Битва

Это сражение еще не имело названия. На протяжении целой недели каждый солдат представлял его в своем воображении, боялся его, думал о нем, но реально оно началось только сейчас.

В три часа пополудни жители Вены услышали канонаду. Самые любопытные толпами устремились к наиболее высоким точкам города, чтобы понаблюдать за сражением. Они забирались на крыши домов, колокольни, зубцы старых городских стен, бранились за лучшие места, словно в театре. Несмотря на колющую боль, Анри Бейль в сопровождении доктора Карино, поддавшегося на уговоры и разрешившего своему пациенту выйти на свежий воздух, устроился на одном из бастионов, откуда открывался вид на изгибы Дуная и обширную зеленую равнину. Его потащили туда сестры Краусс, и — какое счастье! — раздражавший Анри господин Стапс не пошел с ними. Батальоны, маршировавшие далеко на Мархфельдской равнине, с бастиона казались игрушечными и безобидными, а пушечный дым напоминал клочки ваты. У Анри возникло ощущение, будто он находится в театральной ложе, и оттого молодой человек испытывал чувство неловкости. Над крышами подвергшегося бомбардировке Асперна трепетали рыжие языки пламени, но это зрелище вовсе не радовало глаз. Поджав губы, Анна слегка дрожала, словно ей было холодно, и куталась в большую египетскую шаль. Несомненно, она опасалась за жизнь Луи-Франсуа, и Анри, позабыв о ревности, искренне восхищался ею: она являла собой образ безграничной скорби и бессилия перед обстоятельствами.

Продавец оптики из старого города выдавал желающим подзорные трубы напрокат и строго контролировал время пользования по своим карманным часам. Через доктора Карино Анри попросил один прибор для себя, но у предприимчивого дельца свободных зрительных труб уже не осталось, однако он сказал, что у полного господина, что стоит слева от него, время проката скоро заканчивается, а два флорина — сущая мелочь за такое редкостное зрелище. Наконец, Анри получил свою подзорную трубу и навел ее на Асперн, где уже вовсю полыхало крытое гумно. Рядом горел жилой дом, в небо поднимался столб черного дыма, крыша вот-вот должна была рухнуть, но на кого? Потом Бейль повернулся в сторону моста, где суетились люди-муравьи. Прошел слушок, будто бы император приказал разрушить переправу, чтобы отрезать путь к отступлению и заставить своих солдат драться до победного конца, но Анри этому не поверил. Анна с печальной улыбкой протянула руку, и Анри передал ей подзорную трубу. Девушка с волнением приникла к ней глазом, но на таком расстоянии даже с помощью оптического прибора можно было различить только движения, но никак не фигуры, и уж тем более лица знакомых людей. Торгаш запротестовал: клиенты не имели права передавать подзорные трубы третьим лицам, и потребовал заплатить ему еще два флорина. Когда доктор Карино перевел его требования, Анри в упор взглянул на делягу и рявкнул «нет!», отчего тот попятился. В этот момент женский голос позвал:

— Анри!

Бейль чертыхнулся сквозь зубы. Это была Валентина. Она объявилась на крепостных стенах в компании с актерами, готовившими к показу венский вариант мольеровского «Дона Жуана», с одной целью — покрасоваться перед будущей публикой. Все выглядели чрезвычайно элегантно: женщины в перкалевых туниках, мужчины в зауженных сюртуках и панталонах из панбархата, заправленных в сапоги с желтыми отворотами. Вся компания была при театральных лорнетах и по-своему комментировала сражение, происходившее, по их мнению, слишком далеко. В их представлении это был «Граф Вальтрон»[68].

— Скажи своим друзьям, что они могут пойти поближе к ядрам, — сказал Анри Валентине.

— Ты все так же любезен! — с досадой ответила она.

— Внизу они увидят настоящие трупы, настоящую кровь и, кто знает, может быть, им повезет получить горящей балкой по голове.

— Это не смешно, Анри!

— Да, ты права, это не смешно, потому что у меня нет повода для веселья.

Он отвернулся и поискал глазами Анну, но на бастионе ее не было. Доктор Карино сказал, что она ушла со своими сестрами, и добавил: «Было бы неплохо и вам последовать их примеру, милейший. Видели бы вы себя... У вас сильный жар, я советую вам лечь в постель и принять лекарство...»

Анри ушел, даже не попрощавшись с Валентиной, а ее приятели продолжали разглагольствовать о качестве пожаров, разгоравшихся в Асперне. По их мнению, они выглядели менее реалистичными по сравнению с бурей из «Волшебной флейты» — оперы на либретто знаменитого Шиканедера[69], которую они смотрели в летнем театре.

