Охота на Разрушителя

А коль до меча было еще далековато, подыграть Глеб смог единственным способом. Улучив момент — заметив, что автоматон покачнулся, резко остановившись — человек, взлетев в прыжке, ударил ему в спину ступнями обеих ног. Разом. После чего, уже приземлившись на песок, закрепил успех. Для чего подсек ногами железные конечности партнера-соперника.

С глухим звоном автоматон рухнул, неуклюже распластавшись на арене. А Глеб для пущей зрелищности еще и на спину ему вскочил. Пару-тройку секунд всего постоял — чтоб и улыбку свою торжествующую зрителям явить, и успеть соскочить. Самому. Не дожидаясь, пока груда железа начнет подниматься… и без труда сбросит наглого человечка

Но нет — такого шанса давать автоматону Глеб не собирался. Тем более, зрелищность зрелищностью, а время было дорого. И воспользовался человек им с лихвой. К тому моменту, когда автоматон снова был на ногах и шел к нему с мечами наперевес, Глеб тоже успел добраться до выделенного ему на поединок клинка.

Что дальше? Легче и быстрее всего схватку можно было завершить, повторив свой давешний маневр. И снова оказавшись за спиной автоматона — теперь уже при оружии — ткнуть мечом между железных пластин у основания шеи. То была самая тонкая и уязвимая часть в конструкции металлического бойца. А потеря головы, даром, что не слишком обремененной мозгами, и для этого создания была смертельной.

Но горожане, заполонившие трибуны, пришли сюда не ради быстроты и легкости. Здешний (да и не только здешний) пипл желал хавать если не по-настоящему ожесточенный бой, то хотя бы видимость оного. А значит, живому участнику поединка в последнюю очередь следовало облегчать свой труд. Если, конечно, он не хотел вместо народной любви и негласного «звездного» статуса получить втык от распорядителя. По прошлому опыту Глеб знал: втык непременно последует и не только словесный. Если, конечно, вышеупомянутый удар с обезглавливанием автоматона ему не хватит ума отложить напоследок.

Пока же… пока следовало вертеться. Как любому человеку, в каком бы мире он ни жил. Если, конечно, жить ему не надоело.

И для начала… ну, если считать бросок за мечом лишь прелюдией, Глеб подпустил автоматона на расстояние удара. Затем, без труда отбив атаку ближайшего из его мечей, увернулся от второго клинка. А уже в следующий миг послал оружие свое в направлении локтевого сгиба железного противника. Точнее, шарнира на этом сгибе. Будто вену автоматону проткнул.

Удар вышел не из самых успешных. Коль рукой и шевелить автоматону приходилось постоянно, и тяжести поднимать, скреплены конечности у него были всяко прочнее и надежнее, чем голова крепилась к шее. Так что без руки автоматон не остался. Просто, расшатанной, двигал он ею уже с большим трудом. И куда труднее стало ей удерживать далеко не легкий меч. Он теперь не торчал вперед, а ощутимо клонился книзу — едва ль не волочась по песку.

С трибун донеслись торжествующие возгласы. Слов было не разобрать, но по тону Глеб догадался о главном. Публика заметила, что ход схватки благоволит человеку. Что, конечно, замечательно… но может навести зрителей на кое-какие нежелательные выводы. Что-де исход боя теперь предрешен, что победа живого его участника — лишь вопрос времени. А значит, смотреть поединок дальше зрителю не очень-то интересно.

Так уж устроен любитель зрелищ, что желает не только восхищаться героем, но и переживать за него. А как переживать за бойца, который, что называется, «пришел, увидел, победил»? Тут уж хочешь, не хочешь, а приходится оному бойцу, в поединке представляющему род людской, дать повод для переживаний.

Не стал отступать от этого правила и Глеб. Для чего, когда меч во второй, исправной, руке автоматона устремился в его сторону, сперва выставил свой клинок в качестве блока. А затем, нарочно, ослабил хватку на рукояти.

Сверкнув на солнце, меч выпал из руки человека. Над трибунами прокатилось тревожное «о-о-ох!». И еще больше зрителей замолчали, в напряжении затаив дыхание.

