Страница 57 из 89
Но его обошли… Правда, командир сказал, что, как только дадут отбой учениям, в небо поднимутся молодые. Но вряд ли такое случится: комиссия начнет доводить до начальников результаты проверки, высказывать замечания, и командирам будет не до молодых.
Но вот с задания вернулся последний истребитель. На стоянке появился подполковник Лесничук. Подошел к Супруну.
— Готовы к полету? — спросил как бы мимоходом.
— Так точно! — засиял лейтенант.
Подполковник посмотрел на часы.
— Будьте внимательны. Комиссия дала полку высокую оценку. Не подкачайте.
Не прошло и пяти минут после разговора с командиром, как сирена оповестила отбой учениям. И тут же в репродукторе прозвучала команда:
— Сто сорок пятому взлет!
Супрун послал рычаги управления двигателями вперед, и истребитель, присев по-птичьи, помчался по бетонке. Супрун знал, что за ним наблюдает командир, и старался не допустить ни малейшей ошибки.
Да, подполковник Лесничук наблюдал. Пристально и неотрывно. Не раз он мне говорил, что этот молодой лейтенант с фамилией прославленного летчика почему-то вызывает у него опасение, несмотря на, в общем-то, неплохую технику пилотирования. Я с ним не соглашался:
— Супрун летает смело и уверенно, из него выйдет первоклассный пилот.
— Задача командира не только в том, чтобы научить молодого человека искусству управлять самолетом, метко стрелять, виртуозно крутить фигуры пилотажа, — возражал Лесничук. — Воздушный боец — это мастерство плюс дисциплина, это смелость плюс чувство долга, это упорство плюс исполнительность. А у твоего протеже вот эти плюсы, к сожалению, отсутствуют.
Мы оставались при своих мнениях. Супрун мне нравился тем, что обладал хорошими задатками: быстро схватывал все, чему его учили, имел отличную реакцию, пилотировал уверенно, может, даже несколько самоуверенно. А вот это-то и не нравилось Лесничуку. Он считал, что многое лейтенант берет нахрапом, напористостью, что с этим мириться нельзя: малейший просчет в чем-то — и не избежать ЧП.
Не понравился Лесничуку и своенравный, обидчивый характер лейтенанта: когда он ему поставил за полет тройку, в глазах летчика вспыхнули недобрые огоньки.
Во втором полете Супрун пилотировал лучше, и другому бы Лесничук, не задумываясь, поставил пятерку, другому, но не Супруну: с этого строптивого лейтенанта следовало сбить пыл, развенчать самоуверенность.
Я высказал сомнение в успехе такого педагогического метода перевоспитания. Лесничук махнул рукой.
— Ошибка одного — урок другому, — сказал он многозначительно.
…Супрун чувствовал себя джинном, выпущенным из кувшина. Теперь он покажет, на что способен! Говорят, слабые люди выжидают обстоятельства, сильные создают их сами. Он, Валентин Супрун, не станет ждать, пока командир признает его талант, он докажет это делом.
Мысли бежали стремительно, опережая самолет, и когда он прилетел в зону, в голове был уже ясный план действий. По условиям задания полагалось вначале отработать горизонтальные фигуры, потом, когда запас топлива уменьшится и самолет станет легче, включить форсаж и перейти на вертикаль. Нет, он все будет делать не так. Горизонтальные фигуры — для младенцев. А вот вертикальные… Они и для нападения основа основ, и для выхода из-под удара. Если противник зашел в хвост, тяни его на петлю: пусть попробует прицелиться, когда горизонта не видно и машина висит на двигателях как на волоске, способном оборваться при малейшей неточности в пилотировании, когда надо следить не за целью, а за авиагоризонтом и скоростью, чтобы не сорваться в штопор. Вертикаль требует филигранной точности управления, особого дара чувствовать машину каждой клеточкой своего нерва. Супрун иногда пилотировал с закрытыми глазами и мог определить скорость полета с точностью до десяти километров, крен — до одного градуса. Еще в училище при отработке воздушного боя, когда в хвост его самолета зашел истребитель инструктора, у него мелькнула мысль придумать необычный маневр. И он потом не раз ломал над этим голову. И придумал. Летчик, у которого на хвосте повис противник, старается оторваться от него за счет маневра и скорости. А если истребитель противника не менее мощен? На скорости не уйдешь. Значит, надо за счет маневра. Форсаж — штука хорошая. Но чем больше скорость, тем больше радиус петли. А если без форсажа, который пожирает топливо с огромным аппетитом? Если не хватит силенок у двигателей, Супрун поможет им мастерством. Вот в чем талант летчика!
