Аристократы

— А я не виновата. Он сам пришел… — направилась ко столу медленным, неспешным шагом. К брату поближе, там стулья пустовали возле стола.

— Прочь бездомный! — демонстративно Паша замахал рукой, будто прогоняя. — Ходит по чужим домам, будто своего нет.

— А как же проходите — чувствуйте себя, как дома, — Леня дышал в затылок, перемещался вслед за мной, по той же траектории.

— Ни капли не скучал по тебе, бездомный, — попенял Паша. Он у меня ревнивый братец. — Вновь пропишешься у нас в доме? — брат схватил мандарин со стола перед собой и принялся его очищать чересчур старательно. Наверное, представлял чью-то голову и волосы или череп и кожу. Какие у меня кровожадные мысли.

— Как получится, — улыбнулся Шмонт и выхватил из ладони Паши увесистый кусок мандарина.

Папа неожиданно грубо прервал обоих:

— Любезностями обменяемся чуть позже. Аня? — посмотрел пристально в глаза. Я только собиралась присесть за стул рядом с братом, но остановилась. — Как твоя жизнь?

Затем отец поплотнее прикрыл двери из гостиной, давал время подготовиться к ответу. Потом присел за стул напротив Паши и меня, рядом с молчаливой Алисой.

И все взгляды, как прочные нити, растянулись от меня к ним, а я готовилась к выступлению великая актриса.

— А..аа, — это все, что могла сказать. О чем сказать? Рассказать о том во, что я превратилась? Явить это чудовище перед своими самыми близкими людьми? Никогда, я не желала, чтобы они узнали о моем страшном прошлом. — Всё отлично…как на каникулах, — подмигнула первому, кто попался — Паше. — Никакой ответственности, сплошные гулянки.

— Ну вот…это другое дело, — брат поймал мою ладонь и по-дружески помассировал пальчики, а потом положил к себе на плечо.

— Это хорошо, — принял отчет отец, обвел сидящих людей внимательным взглядом. — Как вы поняли, на Аню было совершенно три покушения.

Мама что-то пыталась сообразить: морщила лоб, хмурила брови, но не могла понять сути. Карие глаза мелькали беспокойством слева-направо, рассматривая гостиную. Папа садист не мог ей объяснить?

Я наблюдала за материнской реакцией, пока она безотрывно смотрела и изучала мужа.

— Нападения? Три? Я думала одно, — мать подала, наконец, голос. Не выдержала. — Ничего не хочешь объяснить?

Теперь мы все переглянулись. Поиграли в гляделки. Только эти двое вели себя, как дети. Женаты лет…сколько там двадцать пять, а порой их отношения выбивали из колеи.

— Алла, с тобой мы потом поговорим, если разрешишь в комнате и без свидетелей.

Мы потупились в пол, словно предметы декора. Я ожидала бурного протеста, все-таки мой характер взят от мамы. Но к моему удивлению, она промолчала, беспомощно рухнула на стул, так что ножки заскрипели по полу. Скрип резанул по ушам, из-за чего обитатели комнаты вздрогнули.

Я до сих пор не понимала любит папа маму или нет. Иногда думала, что да, а теперь… боялась размышлять об этом чувстве. Местами да, местами нет. Мое понятие любви не совпадало с их чувствами. Хотя, кто я такая чтобы судить? Пересмотрела романтические фильмы, а на деле?

Вот она любовь, Аня. Ты любила Шмонта давно, а изменяла ему с Хаски. Хвостом крутила в Белесье перед ним. Флиртовала, вела себя, как зазнавшаяся Вильмонт, которой ножки целовали поклонники. Ведь я действительно засматривалась на Хаски до той ночи в Белесье, и мне невероятно льстило внимание мужчины. И на кухне дала себя поцеловать не сопротивлялась, и если бы не его замечание по поводу груди не смогла бы отказать. И, наверное, на том кухонном столе я бы…

Всевышние силы, о чем я думаю!?

Вернемся к теме любви

Шмонт вроде как любил меня, но своих фотомоделей — коллег по работе тоже любил часто и по ночам. Таковы Аристократы. Это мои проблемы, что не видела смысла в этом лживом чувстве.

— Мне нужно узнать о дальнейших планах Ани, прежде чем улечу в Арзонт по делам, — отец оторвал взгляд от лица мамы и обратился ко мне, вернув вновь сюда на землю от раздумий. — Какие планы? Что дальше? Анна Ананина? — будто ножом пырнули в грудную клетку.

