Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 10

Когда в 11 лет я перешла в другую школу, то попала в класс с гандбольным уклоном. Правда, в тот момент уже плотно занималась волейболом и менять его ни на что не хотела. Но хотя бы на одну гандбольную тренировку должна была сходить… Особенно на меня никто не наседал, но физрук все равно настоятельно просил посетить занятие по ручному мячу. А вдруг понравится и получится?

Сходила. Не понравилось категорически. Пока еще бегали, разминались с теннисными мячиками – все нормально. Но когда девчонки принялись друг друга лупить, щипать, хватать за футболки и за волосы, тут же сказала: «Нет, спасибо, это мне как-то совсем не близко. Какие-то тут все слишком отчаянные». Причем это ведь всего лишь тренировка, все свои, а на играх они мутузили соперниц еще сильнее…

Я за девчонок болела с трибуны, и на трибуне мне нравилось быть гораздо больше, чем в гуще гандбольных событий. Даже мячик этот маленький в руках не подержала ни разу. И так все было ясно: не мое.

Баскетбольная наставница тем временем продолжала очень упорно зазывать к себе, но я столь ж упорно держала оборону. Мол, сходила уже на гандбол, и этого для меня более чем достаточно.

При этом тетя на меня с выбором не давила совершенно. Говорила: выбирай сама, что тебе нравится. Я ее потом спрашивала:

– А ты не боялась, что я променяю волейбол на что-то другое?

Она в ответ смеялась.

– Нет, была уверена, что тебе вся эта толкотня не понравится.

…Меня часто спрашивают журналисты: «В каком возрасте поняли, что волейбол станет вашей профессией?» Я в шутку отвечаю: «Только сейчас, когда карьера уже закончена». Ну а если серьезно, то у меня в детстве совершенно точно не было далеко идущих планов, связанных со спортом. То есть в 10–13 лет даже мыслей никогда не возникало, что меня возьмут в сборную России, что буду завоевывать медали чемпионатов Европы, мира и Олимпийских игр. Я перед собой всегда ставила куда более постепенные и поэтапные цели.

Сначала хотела попасть в команду мастеров. Потом, когда это случилось, – чтобы мне пришел вызов в юношескую сборную. После этого задумалась о первой сборной… И лет в 18, когда приехала в «Уралочку», стало окончательно понятно, что волейбол в моей жизни всерьез и надолго. Но при этом я никогда не воспринимала себя как «звезду», как «волейбольную надежду». Мне и мама с тетей всегда твердили: «Главное – не зазнаваться. Потому что подняться можно легко и быстро, а падать можно еще быстрее и очень больно».

Кстати, по поводу «надежды волейбола» был смешной момент. Тетя рассказывала, что когда меня впервые увидел на тренировке директор СДЮШОР, в которую я впоследствии перешла к тренеру Суровой, он вообще ничего ей не сказал. А только поплевал три раза через левое плечо и постучал по чему-то деревянному… Ну то, что задатки у меня хорошие, было видно, в общем, довольно рано.

А вот в диагональ меня, кстати, поставили довольно поздно. В детстве играла на позиции центральной блокирующей. Когда перешла уже к Николаю Михайловичу Сорогину, во взрослую команду мастеров «Метар», то он меня тоже видел первым темпом. И только в молодежной сборной России меня стали переучивать на волейболистку четвертой зоны. Конечно, это доставляло поначалу определенные неудобства. Но в принципе мне нравилось много атаковать, и переход этот дался без особых проблем. А когда уже перешла к Карполю, он сразу сказал, как отрезал: «Я тебе не вижу центральным игроком. Будешь играть в четвертой зоне». И все, с тех пор я блокирующей больше не была.





Собственно, профессиональной волейболисткой я стала в 14 лет. Сорогин решил, что дальше играть в детской команде мне смысла больше нет, и забрал к себе в клуб. В моей трудовой книжке первая запись выглядит так: «3 января 1995 года принята на должность спортсмена-инструктора в команду «Метар» города Челябинск». Забавно, что у моего супруга день рождения тоже 3 января. Часто шутим с ним по этому поводу…

Вместе с мамой подписали первый самый настоящий контракт. Размер зарплаты сейчас не вспомню, тем более что тогда рубль постоянно девальвировался, но деньги эти нашей семье пришлись, что называется, «впору». 90-е были очень трудным временем.