Слева и справа проносились сопки, покрытые уже пожелтевшими деревьями. А между ними простиралась еще зеленая, как ковер, долина. Истребитель набирал скорость. Супрун твердо держал ручку управления. Энергия бурлила в нем, а сознание ценного открытия пьянило голову. Он еще покажет себя!
Движение ручки на себя, и самолет, вздыбившись, взвился ввысь. Супруна вдавило в сиденье, от перегрузки на глаза набежал туман. Но лишь на мгновение. Небо распахнулось, и синева ослепила летчика. Но что это? Самолет стал быстро терять силы, задрожал и скользнул на крыло. Супрун тут же попытался удержать его ручкой управления и педалями, машина не послушалась, вывернулась. Он подчинил ее своей воле лишь на выходе из фигуры.
«Врешь, я заставлю тебя повиноваться!» — Супрун снова повел машину на разгон скорости. Еще немного, еще. За капотом слева и справа мелькнули неровные горбы сопок, долина посередине. Хватит. Потянул ручку. Серая полоса горизонта упала под капот и синее небо ослепило глаза, в какой-то точке силы самолета стали таять. Но теперь Супрун готов был к этому. Пусть. Главное — удержать истребитель, дать ему спокойно лечь на спину. В этом и заключается тактическая хитрость: самолет противника проскочит вперед и окажется перед носом истребителя. Летчику останется только перевернуть его со спины в горизонтальное положение и дать залп.
Руки и ноги Супруна среагировали мгновенно. Машина как будто успокоилась, продолжая задирать нос. Еще немного, еще. И вдруг она, вздрогнув, опрокинулась на спину и заштопорила к земле.
Супрун дал рули на вывод. Мелькнули небо, сопки, качнулся горизонт. Самолет не реагировал на рули. Летчик отпустил ручку, поставил ноги нейтрально, как учили выводить из штопора, — не помогало. Еще раз рули на вывод. Истребитель скользнул на другое крыло и заштопорил в противоположную сторону.
Теперь летчик видел только землю: то зубчатую спину сопок, то распластанную между ними долину. И все это неотвратимо и стремительно неслось навстречу.
Один виток, другой, третий… Тело лейтенанта покрылось холодной испариной. Земля, встречавшая его после каждого полета нежным прикосновением, неслась теперь навстречу неумолимая и беспощадная.
Самолет не выходил из штопора, что Супрун ни предпринимал. Уже различались деревья на сопках, темные, как могилы, проемы у подножий… Еще секунда, и будет поздно. Последняя секунда. Но и ее надо использовать, попробовать дать обороты двигателям.
Истребитель вздрогнул и изломил линию полета, потянул вдоль сопок. Супрун положил его на лопатки, направил нос в небо. И все-таки он просел. Чем-то хлестнуло снизу, будто плетью, и сопки провалились под крылья.
Двигатели легко и стремительно уносили машину ввысь, она послушно ложилась влево, вправо, и Супрун облегченно вздохнул. По лицу и спине все еще текли холодные струйки пота, щипало глаза. Но было не до этого. Беспокоил хлопок снизу. Что это? Газовый выхлоп турбины или истребитель просел настолько, что зацепил за деревья?.. Не похоже. Никаких неполадок ни в управлении, ни в звуке двигателей.
Испытывать судьбу еще раз не стал, сделал круг и повел истребитель на посадку.
На стоянке его уже поджидали командир полка, командир эскадрильи, инженер. Супрун догадался: что-то им уже известно. Поистине — людская молва быстрее сверхзвукового самолета. Кто-то либо позвонил по телефону, либо пролетал невдалеке и видел его «акробатику». Ну и пусть. Главное, долетел он нормально и сел без происшествий. И Супрун бодро доложил: