Волчья стая

– Назад! – Эмиль подтолкнул Нику и первым кинулся в лес, свернул влево, по широкой дуге обходя прогалину с грузовиками.

Ника кинулась следом, не рассуждая. Пришлось и Вадиму рысью припустить следом. Когда отбежали метров на триста, Ника на бегу удивленно спросила:

– А почему бежим?

– Ты же видела, – пропыхтел Эмиль, подхватывая ее, чтобы не запнулась о корневище. – Лупят на малейшее шевеление. А мы все в армейском. Может, и успеют рассмотреть, что взяли на мушку вовсе не того салажонка, но что-то меня не тянет экспериментировать. Продырявят сгоряча без всякой пользы для бизнеса и всего прогрессивного человечества, потом с того света уже ничего не объяснишь. Ну, может, и объяснишь через спиритическое блюдечко, только какой толк?

– Нет, серьезно?

– Малыш, тут не красивый город Шантарск. И ты не в импортном платьице плывешь по проспекту. Жизнь вокруг незамысловатая и суровая… Очень похоже, этот сопляк успел натворить дел. И есть уже командочка – хоть живым, хоть мертвым… А живым его брать никому не интересно, благо закон за охотников.

– Подожди-подожди… Это, значит, и нас могут принять черт знает за кого… Не только эти, но и другие…

– Умница, – вяло усмехнулся Эмиль. – «Принца и нищего» помнишь? Вот и мы примерно в таком положении – то ли бичи, то ли вообще непонятно кто. На положении, пардон, быдла. Ты это учитывай и не спеши первому встречному бросаться на шею с радостным визгом. И уж тем более великосветские ухватки оставь на потом. Нам еще долго доказывать, что мы – это мы…

– Ужас какой, – искренне сказала Ника.

Глава третья

Цивилизация

Шагавший впереди Эмиль вдруг остановился, внимательно, сторожко огляделся. Шумно, с облегчением выдохнул, вытащил из нагрудного кармана сигареты и обернулся к Нике, улыбаясь во весь рот:

– Поздравляю, малыш. Цивилизация замаячила.

На взгляд Вадима, признаков цивилизации вокруг было самую малость поменьше, чем на поверхности Луны – там как-никак попадаются всевозможные посадочные ступени, отслужившие свое луноходы и всякие спутники, да вдобавок отпечатки американских космических ботинок. Здесь же в пределах видимости не имелось и ржавой гаечки – сплошная первозданная природа, успевшая уже осточертеть…

Точно так же и Ника удивленно завертела головой:

– Какая цивилизация?

Хмыкнув с видом нескрываемого превосходства, Эмиль сделал пару шагов, вошел в невысокие заросли какой-то светло-желтой травы, пошевелил ладонью верхушки:

– А вот, малыш. Сие называется – пшеница.

Ника с сомнением оглядела заросли травы. Вадим полностью разделял ее недоумение: по его смутным впечатлениям, основанным на случайно увиденной кинохронике, полотнам Левитана и Шишкина, а также кадрам из кинофильмов о тружениках села, настоящая пшеница должна была золотиться, расти густо, колосок к колоску, и колоски повинны быть большущие, однотипные, толстые. Здесь же не было ничего даже отдаленно похожего: чахлые стебельки росли вразнобой, ничего похожего на пресловутую золотую ниву, вовсе они не золотистые, бледные какие-то, смахивающие цветом на выцветшую под дождем пачку «Кэмела», враскосяк стоят, одни гнутся к земле, другие вовсе полегли, колосья при вдумчивом рассмотрении удается узреть, но они какие-то хилые, меленькие…

– Самая настоящая пшеница, – сказал Нике Эмиль, сорвал один колосок, потер в ладонях. – Такая она в наших широтах и бывает. Настоящая. Не штат Айдахо, вообще-то. И не Кубань… Вот из этого и делают булочки, малыш.

– Надо же… – Ника, глядя по сторонам с неподдельным интересом, пригнула несколько колосьев. – Интересно как… Я и не знала.

– Корова – это животное с четырьмя ногами по углам, – хмыкнул Эмиль. – Из коровы делают котлеты, а картошка растет отдельно…

– Нет, ну картошку-то я знаю, ее из земли копают… Значит, деревня где-то близко?

