Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 27

Инструкторская работа имела еще одну приятную сторону: я встречался со множеством интереснейших людей. Одним из них был человек, сыгравший в моей жизни весьма важную роль. Это был Игорь Евгеньевич Тамм – один из самых крупных наших физиков, человек огромного обаяния и доброты.

В конце тридцатых годов я в течение месяца был в школе инструкторов, как мы ее громко называли. Домбайская поляна была тогда еще первозданна и прекрасна. Единственным строением был дом, выстроенный комиссией содействия ученым (КСУ), и мы его называли «ксучим домом». Это было красивое деревянное двухэтажное здание. А на другом берегу реки, прямо около начала подъема на Ишачий перевал, как тогда мы называли начало тропы на перевал Птыш, нашим университетским спортивным обществом (тогда оно носило гордое название «Наука») был разбит небольшой лагерь на десяток палаток. Там готовили будущих инструкторов альпинизма. Моим главным учителем был австриец Франц Бергер, высланный из Австрии как активный участник выступлений Шуцбунда – рабочей коммунистической организации. Он был профессиональным альпинистом и дал нам неплохое понимание современной техники альпинизма, о которой мы имели весьма смутное представление.

После окончания этой школы я получил приглашение поработать в лагере Алибек в качестве стажера. Мне доверили небольшую группу приехавших ученых. Я должен был их «пасти»: взяв на всякий случай веревку и ледоруб, сопровождать их на прогулках и не мешать в высоконаучных разговорах, которые они вели между собой. Вот тут-то и произошло мое знакомство с Игорем Евгеньевичем. Но сначала одно пояснение.

Курс теории электричества в МГУ нам читал профессор Беликов. Я не знаю, каким он был физиком, но читал лекции с удивительным занудством. А для подготовки к экзаменам рекомендовал нам книгу Эйхенвальда, добавив при этом: настоящая физика, никакой математики. Для меня «барьер Эйхенвальда» оказался непреодолимым: сплошной набор отдельных примеров, не объединенных никакой общей руководящей идеей. И я провалился на экзамене. После чего уехал в горы с «хвостом» и с книгой «Теория электричества», которую написал восходящая звезда советской физики профессор И. Е. Тамм. И вот этот самый Игорь Евгеньевич оказался в группе, которую мне поручили «пасти». Но о том, что в группе как раз и находится автор книги, которую мне предстоит изучить, я не имел представления.

Обязанностей у меня было немного, мои подопечные ходили сами по себе, мало обращая на меня внимания, и я начал готовиться к переэкзаменовке. Сидя однажды на камушке около своей палатки, я читал учебник Тамма и делал какие-то выписки. Неожиданно за спиной услышал негромкий голос: «А ведь забавно, когда мой инструктор меня читает». Я вскочил. Передо мной стоял невысокий человек, который во время прогулок пугал меня своей активностью, бесстрашием или, вернее, непониманием опасностей. Он курил и улыбался. «Меня, Никита, зовут Игорь Евгеньевич, я и есть автор этой книги. Зачем здесь, в горах, вы читаете эту ерунду?»

Я ему покаялся в своих грехах, к которым он отнесся весьма снисходительно. Два или три раза Игорь Евгеньевич заговаривал со мной, спрашивал, как читается его книга. Но я стеснялся с ним разговаривать.

В начале сентября в деканате я получил направление на сдачу экзамена… профессору Тамму. Придя на кафедру физики, я сразу начал с того, что попал к нему чисто случайно. «Ей богу, это – чистая случайность», – конец фразы я запомнил. «Вот сейчас и проверим», – сказал Игорь Евгеньевич и попросил какого-то молодого человека в очках, которого звали Мишей, меня проэкзаменовать. После чего сам куда-то надолго ушел. С Мишей я разделался довольно быстро, и мы стали ждать профессора. Он пришел часа через два. Мой экзаменатор сказал, что никаких претензий ко мне не имеет. Игорь Евгеньевич задал мне еще пару простых вопросов общего характера и спросил: «Ну как, Миша, поставим этому альпинисту пятерку?»

Идея была Мишей поддержана, и «хвост» был благополучно отрублен. Более того, Тамм посоветовал прослушать некоторые его курсы и ходить на его семинар.