Задохнулась от наплыва воспоминаний, потерялась в них. Они ослепили и оглушили на мгновение, пока я собиралась с силами, чтобы ответить.

— Планирую поступить в Академию Права, — решение моментально сформировалось в голове, хоть и не успела поразмыслить на досуге о дальнейшей судьбе. На первом месте пока стоял вопрос выжить, а не загнуться от жалости к себе. Как и предполагалось ответ взбудоражил каждого.

— В смысле? — Паша демонстративно засмеялся. Наигранно. — Права!? На другом конце Гнетовцев? Ань, ты там была? Скука смертная…

Мне все равно: лишь бы подальше отсюда, подальше от границы со Страдовцами. Чтобы не видеть той границы. Не помнить. Забыть. Все забыть. Каждый кустик, по которому бежала, наивная дурочка, в тот день — четыре месяца назад.

— Я помню, Паша. У меня нет амнезии, — спокойно ответила я. — Хочу заняться законодательными правами. Вы же в курсе, какой я борец за справедливость?

— А Военка? — отец удивил. Раньше был против, а теперь пошел на попятную.

— Меня не пускали в том году. Думаешь в этом году глаза стали лучше видеть? — теперь я вовсе мечтала ослепнуть. Отец неопределенно пожал плечами.

— Я могу помочь… — будто в том году, не мог помочь. Догадывалась, что это он был против поступления в институт для военных.

— Нет, спасибо, — твердо ответила. — Я не хочу никаких войн. Никаких проблем.

Рукой не заметно стала отсекать воздух вовремя произнесения речи. Эмоции взяли вверх:

— Никаких забот, никаких разборок, драк… ничего. Спокойствие и умиротворение… — голос дрогнул.

Гребаный Бастард! Только бы не разрыдаться. Как на меня не похоже.

Внимание семьи безумно напрягало, как на ярмарочного урода смотрели.

— Достаточно… приключений, — пояснила спокойно, собравшись с мыслями и собственным сердцем.

— Как пожелаешь, — не охотно отец смирился.

Даже речи не может быть, чтобы я вернулась в Арзонт. Туда, где есть он. Где могла его встретить нечаянно.

Он узнал, кто я или не узнал? В любом случае лучше перестраховаться — Анна Ананина должна умереть и об этом стоило поговорить с отцом.

POV Хаски

Они должны быть благодарны, что я сам пришел сюда, а не вытащил на улицу — стадо уродов.

Четыре ряда Бастардов выстроены ровно в линию. Сонные в воскресное утро, не умытые, кто в халате, кто в трусах — мужчины. Потирая глаза, молчаливо вопрошали друг у друга о причине пробуждения.

На меня, только что поднявшегося по лестнице смотрели с подозрением и опаской. Это их зал — комнатушка с телевизором два на два, вот здесь стадо и стояло. Я подпирал стену, смотря за действом.

— Чего зеваешь! — подзатыльник отрезвил одного из парней и Бастард в момент застыл, от вида разъяренного Глена.

Это имя у каждого на устах, его безжалостного, скользкого взгляда, боялись все. И Бастард не был исключением.

Утро давно светило в окна общежития, но в выходной день многие позволяли себе поспать немного подольше. Бастарды спят в разы больше нашего. Нам достаточно и четырех часов, а Ананина всегда так мило отрубалась в кровати после секса, когда устраивал ей ночные марафоны. Совершенно беззащитная, обнаженная и податливая.

Где мой Бастард? Даже стадо уродов не испортят настроение сегодня с утра.

Я до усрачки рад, что малышка сбежала от Трески. Моя девочка.

А Макс пусть поживет, меня с такой легкостью нагнуть, это достойно похвалы. Этот урод вероятно еще пригодится.

Самые позорные две сделки, которые заключил за время работы. Если отец узнает о трех процентах акций Колчака, нотаций будет много. Дело в том, что Колчак — это медицинский институт, где как раз-таки производили наших «зверят» КМД-ников. Руки пришивали мне там же.

Акции Колчака разбросаны по огромному количеству людей. У нас в общей сложности сорок девять, раньше было пятьдесят два до продажи за Ананину, но я сомневаюсь, что это станет большой проблемой.