Страница 3 из 17
Заинтригованный, Мерсье решил понаблюдать за этой странной парочкой. Как и наш первый знакомец, парижанин ехал в Лондон, чтобы лучше изучить обычаи и привычки англичан. После выхода в свет произведения великого философа Вольтера «Письма об английской нации», посещение Лондона стало считаться обязательным для любого истинного интеллектуала. Луи-Себастьян Мерсье родился в 1740 году на набережной Эколь, что между Лувром и Пон-Нёф («Новым мостом»), в семье оружейных дел мастера, и вырос в самом сердце Парижа. Благодаря материнскому наследству и неплохим заработкам отца семья жила чуть лучше соседей-бедняков, хотя и недотягивала до уровня среднего класса. С относительной высоты своего положения Мерсье наблюдал широкую панораму городской жизни, которую позже воссоздал в бессмертных очерках Tableau de Paris («Картина Парижа», 1781–89).
«Картины» состоят из серии коротких, метких «портретов» парижской жизни во всем ее многообразии: типов людей, принадлежащих к разным классам и социальным слоям, наблюдений за жизнью улиц и рассуждений по поводу городского строительства, религиозных институтов и деятельности властей. Мерсье безжалостно критиковал существующие порядки, выдвигая предложения о реформах, направленных на то, чтобы сделать Париж лучше организованным и более приятным для жизни городом. Комментарии Мерсье представляют собой живую и весьма прогрессивную смесь антиклерикализма, наблюдательности и остроумия. «Картины Парижа» по праву считаются одним из лучших письменных портретов не только Парижа, но и современного города вообще.
Однако до того как опубликовать свои «Картины», Мерсье понял, что есть одно дело, которое ему необходимо выполнить: посетить Лондон, второй крупнейший европейский центр. По его мнению, невозможно заявлять, что знаешь Париж, не имея представления о городе, что скрывается за узким проливом: «Лондон – наш сосед и соперник, поэтому невозможно говорить о Париже, не упомянув о нем. Параллели очевидны. Две столицы сильно отличаются друг от друга, и в то же время так похожи, что, рисуя портрет одной, вполне допустимо включить в него некоторые черты другой». Англия – единственная страна, способная противопоставить свою культуру влиянию Франции. «Париж безраздельно господствует в Швейцарии, Италии, Германии и Голландии, – писал Мерсье, – однако ему не удалось завладеть Англией; наоборот, отношения Лондона и Парижа больше походят на отношения двух соперников, чем господина и его вассала. Такие отношения характеризуются взаимным интересом и иногда даже восхищением, а не подчинением одной из сторон».
И вот Мерсье взял билет на пакетбот в Великий четверг 1780 года. Решив не откладывать в долгий ящик сбор информации об англичанах, он решился заговорить с таинственными незнакомцами, обратившись к ним на их родном, английском языке, который знал в совершенстве. Как и другие образованные французы, Мерсье выучил английский язык, чтобы читать в оригинале труды Шекспира и папы Римского. Однако, едва заговорив по-английски, писатель понял, что его попутчики – не англичане, а французы! Более того, в ходе разговора он узнал, что двое странных незнакомцев – звезды парижского цирка, канатоходцы Александр Пласид Буссар и Паоло Редиге, известные в парижских бульварных театрах[6] как Пласид и Маленький Дьявол. Друзья решили перехитрить англичан и защитить себя от недружелюбных взглядов камуфляжем – типичной британской одеждой, ибо боялись, что на улицах Лондона в них признают иностранцев и оскорбят или побьют. Кстати, подобные страхи разделяли многие парижане. В Париже вообще было распространено мнение, что лондонцы не выносят французов и могут поколотить любого «туриста», имевшего глупость высунуть нос на улицу или зайти в паб. Многие считали, что лондонцы, грубые мужланы, приверженцы бокса и других кровавых видов спорта, целый день без дела шатаются по улицам, где никто не следит за порядком – ни вооруженные солдаты швейцарской гвардии, ни полиция. Гости города сами должны защищать свою жизнь. Одного француза, собиравшегося в Лондон, друг предупредил, что английские дети караулят незадачливых путешественников у открытых окон, чтобы в удобный момент плюнуть им прямо на голову.
