Страница 34 из 50
ТУУ-ТИККИ: Тогда до встречи.
Не дожидаясь ответа, я отключилась от сети, вскочила, но не смогла сделать ни шагу и, спрятав лицо в ладонях, судорожно разрыдалась. Только сейчас поняла я, как далеко все зашло. Насколько невозможна моя жизнь без Профессора (а значит, и без Бродяги). Мне стало страшно.
И еще… Могло ли быть случайностью, что перечисляя «жемчужины Питера», Профессор упомянул основные места моего обитания Заневский, где я живу, и Лермонтовский, где работаю?
Ох, неправильно я живу! Совсем окопалась в доме, только и общения с внешним миром, что короткие вылазки на работу. А лето между тем не стоит на месте — сегодня последнее августа.
В конце концов, завтра начинается осень.
Итак, прекрасным августовским днем я шла вдоль зеленой, в переливах желтых и красных оттенков улице, предоставив ветру поигрывать причудливо завязанным темно-зеленым шифоновым шарфиком, и чувствовала себя как много лет назад, в незапамятные универские. В воздухе уже заметен тонкий осенний привкус — изысканная, чуть заметная горчинка.
С хлопотами последних дней я совсем перестала смотреть по сторонам, забыла, какое это чудесное время — август, и теперь наслаждалась, глубоко вдыхая и с удовольствием ощущая на лице уже свежий ветер и еще теплое солнце.
Поднимаясь по лестнице, я слегка занервничала. Что за глупости! Я уверенно нажала кнопку звонка.
Послышались шаги, дверь открылась — и я забыла слова, уже готовые слететь с губ. Стоящий в дверях Снегов был настолько не похож на себя, что я едва узнала его. Просторная клетчатая рубашка с закатанными рукавами, видавшие виды джинсы, легкие сандалии. Темные волосы схвачены шнурком. Все это так не соответствовало привычному образу!
Снегов смотрел молча и выжидающе. Что-то еще пряталось в его взгляде, чего я не могла понять. Казалось, он не был удивлен. Наверное, мы довольно долго стояли так. Потом он посторонился, пропуская меня внутрь.
— Здравствуйте.
Опомнившись, я наконец пробормотала что-то вроде «Добрый день!» и вошла.
Снегов провел меня в комнату. Ремонт приближался к концу, но повсюду были следы побелки и мусор. Неповторимая смесь запахов и гулкость шагов создавали легкое ощущение ирреальности.
Положив широкую перепачканную кисть на стремянку, Снегов неспешно вытер руки полуистертой ветошкой и, прислонившись к стене, посмотрел на меня.
Он не интересовался целью моего визита, не задавал вопросов и вообще вел себя так, будто впереди у него безмятежная вечность, и мое присутствие нисколько не нарушает царящего равновесия — просто смотрел, спокойно, как смотрят в облака или на бегущую воду. Голова слегка кружилась (наверно, от запахов). Чувствуя себя неуютно, я сбивчиво заговорила:
— Я вот… Рюрик… Вениаминович, решила зайти… Посмотреть, как у вас тут дела… идут.
— Потихоньку.
Ощущая зыбкость окружающего мира, я попыталась нащупать разбегающиеся слова. Мысли путались.
— Вижу, у вас все идет к завершению… А с виду тут ничего… светло. — Я умоляюще посмотрела на Снегова, надеясь, что он подхватит ускользающую нить разговора… Если, конечно, это можно назвать разговором.
— В самом деле… — Казалось, он заговорил для того лишь, чтобы моя последняя фраза не повисла в воздухе.
Одежда его слегка припорошена, а по щеке от виска тянулся меловой след. Я глаз не могла отвести от этого следа — куда бы ни смотрела, взгляд каждый раз возвращался, натыкаясь на загорелую кожу, отчетливо проступающую сквозь неровные белые полоски.
— Вот только душновато немного… — Слов отчаянно не хватало. — Вы бы, может, окно…
Встретив его взгляд, я замолчала на полуслове.
— Форточка открыта… — отделяясь от стены, тихо сказал Снегов. И сделал шаг в мою сторону.
Дышать стало нечем — может быть, поэтому я качнулась ему навстречу… Ткань мира рвалась и заворачивалась вокруг нас воронкой. Единственной точкой опоры в колеблющемся и плывущем мироздании были руки Снегова на моих плечах. Его глаза были совсем близко — темные и абсолютно бездонные.
