Страница 118 из 126
— Из района.
— А-а… А какая же у вас должность будет?
Попов подумал и сказал:
— Есть и должность…
— Видать, небольшая должностишка… Пешком ходишь… — сказал Евсеич, осматривая Попова.
— Ну, как у вас дела в колхозе?
— Дела? Плохо.
— А что так?
— Председатель — дрянь… И-и-х! Что ворочает, что ворочает! Беда! Прямо скажу — беда! — Иван Иванович достает записную книжку и ручку. — Записывать будешь — не буду говорить.
— Почему?
— А почем я знаю — правильно ли ты запишешь или нет. У меня тут пакет лежит: в нем все правильно. Больше ничего добавлять не надо. И мне доверили везти пакет к самому секретарю райкома Попову Ивану Ивановичу.
— Что же ты рассказываешь такое, о чем, может быть, не велено говорить?!
— Э! Батенька мой! Мы не в прятки играем. Да я самому Прохору скажу — хоть меня в морду бей. Я тоже за колхоз несу ответственность. — Он с грустью опустил глаза. — У меня… Два сына погибли на войне… Лучшие были колхозники. Ясно дело, отвечаю тоже.
— А с кем же вы живете?
— Старуха у меня, Марковна, значит. Петя, внучек, комсомол, на заочном учится. Так вот и живем, не гневим бога. Тося у меня на квартире, агрономша молодая.
— Ельникова?
— Она.
— Так это она о вас мне рассказывала? Вы — Евсеич?
— Ясно дело, — Евсеич. Я самый.
— Ну, вот и хорошо. Давайте мне ваш пакет.
— Э-э, нет! Как это так я отдам пакет? Кому велели, тому и отдам в руки.
— Так я же и есть секретарь райкома Попов… Пошли к вам в хату — побеседуем, поговорим.
Евсеич насторожился:
— Куда?
— В хату.
— Не секретарь ты райкома, — говорит он уверенно. — Чтобы секретарь райкома да пошел по хатам! Не бывает. Ишь ты, жук какой!
Пауза. Попов улыбается. Он поднимает лицо к Евсеичу и говорит душевно:
— Мне очень хочется побывать у вас. Пойдемте.
— Голос у тебя душевный… Если секретарь, то…
Иван Иванович подает документ. Евсеич достает очки, надевает их, читает шепотком и вдруг растерялся:
— Да как же это я, старый хрен?! А? Ты ж меня прости, Иван Иванович. Не знают еще тебя колхозники — новый ты человек.
— Не ваша вина — моя. Уже два месяца в районе.
— Вона-а! У нас был секретарь райкома три года, а видел его я один-единственный раз. А тебя, вишь, за два месяца увидал. Этак вполне выносимо… Ах я, старый хрыч!.. Милости прошу, гостем будешь!
Они пошли рядом, как заправские друзья, оба жестикулируя руками при разговоре.
Квартира Самоварова. Он спит в пуховиках. На столе пустая бутылка из-под водки, стакан и луковица. Быстро входит Хват. Он трясет Самоварова.
— Вставай!
Самоваров мычит. Хват трясет еще сильнее.
— Прохор Палыч! Беда!
— Кто? Что?
— Пакет! Евсеич пакет повез в райком: про вас написано.
— К телефону-у! — гаркнул Самоваров, вскочив с постели.
В хате Евсеича. Тося сидит перед планом поля и помечает карандашом. Она встает и говорит Марковне:
— Я поехала в поле. Завтракать приеду.
Входят Евсеич и Иван Иванович. Тося радостно:
— Иван Иванович! Как я рада! А я сегодня еще раз хотела к вам ехать. Невозможно больше так: Самоваров — это чья-то большая ошибка. Смотрите, он даже севооборот хочет уродовать. — Она подходит к карте. — Ну, хорошо. Шуров не даст ему портить в поле, но… но… сколько это стоит Шурову! Я не могу смотреть равнодушно… Петр Кузьмич… — Она замялась, смутилась.
Попов смотрит то на карту, то на Тосю, догадываясь о чем-то.
Евсеич Марковне тихо у двери:
— Секретарь райкома Иван Иванович Попов. Сам пришел. Чуешь?
— Партейный?
— Иль уж ты совсем без понятия? — разводит руками Евсеич. — Э, вот нету у тебя развития настоящего, старуха. Нет, да и только.
Марковна пытается возразить.
— Тсс… Видишь? Думает. — Он тихо подходит, кладет пакет перед Иваном Ивановичем, тихо, на цыпочках, уходит, маня за собой Марковну: — Не мешать… Видишь, в рассуждение входит.