Закрепляя достигнутый эффект, Глеб попятился с толикой неловкости. Самую чуточку — так, чтобы не переигрывать. Чтобы как можно меньше зрителей заметили игру в поддавки.

Автоматон снова вскинул меч в исправной руке, замахнулся. И Глебу пришлось вложить в свое последующее движение как можно больше ловкости. Так, чтобы соблюсти золотую середину: и от удара не уйти, и не лишиться в результате оного головы.

В результате лезвие меча едва задело человека — порвав ему безрукавку и оставив… всего лишь царапину. И все же кровь есть кровь. По крайней мере, самые зоркие из посетителей амфитеатра заметили, как она пролилась и оставила темные пятнышки на клинке автоматона.

Но главное: после удара этого Глеб рухнул на спину. Словно бы именно меч противника поверг его. Зрители отметили это падение очередным протяжным «о-о-ох!», на сей раз даже вроде горестным. Кто-то аж всхлипнул — не иначе, какая-нибудь особо впечатлительная барышня.

Поврежденная рука автоматона, с усилием вскинувшись, послала волочимый по арене меч в сторону валявшегося на песке Глеба. Но тот, уже сочтя, что поддавков с него пока хватит, резко перекатился с боку на бок, уходя от удара. В результате меч с силой ткнулся в песок арены… и движения железного гладиатора ощутимо замедлились. Тот словно опирался на оружие, как старик на трость. И живой противник не преминул этим воспользоваться.

Пинком из положения лежа Глеб выбил оружие из поврежденной руки. Будь конечность автоматона исправной, хватка его была бы поистине железной и непреодолимой для человеческих сил. А так… под радостный возглас сотен глоток меч отлетел в сторону, железный болван сделался вдвое менее опасным. Глеб же с успехом использовал возникшую передышку, чтобы подняться на ноги. И даже добраться до своего оружия. Существовать оному оставалось всего ничего, но никто из зрителей об этом даже не подозревал.

Ни к чему им подозревать — заранее. Всему свое время.

Поднять выбитый меч автоматон даже не пытался. Да и не умел, скорее всего. Так что теперь, держа оружие единственной исправной рукой, а второй рукой едва шевеля, как таракан усами, выглядел он даже забавно. И это, увы, никуда не годилось. Публика-то в амфитеатр не забавляться пришла!

Смекнув, что дело неладно, Глеб спешно предпринял новую атаку. С вновь обретенным мечом он ринулся к автоматону. Клинки столкнулись… человек парировал один удар железного соперника, второй. Атаковал сам. Первый удар автоматон отбил, но Глеб был гораздо проворнее. В повторной атаке его меч успел обойти выставленный для прикрытия клинок автоматона.

В ничтожные доли мгновения меч преодолел остаток расстояния, разделявшего участников поединка… чтобы с силой воткнуться в щель на туловище автоматона — между грудью и животом.

Воткнулся и застрял! Не причинив металлическому существу заметного урона. Глеб потянул было оружие на себя, пытаясь выдернуть. Но тщетно. Тем более, автоматон не собирался давать ему время вернуть меч.

Неловко приподнявшись, поврежденная рука сжалась в кулак… который уже в следующий миг врезался в грудь Глеба. Тот только и успел подумать: «Блин, а я недооценил эту железяку!», когда дыхание его пресеклось, и сам человек, отброшенный не по-человечески сильным ударом на пару шагов, рухнул на песок арены.

А автоматон между тем рубанул мечом в исправной руке по торчавшему из туловища клинку человека. Раз, другой, третий. С силой рубил — притом, что оружие его было тяжелее, чем у соперника-человека.

Окровавленный, испачканный песком и даже немного ошеломленный, Глеб не без усилия поднимался на ноги, судорожно ловя ртом воздух. И одновременно глядя, как автоматон избавляется от меча в собственном туловище. Со звоном клинок ударялся о клинок до тех пор, пока меч Глеба не разломился надвое — и обломок, увенчанный рукоятью, не упал под ноги этой бойцовой «консервной банке».

Хоть и предусматривали Глеб с распорядителем да организаторами поединков такой расклад, а приятного в зрелище гибели оружия было мало. Человек даже выругался, не выдержав. И прибегнул при этом к выражениям, популярным у себя на родине.