Олимпиада

Закусив губу и развеяв воспоминания перед глазами, я поднялась со своего места и направилась на кухню, не глядя по сторонам. Поэтому, когда зашла на кухню и спокойно поставила магический чайник, я даже не ожидала увидеть никого за столом, потому что знала — народ пошел купаться. Поскольку это дело я не особо любила, а шутливые угрозы Сириуса о том, что я непременно «пойду ко дну», не особо успокаивали мои чувства и не внушали никакой надежды. Когда чайник закипел, и я спокойно стала наливать воду в кружку, голос Джеймса обухом огрел меня по голове.

— Привет, Лили, — я замерла, так и не поставив чайник на стол, не смея даже повернуться. — Ты сейчас обожжёшься, — предусмотрительно тихо проговорил Джеймс, аккуратно выхватив из моих рук электрический прибор и поставив его на столешницу.

Я повернулась и бросила на него испуганный взгляд, чувствуя себя мышкой, загнанной в клетку, и удивилась спокойствию его лица. Он смотрел на меня в ответ, слегка улыбаясь, будто бы мое смятение нравилось ему до колик. Нахмурившись, я взяла чашку с малиновым чаем и демонстративно не стала уходить, лишь отвернувшись от него и посмотрев в окно. Пускай не думает, что после всего вот так вот просто может застать меня врасплох, что имеет надо мной хоть какую-то власть. И плевать, что мне хотелось прямо сейчас рассказать ему о своих чувствах, плевать, что сердце готовилось переломать ребра — плевать. Я не хочу тонуть в человеке, который выбросит меня из своей жизни при первой возможности.

Я старательно фокусировала взгляд на оконной раме, попивая чай небольшими глотками, а потом просто взяла и посмотрела на Джеймса в упор, не моргая.

— А почему ты не пошёл со всеми?

— Не счел нужным.

— Да, а может ты просто хотел поговорить со мной наедине, поэтому и остался?

Поттер усмехнулся, подойдя ко мне чуть ближе, заглядывая в мои глаза. Судя по его выражению лица, ему определенно нравилась моя решительность, и он прибывал в ожидании мои дальнейших действий. Не знаю, каким образом я оставалась спокойной, почему мой голос не скакал на октавах, и каким образом я могла смотреть ему в ответ так упрямо и пристально.

— Джеймс, — наконец сказала я, отставив кружку, и пристально взглянув на него. — Я хотела извиниться перед тобой. Мне не стоило так относиться к тебе, и я правда сожалею, что все это время вела себя как упрямая истеричка.

Поттер кивнул головой, будто бы этот знак должен мне что-то показать и, бросив на меня немного унылый взгляд, вышел в соседнюю комнату и склонился над какой-то измятой тетрадкой. Сожаление заполнило каждый миллиметр моего сердца, и я закусила губу, чтобы не вздохнуть. Как мне хотелось рассказать ему о своих чувствах, о всём том, что внутри разъедает внутренности. Но слова так и не сорвались с уст, а истлели где-то на полпути, омертвляя собой и всю мою решительность.

Так и просидели мы последующие два часа, порознь, но и несравненно близко. Джеймс что-то усиленно выискивал в своей тетради, а я медленными глотками пила чай кружкой за кружкой. Говорить нам было не о чем, да и Джеймс явно был не в настроении, шипя и проклиная что-то полушепотом. Когда вернулись девчонки, Слизеринцы и Сириус, мы уже сидели вместе на одном диване, не двигаясь и не издавая и звука, усиленно делая вид, будто бы нам обоим безразлично общество друг друга. И все это выглядело так убого и странно, что Коул, заметив нас, надменно поднял бровь но, запустив руки в карманы джинсов, прошел мимо. Люис же выглядел настолько потерянным, что не заметил меня с первого взгляда. Это и насторожило меня, заставив страх пройтись по коже. Я внимательно наблюдала за Лунном и в конце концов, вглядываясь в его лицо, поняла — что-то произошло.

— Сегодня было так весело, Лили! — проговорила Кристина, подойдя ко мне и Джеймсу. Поттер тяжело вздохнул, отвернувшись, а я мечтала поскорее оказаться возле Слизеринцев. — Скажи, отчего же ты не купаешься? Не умеешь?

Я бросила на Мерс холодный взгляд, пытаясь успокоить внутри ярое желание просто выбежать из комнаты и найти чёртова Лунна, чтобы узнать, как там Харли.