Иван Иванович и Тося остались вдвоем. Он говорит:
— Шурова я знаю немного. Но… много о нем слышал: новатор.
— Он весь принадлежит полю… колхозу…
Попов думает. Потом говорит:
— Я пойду, товарищ Ельникова, по колхозу. Прошу вас пока не говорить о том, что секретарь райкома в колхозе! Вы идите на свое дело. Мы еще потолкуем сегодня.
Игнат в пожарном сарае чистит лошадь. Лошадь пытается брыкнуть ногой.
— Ну? Что еще выдумываешь? Моя обязанность такая, чтобы ты была в готовности. Вроде и умная животная, а без рассудка.
Подходит Попов:
— Здравствуйте!
— Здравствуйте! — приветствует Игнат, не бросая работы.
— Хорошая у вас пожарка, хорошая.
— А кто пожарник? — спрашивает Игнат и сам отвечает: — Игнат Ушкин. Он навел порядок. Тпр-ру-у!
— А кто это — Ушкин?
— Здорово был! Я и есть Ушкин, — отвлекается от работы Игнат.
— А-а… Интересно. Здорово!
— Факт, здорово. Я, брат, каждую трубу проверил. Тушить-то и дурак потушит, а вот не допустить пожара — дело посложнее.
— Да-а, это поважнее…
Игнат доволен похвалой. Он говорит с оттенком бахвальства:
— Мне сам секретарь райкома товарищ Попов Иван Иванович сказал: «А ну-ка, Ушкин, проверь комбайны в поле насчет огнетушителей».
— Ну-у! И как же вы?
— Собираюсь с этого дня взять под контроль всех комбайнеров. Я им пропишу! Игнат если взялся, то… извини, подвинься!
— А вы, значит, с секретарем беседовали?
— У-у! Сила. Душевный человек.
— Да ну-у!
— Раз народ говорит — хороший, значит, хороший секретарь. Ты и сам должон понимать — народ не ошибается.
— А насчет председателя Самоварова как народ говорит?
Игнат смотрит на Попова. И отвечает:
— Дым густой, а борщ пустой. Я вот, если увижу еще секретаря Ивана Ивановича Попова, я ему все выложу: и как меня подбивали на Петра Кузьмича подписать кляузу, и как он с Гришкой Хватом баранов режет. Я все выложу… И пьет водку без просыпу. Я, брат, с секретарем райкома — душа в душу… Постой! А ты кто есть?
— Вот и выкладывайте мне, товарищ Ушкин. Я Попов, — улыбнулся Иван Иванович.
Игнат не растерялся, он всегда спокоен.
— Значит, я засыпался? Влип?
— Ничего не засыпался. Я так и говорю: противопожарные меры на комбайнах надо взять под контроль. Я так и думал. Только жалею, что не сказал вам этого раньше.
— Значит, у меня понятие правильное?
— Абсолютно. Ну, рассказывайте о председателе.
Они садятся на оглобле пожарного насоса.
— Значит, так… — говорит Игнат.
Кабинет Самоварова. Он у телефона. Хват стоит рядом. Самоваров вызывает:
— Райком. Райком. Райком?.. Попов у себя? Не-ету? А где? В район уехал? — кладет трубку, — За Пяткиным ходил? — спрашивает он у Хвата.
— Ходил.
— Ну что?
— Сказал «не пойду»… Мне, говорит, от народа глаза деть некуда.
— Что-о?
— Так и сказал.
— Предал. Вот черт! — берет трубку. — Прокурора!.. Товарищ прокурор! Как со следствием по делу Шурова? Извиняюсь… На днях следователь выедет? Так, так. — Кладет трубку и снова берет ее: — Председателя райисполкома! Что? Нету? А где он? В область, говоришь, вызвали? Фу, ччеррт!! — кладет трубку и говорит: — Ну, куда? — и разводит руками, глядя в упор на Хвата.
Хват молчит. Стук в дверь.
Комната правления, где сидит Херувимов. Попов стучит в дверь кабинета Самоварова. Херувимов хитро посматривает на Попова.
— Кто? — зло спрашивает Самоваров. — Кого там черти носят безо времени?
— Тракторист, — отвечает Попов.
— Подождешь — занят!
Иван Иванович садится на скамейку, осматривает комнату и спрашивает у Херувимова тихо:
— Правда ли, что у вас десяти овец недосчитывается и трех тысяч яиц?
— Правда.
— Как это могло случиться?
— Вот, — выкладывает папку Херувимов, — тут все записки Самоварова. По ним можно установить, кому растранжирено. Я все вам писал по документам. Одному Хватову — три овцы и три тысячи яиц. Он у Хвата и гуляет: туда и баранинку, туда и яички…