– Вот именно, – сказал Эмиль, но что-то в его голосе Вадим не услышал надлежащей веселости. – Только погоди визжать от счастья, малыш. Про дезертира не забыла? Наверняка тут о нем уже наслышаны – а то и наследил…

– Но по нам же сразу видно, что никакие мы не солдаты…

– Классику надо читать, милая. Крестьянин, знаешь ли, во все времена одинаков и меняется с течением веков не так уж сильно. Подденут сгоряча на вилы – и будьте здоровы. Говорю тебе авторитетно, как бывший крестьянин, – тут следует с оглядочкой… Крайне дипломатично. Власть в таких местах – понятие абстрактное, она где-то далеконько, и никто ее толком не видел.

– Ты серьезно?

– Я серьезно, – кивнул Эмиль. – В общем, к деревеньке будем подбираться осторожненько, как диверсанты к немецкому гарнизону. Повторять подвиг Зои Космодемьянской и поджигать колхозную конюшню не рекомендую… – он ласково взъерошил Нике волосы. – Я тебя обязан доставить к цивилизации в целости и сохранности…

И снова, скоты, слились в нежном поцелуе, ничуть не смущаясь присутствием Вадима. И не подозревали, их счастье, что он решает в уме простой вопрос: а не достать ли наган, не положить ли обоих, таких красивых, в эту хилую пшеницу?

То ли осторожность пересилила, то ли не смог… Стоял на краю пшеничного поля, гадая, чем же можно разжечь в себе столько ненависти и злобы, чтобы решиться наконец?

…Вскоре признаки пасторальной цивилизации стали попадаться чаще, не в пример более наглядные: сначала они увидели какой-то странный агрегат, два огромных железных колеса, а между ними вал с длиннющими кривыми зубьями, нечто вроде великанских грабель, снабженных колесами. Эмиль объяснил Нике мимоходом, что марсианский агрегат именуется бороной, но она не выразила особенного желания узнать подробнее, для чего эта штука предназначена. Потом обнаружилась узкая, разбитая колея с довольно высоким земляным валом посередине.

– Совсем хорошо и понятно, – прокомментировал Эмиль для Ники. – По-здешнему это именуется «автострада».

– Тут же ни одна машина не пройдет, на пузо сядет…

– Зато трактор пройдет. Как раз для «Беларуся». Близится цивилизация, вон пустые бутылки валяются, это уж самый что ни на есть классический признак…

Местность вновь стала повышаться, колея вела вверх. Они так и шагали по широкому земляному валу посреди колеи – было довольно удобно. Понемногу колея становилась все более неглубокой, а там и вовсе пропала. Эмиль чертыхнулся:

– Забрели… Какая-то старая дорога…

– И что делать?

– Вперед идти, малыш, – бодро ответил Эмиль. – Хоть дорожка и подвела, ясно теперь, что деревня близко. Будем искать… Откровенно говоря, это не иголка в стоге сена, деревня, как ни крути, штука заметная….

Вообще-то, деревня оказалась не такой уж и заметной – зато искать ее не пришлось, прямо на нее и вышли, перевалив гребень очередной сопки. Впереди тянулся отлогий склон, поросший густыми кучками сосен, он спускался прямо к деревушке.

Больше всего она напоминала очертаниями горизонтальную половинку свастики – десятка три домов, соприкасавшихся огородами, и еще несколько помещались наособицу. Огороды были огромные, выделяясь на фоне окружающей зелени темными прямоугольниками взрыхленной земли. Вокруг – лес, и сосны, и еще какие-то неизвестные Вадиму деревья с сероватыми стволами, не березы и не хвойные – вот и все, что он мог о них сказать. Там и сям – горушки с полосами голого камня по бокам, словно злой сказочный великан ободрал с них шкуру. Из деревни выходила светло-желтая укатанная дорога, почти сразу же разделялась на три, выгнувшиеся в разные стороны, скрывавшиеся где-то меж сопками, за горизонтом.

Они сидели на самом гребне и смотрели вниз. В деревне стояла совершеннейшая тишина, только порой для порядка побрехивала какая-нибудь особо бдительная собака. Из труб не шел дым, на единственной кривой улочке не было ни души.

– Может, тут и нет никого? – зачем-то шепотом спросила Ника.

– Глупости, – сказал Эмиль. – Вон, картошку только что выкопали, ботва кучами валяется. Собаки гавкают. Во-он курица прошла. Просто все при деле, тут не город, фланеров не бывает…