Мама почти всю жизнь проработала на Челябинском тракторном заводе, где являлась начальником планово-диспетчерского бюро. Должность по советским временам очень хорошая. То есть в детстве никакой нужды мы не испытывали, я всегда была обута-одета и вкусно накормлена, летом меня отправляли отдыхать. На море, в Лазаревское. В челябинские пансионаты, где мы с мамой кормили белок, собирали грибы и ягоды. Иногда мне не очень нравилась еда в домах отдыха – ягоды ела куда с большим удовольствием…

В детстве очень любила купаться. Вытащить меня из воды было невозможно. Еще с другими ребятами в этих пансионатах и домах отдыха ходили ловить раков. Понятно, что раколовки нам никто из взрослых не доверял – это была недоступная роскошь. Наш способ был примитивнее и, конечно, не такой «уловистый». Мы привязывали алюминиевую вилку с двумя отогнутыми зубцами к длинной палке и получившейся рогаткой протыкали и вытаскивали ползавшую по дну добычу.

Рыбачить, кстати, в детстве особенно не получалось. В тех же домах отдыха ловили, конечно, со сверстниками каких-то малюсеньких ершиков и карасиков. Удочек у нас не было – так, палка с леской и крючком. Вот во «взрослой» жизни с мужем несколько раз ездила на настоящую рыбалку, но мне мужчины доверяли только шумовкой выковыривать лед из лунок. Помню, в какую-то сетку мне попался маленький щуренок, и я очень обрадовалась. Первая пойманная щука в жизни! А Миша тут же стал кричать, чтобы я этого малька скорее отпустила…

Еще супруг всегда спасает раков. Когда мы ездим с друзьями на Селигер – у нас там собирается большая компания, мы даже проводим ежегодный любительский теннисный турнир, – то регулярно на берегу озера варим раков. А Миша обязательно выбирает из числа пойманных трех-четырех, относит их на берег и кричит: «Бегите, спасайтесь!» Они его обычно не слушают и не понимают, что должны ползти к воде.

Со временем я сама, кстати, к воде, что называется, поостыла. Сейчас за весь отпуск если пару раз супругу получается загнать меня в море – и то хорошо. И то я особенно не плаваю – так, окунусь и скорее на берег… Не что чтобы боюсь воды, но она доставляет мне какой-то дискомфорт, особенно вечерами, когда темно и ничего не видно.

Еще в детстве как-то раз ездила летом в Среднюю Азию. И если у всех московских детей есть фото из зоопарка на пони, то у меня есть фото на осле. Перед тем как сделать снимок, мне надели корону, фату. Рядом мама счастливая… Еще там были очень вкусные шашлыки за 50 копеек. Наш пансионат находился где-то наверху, а вниз к большому рынку вела огромная лестница. Ступенек сто, если не больше. И мы, дети, бегали по этой лестнице наперегонки, чтобы занять очередь за шашлыками.

С развалом Союза и началом перестройки наша благополучная жизнь кончилась. Вообще, всем в одночасье стало очень трудно. На заводе перестали платить зарплату – он вообще почти не функционировал. Все в Челябинске перебивались тем, чем помогали родственники, имевшие собственные огороды. А маме как-то продали по спецзаказу на заводе большую упаковку с «окорочками Буша», и мы этими куриными ножками питались всю зиму. Еще помню, как слегка разбавляли водой сухое молоко из наборов гуманитарной помощи, и получалось что-то вроде сгущенки. Хотя, конечно, далеко не так вкусно, как сгущенка настоящая.

Вообще в детстве я ела мало, всегда была худенькой. Сорогин, когда взял меня в «Метар», все время шутил: «Сначала ты от мяча отлетала, а к концу сезона уже мячик стал от тебя отлетать».

Не то чтобы у меня был плохой аппетит – просто какие-то блюда я терпеть не могла. С самого детства. Мама относилась к этому с пониманием и даже просила воспитателей в детском саду не заставлять меня есть, если я сама не хочу. О супе с молочной пенкой из детской жизни до сих пор вспоминаю с содроганием.