Я это старался делать. Во всяком случае, я прослушал его курс по теории относительности. Он произвел на меня большое впечатление. Я записал его полностью и очень тщательно. Может быть, это был единственный университетский курс, конспект по которому у меня был. Лет через двенадцать он мне очень пригодился.





На следующий год я встретил Тамма в районе Тиберды. Он был вместе со своими детьми – мальчиком и девочкой. Мальчик Женя сделался впоследствии знаменитым альпинистом, руководителем нашей первой гималайской экспедиции на Эверест. Но уже тогда он был не Женей, а Евгением Игоревичем Таммом.

В пятидесятые годы мы неоднократно встречались с Таммом в горах и вели уже настоящие научные беседы. Еще в Ростовском университете я задумал прочесть все, что относится к механике в университетской программе (раздел механики в курсе общей физики, теоретическую механику и специальный принцип относительности), как единый курс механики. Я полагал, что такой курс должен читать один профессор, который обязан соединить в единое целое мировоззренческие, экспериментальные и математические аспекты того, что принято относить к механике. Такой курс был мной прочитан дважды, и я получил от сделанной работы огромное удовлетворение. Мне было важно рассказать об этом опыте. Тамму он был тоже интересен, и мы с ним много раз его обсуждали.

Года через два или три уже в Физико-техническом институте, я сделал попытку прочесть единый курс механики сплошных сред, включая гидродинамику, теорию упругости и магнитную гидродинамику. И тоже советовался с Игорем Евгеньевичем. Он горячо поддержал эту идею, и я с его благословения несколько лет читал в МФТИ подобный курс. Очень важно, чтобы его читал один профессор. Только тогда достигается эффект системности, и можно последовательно провести свою точку зрения на предмет. К сожалению, после того как я прекратил читать курс механики сплошных сред, в МФТИ не нашлось человека, который взялся бы прочесть его целиком. Член-корреспондент Соколовский и профессор Войт, которым было поручено его читать, снова разделили этот курс на три части.

Таким образом, альпинизм свел меня с человеком, оказавшим большое влияние на формирование моего мировоззрения. Прежде всего, его лекции – их настрой, их ориентация – были так непохожи на то, что читали нам другие профессора физики. То, что он рассказывал и как он это рассказывал, было близко к моему восприятию математика, и я, если так можно выразиться, слушал его «взахлеб». А когда я сам уже стал профессором, то советы И. Е. Тамма помогли мне утвердиться в моем собственном понимании фундаментальности обучения.

Как-то на заседании методической комиссии МФТИ, после одного из моих выступлений, профессор Рытов бросил мне упрек: вы учите не физике, а моделям физики. Я с этим согласился и сказал, что это мой принцип: в основе физического (и любого другого) образования должна лежать некоторая система мышления. Ничего другого, по своей целостности и логике сравнимого с системой моделей физики, человечество еще не придумало. Владея такой системой, чувствуя ее, человек гораздо легче усваивает конкретные факты, чего добивается обычная традиция обучения физики. Поэтому системе «моделей физики» надо учить не только теоретиков, но и экспериментаторов. Игорь Евгеньевич утвердил меня в этих суждениях. А также и в моем представлении о Нильсе Боре как о величайшем мыслителе XX века. Шестидесятые годы были основой моей последующей деятельности методологического характера, которой я придаю особое значение, и И. Е. Тамм был одним из двух людей, разговоры с которыми позволили мне определить свою собственную «парадигму».

Вот почему рассказ об альпинизме здесь занял столько места.

В 1960 году я прекратил свое занятие спортивным альпинизмом. Для этого была причина. Я чуть было не сорвался на относительно легком участке. Это случилось во время восхождения по стене на Караташ – невысокую скальную вершину в ущелье Актру на Алтае. Степень трудности невысокая, 4-А, и то за счет первых двухсот метров довольно крутой стены. Ее-то я прошел без всяких особых трудностей. А дальше начиналось лазанье по довольно пологим скалам, похожим на бараньи лбы, трудности не выше третьей. Мой напарник крикнул мне снизу: «Забей крюк!» Я в этот момент шел первым. Я этого не сделал, думая, что у меня хватит сил на последние два-три метра. Мне их хватило, но на последнем пределе. Я побледнел и долго не мог прийти в себя.