Губы его дрогнули, словно он хотел то ли что-то сказать, то ли улыбнуться, то ли…
— Рюшик! — раздалось из коридора.
Кассандра Антониновна?
Меня обдало плеснувшей от него тяжелой яростью. Он прикрыл глаза, медленно, через силу отпустил меня и обернулся на голос. Раздался скрип коляски. Оказавшись заслоненной, я успела собраться и сделала шаг в сторону.
— Ну, как вижу, все у вас здесь в порядке, — выходя из прикрытия, решительно заговорила я, не давая Кассандре Антониновне и рта раскрыть. — Надеюсь, на той неделе работу можно будет считать законченной. Здравствуйте, Кассандра Антониновна! — Я кивнула онемевшей матери Снегова и наконец подняла глаза на него самого. — Что ж, всего хорошего, Рюрик Вениаминович, рада была видеть вас, Кассандра Антониновна.
— До свидания, Людочка!.. — растерянно кивнула та.
Строевым шагом я вышла в подъезд, сбежала по лестнице, обогнула дом, на автомате прошагала почти квартал — и тут вся бравада разом покинула меня. Сев на покосившуюся скамейку, я обхватила голову руками. Несколько минут просидела без единой мысли. Сердце бешено колотилось.
Господи, что же это было? И было ли вообще? Меня не оставляло ощущение… Все, что происходило — происходило помимо нас. А что, что произошло бы, не появись его мамочка так несвоевременно и бесцеремонно? Я была уверена, что знаю ответ, но… Но это было совершенно непредставимо. Снегов? Этого не может быть, потому что быть не может. Никогда. Я прямо-таки вцепилась в эту спасительную мысль. Как ни странно, помогло.
Запоздало удивилась: как Кассандра Антониновна вообще там оказалась? И как попала внутрь? Снегов что же — забыл запереть дверь? Впервые на моей памяти Снегов что-то забыл.
И тут меня осенило: а ведь Кассандра Антониновна, похоже, решила осуществить свою идею и специально пришла выследить «коварную соблазнительницу». В чем и преуспела. Я нервно засмеялась — и осеклась.
Неужели речь действительно шла обо мне?
Снегов? Нет — потому что не может быть.
«И что ты теперь собираешься делать?» — спросил мой неотвязный собеседник.
А в самом деле — что я могу сделать? И нужно ли что-то делать? Задумавшись, я какое-то время сидела без движения. Вот что получалось. Все закрутилось само собой, без малейшего моего участия… Ну хорошо, с минимальным моим участием. Так пусть, если хочет, так же разворачивается и дальше — я не буду ни помогать, ни мешать. Все равно я напрочь не понимаю происходящего. При мысли о Снегове я словно расслаивалась: одна половина все еще плыла в зыбком, осязаемом пространстве комнаты — а другая недоверчиво тянула: «Снегов?» — и выразительно крутила пальцем у виска.
«Ты спрашивал, что я буду делать? — сказала я внутреннему голосу. — Так слушай: я ничего делать не буду. Ни-че-го».
Явившись на работу в понедельник, я попыталась как можно скорее оказаться в своем кабинете. Нельзя сказать, что мне совсем не хотелось увидеть Снегова. Но как себя вести, я не представляла.
Однако добраться до желанного прибежища было не так-то просто. Мишенька с порога чуть не набросился на меня с ворохом факсов и телефонограмм. Я отбилась от него серией кратких распоряжений, взяла факсы, чтобы бегло их просмотреть. Вот тут и вошел Снегов.
Как я испугалась!
Он посмотрел участливо и чуть вопросительно. Почудилось — или впрямь за спокойствием его взгляда промелькнуло что-то среднее между отчаянием и надеждой? На миг запахло свежей побелкой.
Сверхусилием взяв себя в руки, я ответила вежливым взглядом и кивнула со всей учтивостью, на какую была способна:
— Здравствуйте, Рюрик Вениаминович.
Несколько секунд он продолжал всматриваться. Наверное, весь мой вид говорил: «Ничего не было», — но каким напряжением это далось!
Снегов устало отвел взгляд. Потом глянул снова — тяжело и отстраненно: «Ну не было так не было». И ушел к себе.