Страница 22 из 31
Вряд ли какая-либо женщина, тем более журналист, да еще знающая наверняка о симпатии к ней со стороны руководителя государства, сомневается в том, что ей удастся склонить мужчину к своей точке зрения. А когда беседуешь с лидером великой страны, то, что бы ты о нем ни думал, испытываешь волнение, ведь от тебя сейчас зависит все, ты можешь изменить ход конфликта, а может быть, и всей современной российской истории. У тебя сорок минут – ты и он, причем тебя любят миллионы, ты лучший интервьюер, и сейчас ты можешь в результате беседы все изменить. Уровень ответственности феноменальный. Шанс – гигантский, и расплата за поражение страшная. В первую очередь потеря уверенности в себе, ты не смог его расположить к себе и объяснить свою правоту. Бесполезно, больше нет никаких шансов, даже теоретических, все – конец главы, жирная точка, и апеллировать не к кому. У тебя был шанс, и ты его упустил.
Очевидно, что человеческая психика, особенно творческого индивидуума, не может смириться с тем, что это ты сплоховал, и подсовывает удобные ответы, что просто твой собеседник исчадие ада. Но эта метода замечательно работает в случае Виктора Шендеровича, но неприменима к Светлане Иннокентиевне. Ведь она чувствовала искреннюю доброжелательность и расположенность президента к себе лично, отчего удар и оказался столь сокрушительным.
Многозначительная неспешность Киселева и сатирический задор Шендеровича оказались неуместны в жесткой фактологической беседе, где эмоциям были противопоставлены цифры, а услышать доводы противоположной стороны многие не могли.
Большинство журналистов пришли убеждать, а не быть убежденными, тем более человеком, который для них ни в коей мере не являлся авторитетом ни в какой области. У них не могло быть уважения ни к нему лично, ни к посту, который он занимал.
Ведь именно они знали истинную цену государственных постов и общественного признания. Причем цену в том числе и в условных единицах.
В журналистике вполне обычным процессом является деформация сознания. Окружающие тебя люди, как правило, с восторгом относятся к твоей деятельности, бытовые проблемы уходят на второй план, гаишники и чиновники пытаются пойти навстречу и в большом и в малом. Ты начинаешь осознавать свою исключительность, в России ведь законы написаны для остальных, а ты сверху наблюдаешь за происходящим, вмешиваясь и расставляя все в нужном порядке. С течением времени ты обрастаешь списком телефонов правильных людей и понимаешь, когда и кем надо воспользоваться для решения вопросов. Ну и конечно, у тебя не возникает ни малейшего сомнения в том, что весь мир, то есть все прогрессивное человечество ловит каждый твой вздох с экрана.
Общее заболевание выглядит довольно мило в своих маленьких частных проявлениях.
На радиостанцию "Серебряный дождь", где к этому времени я уже пару лет проработал утренним ведущим, пришел стажироваться ночной диджей. Мы пересекались на пару минут, и где-то на третий раз он посмотрел на меня многозначительно и сказал: "Знаете, Владимир, вот еду в метро с радиостанции и чувствую, люди меня узнают". Разубеждать его смысла не было. Похожая история случилась и с Оскаром Кучерой еще до его телевизионных появлений. Как-то раз он приехал жутко возмущенный поведением сотрудников ГАИ:
– Они меня специально мучили, потому что я на «Дожде» работаю.
– А как они об этом узнали, у тебя ведь в правах не твой псевдоним, а настоящие имя и фамилия.
– А я им сам сказал, думал, что отпустят.
Когда заболевание прогрессирует, то умиление исчезает, и печально смотреть, как очень талантливые люди уже не работают для зрителя. Они – вершители судеб, сначала работающие для целевой аудитории вершителей судеб страны, а потом уже и вовсе для одного зрителя. И с ним идет бесконечная дискуссия, чем-то напоминающая бой с тенью, только вот фантазия боксеров не столь богата, как у Виктора Шендеровича.
Замечательный, талантливый, легкий, остроумный человек с течением времени превратился в одержимого зануду: "Ты видел, как я ему вставил, вот он-то злится…" Абсолютно бессмысленно допускать мысль о том, что президент не увидел или не обратил внимания. Конечно увидел, ему записали, смотрел сто раз, рыдал, злился, топал ногами, а потом вызвал церберов и приказал им сделать все, чтобы нашли Шендеровича и наказали, ведь именно он главный обличитель.
Падение рейтингов воспринимается как откровенные происки властей, и цифрам этим не верят. Профессиональность и здравость в оценках заменяется у них убежденностью в том, что остро и против Путина – это автоматически означает талантливо, интересно и рейтингово.
Даже Хрюн со Степаном уверены, что их трагическая судьба никак не связана с тем, что их перестали смотреть, потому что шутки стали скучными. Причем я говорил с ребятами, знаю их много лет, и они жаловались, что лучшие шутки вырезают, а под лучшими понимались острые. Задавать вопрос, а зачем же они это позволяют, бессмысленно, тут же начинается песня о куске хлеба.
Политизированность журналистики и политики порождает удивительных персонажей.
Самый яркий из непримиримых – это, конечно, Валерия Ильинична Новодворская. Я отношусь к Лерочке с глубочайшим уважением, она всей своей жизнью доказала свое право на собственную позицию. К сожалению, изменилось время, к ярким трибунам, призывающим к ценностям диссидентства начала 80-х, уже относятся как к анахронизму, а своей изощренной высококультурной литературной речью она отдаляется от аудитории «Аншлага», столь активно участвующего в избирательном процессе. Валерия Ильинична и осколки демократической журналистики во время второго срока Путина оказались удивительным образом по одну сторону баррикад. Но если у госпожи Новодворской это было связано с феноменальной политической близорукостью, то у журналистов – с открывшимися источниками финансирования и личной обидой на невостребованность со стороны власти.
Я очень часто беседовал с Валерией Новодворской. Представительница древнего боярского рода, она воспринимается своими ненавистниками еврейкой, должно быть, потому, что в обыденном сознании еврей – всегда бунтарь. А Лерочка ультрареволюционер. Если во время телефонной беседы вдруг прерывается связь, то Новодворская всегда будет убеждена, что гэбэульники прервали разговор, но не поверит, что всего лишь в телефоне села батарейка.