул и вернулся в дом. На кухне он посмотрел на часы, позвал прислугу и, не дождавшись ответа, пошел наверх.

Двери комнат семейства Краусс оказались открытыми, постели даже не были разобраны, и это могло означать только одно: бегство Анны и ее семьи было спланировано заранее. Но куда она уехала и с кем?

С первого этажа, из прихожей, донесся топот. На лестнице послышались чьи-то голоса, тяжелые шаги и шарканье множества ног. Анри хотел было закрыться в одной из комнат, но не успел: его окружила целая толпа жандармов.

— Кто вы такой? — резко спросил бригадир в насквозь промокшем мундире.

— Тот же вопрос я хотел бы задать вам.

— О, месье хитрит!

— Оставьте в покое господина комиссара Бейля, он тут ни при чем.

По лестнице поднимался Карл Шульмейстер, и жандармы торопливо расступались, давая ему дорогу. Знаменитый шпион сбросил с плеч плащ, стряхнул его и отдал шедшему следом шпику, одному из тех, кого Анри видел возле кареты-берлины на Йордангассе. Узнал он и второго — тот прижимал к предплечью сложенный вчетверо платок. Пуля, выпущенная из окна кареты, продырявила ему редингот и слегка зацепила руку.

— Господин Шульмейстер, может быть, вы объясните мне, что здесь происходит?

— В этом доме больше никого нет?

— Пусто.

Начальник полиции отпустил жандармов и вместе с Анри прошел к нему в комнату. Один из агентов зажег свечу, а второй, с раненой рукой, плотно затворил створки распахнутого настежь окна.

— Мадемуазель Краусс отправилась к своему любовнику, месье Бейль.

— Лежону?

— К другому полковнику.

— Перигору? Я в это не верю!

— Я тоже.

— Тогда к кому же, черт побери!

— Это австрийский офицер, месье Бейль, что-то вроде фельдмаршала у князя Гогенцоллерна.

Анри рухнул на единственный стул в комнате, несколько раз чихнул и изумленно замер, вытаращив глаза, слезящиеся от температуры.

— Вы ничего не видели?

— Ничего, месье Шульмейстер.

— Вы никогда ничего не видите, я знаю...

— Кто увез Анну?

— Они называют себя партизанами. Это такие же смутьяны и бунтовщики, как месье Стапс. Что это?

— Колокола Святого Стефана, — ответил Анри, шмыгнув носом.

— Похоже, бьют в набат... Вы позволите? — Шульмейстер указал на окно.

— Я все равно болен, — махнул рукой Анри. — Открывайте, открывайте...

Он звучно высморкался, так что задребезжали стекла в рамах. Венские колокола звонили вовсю; набат набирал силу, перекидывался от одной церкви к другой, вышел за пределы городских укреплений и слился с колокольным звоном в пригородах и близлежащих деревнях. Несмотря на проливной дождь, люди с криками выбегали на улицы.

— Что кричат эти венцы, месье Шульмейстер?

— Они кричат «Мы победили», месье Бейль.

— Кто это, мы?