— Или ты стесняешься себя? — подала голос Маргарет, отчего я резко вздрогнула. Что, простите? Я посмотрела на Саймон долгим и холодным взглядом, пытаясь вложить в него всё своё презрение, но сладкая улыбка на глазах девушки говорила, что ничего у меня не вышло. — О, кажется, я попала в цель!

— Не мели чушь, — я развернулась на сто восемьдесят градусов и удивленно посмотрела на Поттера. Джеймс устало потирал веки и не смотрел ни на кого. — Она не купается, потому что не любит большое скопление людей в воде, да и к тому же Сириус тоже приложил к этому факту руку.

Откуда он мог знать это, я не понимала. Видимо, Джеймс оказался намного наблюдательней, чем казалось на первый взгляд. Так, значит, выходит, что всё это время он не обращал внимание на Кристиан, а всегда исподтишка поглядывал на меня. Я победно улыбнулась, бросив взгляд на поникшую Мерс и пошла в сторону мужских спален, придумывая, что бы можно было сказать в свое оправдание. Правда, когда я уже стояла у деревянной двери, вся решительность куда-то испарилась, а смятение накрыло меня с головой. Что если они не хотят со мной разговаривать? Или за это время произошло что-то настолько серьезное, что им не до меня? Я мялась у входа, бросая мимолетные взгляды, боясь, что Джеймс может заметить меня, и тогда всё наше более-менее приемлемое общение падёт в лету.

Я гипнотизировала дверь, надеясь, что она каким-то чудом откроется, а моя решительность превращалась в пепел на глазах. Я тяжело вздыхала, отсчитывая минуты своего бездействия и хотела незамедлительно уйти, но странный страх за Харли заставлял меня стоять здесь и ожидать непонятно что. И поэтому, наверное, где-то на сто восьмидесятой секунде моего ступора, дверь резко открылась и я нос к носу столкнулась с Люисом. Парень хмуро оглядел меня со всех сторон и молчаливо попыталась обойти, но я уверенно перегородила ему вход.

— Почему ты такой хмурый? Что случилось? — не унималась я, перекрыв ему путь своей рукой. Лунн чертыхнулся полушепотом и грозно поглядел на меня, сверкая своими зелеными глазами.

— Мерлин, Эванс, ты можешь хоть иногда не совать свой нос в чужие дела? Неужели так не ясно, что тебе не рады или ты понимаешь только напрямую? — Люис обессиленно взмахнул рукой, а я почувствовала, как сердце внутри сильно-сильно бьётся. Его слова были настолько обидными и одновременно правдивыми, что мне захотелось, невыносимо сильно захотелось накричать на него. Я резко отошла от него, пытаясь передать всем своим существом обиду и негодование.

— А чем ты лучше меня Люис? Сначала втаскиваешь в это дело, прося о помощи, а потом пытаешься огородить Вайт от общения со мной, — я скривилась на секунду, вспоминая наше взаимодействие всё это время. Во мне в момент вспыхнула вся обида на него, потому что я действительно не понимала, чем же так не угодила ему. — Почему ты меня так ненавидишь, даже после того, как я помогла тебе, хоть и не должна была? Если ты не заморачиваешься над чистотой кровью, то чем же я так плоха?

Люис расхохотался. Так горько, что мурашки прошлись по моим рукам. Было уже плевать, заметят нас или нет, услышат или вмешаются. Я стояла и просто падала в пропасть, которую вырыла сама, наблюдая за тем, как Слизеренец почти захлебывается от своих эмоций. Лунн откашлялся, а потом подошел ко мне чуть ближе, так, чтобы я видела только его глаза и медленно проговорил.

— Мерлин, люди, почему вы всегда думаете, что проблема в вас? — он внимательно вглядывался в мой пустой взгляд, а я ощущала себя настолько глупой сейчас, что хотелось провалиться сквозь землю. — Нет, Эванс, проблема не в тебе, а в нас. Ты ещё не поняла, в какое дерьмо вляпалась? Нет? Тогда я тебе расскажу, а потом, когда, наконец, поймешь, какая ты неимоверная идиотка, запомни — пути назад уже не будет.

Он резко схватил меня за руку, и не успела я опомниться, как Люис, громко хлопнув дверью, завел меня в свою комнату. Лунн отпустил мою руку, заставив тем самым сесть на кровать и начал перерывать ящики стола в поисках чего-то. Изорванные и покрытые пятнами письма падали к моим ногам, как пыль, пока Люис метался в агонии. Следом за исписанными конвертами падали черно-белые колдографии, местами тоже чуть помятые и изорванные, а потом он достал большой снимок, сделанный, наверное, лет двенадцать назад в каком-нибудь богатом доме, откуда на меня смотрели маленькие дети.