Опустошительный огонь артиллеристов Массены вызвал смятение в передовых рядах австрийцев. После непродолжительной заминки они отошли для перегруппировки, и в дело вступила артиллерия эрцгерцога. Сначала загорелось деревянное гумно, потом под непрерывным огнем двух сотен орудий стали рушиться крыши домов. Пожары вспыхивали по всей деревне, но ни времени, ни средств на их тушение не было. Появились первые мертвые. Раненые горели, как факелы, и напрасно катались по земле, пытаясь сбить жадное пламя. Позиции вольтижеров, прикрывавших левый фланг боевых порядков французов, находились в отдалении от деревни, но солдаты чувствовали жаркое дыхание пожара. Легкий ветерок сносил в их сторону густой черный дым, от которого першило в горле, и разбирал кашель; на рукава и плечи садились жгучие искры, и солдаты торопливо стряхивали их с себя. Вольтижер Ронделе сплюнул под ноги и неудачно пошутил:

— Еще не стало горячо, а мы уже поджарились.

Паради поморщился и лишь крепче сжал в руках ружье. Батальоны генерала Молитора остались на своих позициях. После короткой перестрелки, обошедшейся без потерь, солдаты расслабились, и их ровные цепи рассыпались. Ротный вложил саблю в ножны, но из-за пояса вытащил пару пистолетов. Унтер Руссильон спокойно поднимал роту:

— Так, ребятки, идем зачищать территорию! Рассыпались веером! Переходим в атаку.

— А что или кого атакуем? — осмелился спросить Паради.

— На подступах к Асперну собирается австрийская пехота, — объяснил капитан. — Нужно ударить им в тыл.

Офицер с задумчивым видом взвел курки обоих пистолетов и широкими шагами двинулся вперед, оставляя за собой дорожку в высокой траве. Три тысячи человек, растянувшихся в длинные шеренги, двинулись вверх по пологому береговому склону. Они были начеку, но гул близкого пожара, гром орудий и грохот рушащихся стен заглушали все прочие звуки, поэтому фланговую атаку эскадрона австрийских гусар, скакавших крупной рысью, французы заметили не сразу. Гусары в зеленых мундирах мчались прямо на них, вытянув вперед сабли, повернутые изгибом вверх, чтобы лучше разить пехотинцев, буквально пришпиливая их к земле.

А она дрожала под копытами лошадей; в боевой клич гусар вплелся звонкий голос трубы. Паради и его товарищи, захваченные врасплох, развернулись в сторону атакующих и инстинктивно вскинули ружья. Капитан одновременно разрядил оба пистолета, отбросил их в сторону и выхватил из ножен саблю. В свою очередь, вольтижеры, не целясь, открыли беспорядочный огонь на уровне лошадиных шей. В накатывавшейся лавине Паради вдруг отчетливо увидел вздыбившуюся лошадь, ее всадник свалился под копыта соседнего животного, и оно едва удержалось на ногах; другой австриец получил пулю в лоб, но его скакун продолжал свой неудержимый бег, неся в седле откинувшееся назад бездыханное тело. Времени на перезарядку не было. Паради упер приклад в рыхлую землю и, низко опустив голову и плечи, обеими руками вцепился в ружье, словно в рогатину. Рядом он чувствовал плечи боевых товарищей; плотно сомкнутый строй ощетинился сверкающими штыками. Винсент закрыл глаза. И тут же последовал удар. Головные лошади напоролись на поднятые штыки, но при этом сбили людей с ног. Полуоглушенный, Паради лежал в траве, свернувшись в клубок и не чувствуя рук. С онемевших пальцев капала горячая липкая жидкость. «Я ранен», — с ужасом подумал он, потом поднялся на руках и огляделся — вокруг вперемежку лежали тела вольтижеров и гусар. Винсент потряс за плечо ближайшего солдата, перевернул его на спину и отшатнулся, увидев белки закаченных глаз. Рядом сучила ногами издыхавшая лошадь: кишки вывалились из ее распоротого брюха и парили под ярким солнцем. «Поди разберись тут, что к чему, — подумал Паради. — Неужто я умер? Кровь? Нет, не моя. Лошади? Или этого бедолаги, имени которого я даже не знаю?»

68

«Граф Вальтрон, или субординация» — трагедия в пяти актах Хайнриха Фердинанда Мюллера (1870 г.) — пьеса с использованием крупных механизированных декораций, толпами костюмированных статистов и кавалеристами, скачущими чуть ли не по головам зрителей.

69

Эмануэль Шиканедер (1751-1812) — немецкий импресарио, драматург, либреттист, певец (баритон), актер. Наиболее известен как либреттист оперы «Волшебная флейта» В. А. Моцарта.