Хотя лондонцы обожали парижский стиль в одежде и всячески его копировали, в 1780-е годы парижане, появлявшиеся на улицах Лондона в модной одежде, действительно часто подвергались насмешкам и прямым нападкам, причем не только потому, что Франция воевала на стороне колонистов-повстанцев, именовавших себя Соединенными Штатами. Многие парижане откровенно боялись ездить в Лондон. Мерсье пишет, что в Париже «повсеместно считают, что француз не сможет перейти на другую сторону улицы, не будучи ошиканным, и что все англичане как один отличаются необыкновенной свирепостью и питаются сырым мясом». Кстати, сами лондонцы тоже поддерживали этот стереотип, публикуя в своих журналах гравюры подобные нижеприведенному «Французу в Лондоне» (1770) [рис. 3]. Изящно одетый парижанин, в тщетной попытке беспрепятственно пройти по лондонской улице, попал «в клещи»: спереди его атакует возбужденный мясник (о чем говорит большое количество сырого мяса на полу), а сзади одна из женщин шутливо дергает за косичку модного парика. По-видимому, женщины при этом обмениваются нелестными намеками относительно сходства этой косички с обезьяньим хвостом, или, что еще более обидно, с определенной частью тела самого француза. То, что эта гравюра была сделана в Лондоне, говорит само за себя: видимо, англичанам импонировала репутация драчунов и забияк. Действительно, на гравюре мясник в засаленном фартуке выглядит гораздо более мужественным, чем перепуганный, тонконогий француз с его бесполезной сабелькой и камзолом из тонкого шелка, украшенным золотым шитьем.
Мерсье, конечно, понимал комический аспект подобных клише, и долго смеялся, слушая испуганный шепот Пласида и Маленького Дьявола. Нельзя быть такими легковерными, шутливо выговаривал он напуганным французам, убеждая, что бояться им совершенно нечего. Хотя политика министра иностранных дел Франции Верженна, направленная на помощь мятежным американским колонистам, действительно вызвала среди определенной части лондонцев законное негодование, франкофобия в целом практически сошла «на нет». Артисты выслушали заверения Мерсье с видимым облегчением. Довольные, что корабль несется по морю под всеми парусами и, видимо, решив, что теперь им ничто не угрожает, они вдруг запели на два голоса арию из комической оперы. Комическая опера в Великий четверг! Неслыханно, ведь этот праздник считается в Англии днем всенародной скорби! Французских комиков явно бросало из одной крайности в другую: сначала они дрожали, как мыши, а теперь оглашали корабль развеселым пением. К счастью, Мерсье быстро вмешался и попросил артистов немедленно замолчать, чтобы не вызвать неодобрение англичан.
Путешествие из Парижа в Лондон стоило 120 турских ливров[7], или франков, и включало в себя весь набор услуг: доставку дилижансом от Парижа до Кале или Булони, переезд через Ла-Манш и последующее путешествие до Лондона, уже не дилижансом, к счастью, а в карете.
В стоимость также входил полный пансион и проживание в гостиницах в Абвиле, Булони или Кале и Дувре. Впрочем, чаевые кучеру и половым в гостинице, таможенные сборы, а также стоимость визы, которую покупали в Булони, не входили в указанную цену, которая обычно не превышала восемнадцати ливров. Пассажиры всегда ночевали в Дувре, независимо от того, сколько времени заняла поездка: их селили в гостиницу, которой владела компания по перевозке дилижансами. На следующее утро, с рассветом, экипаж выезжал в сторону Лондона: за четыре-пять часов добирались до Кентербери, где останавливались на обед (обед являлся основной трапезой и подавался в полдень). Там же меняли лошадей и пересаживались в другой экипаж. Вечером проезжали Затем и ужинали в Рочестере. Здесь пассажирам предстояло решить, хотят ли они переночевать в гостинице или следовать до Лондона без остановки.
6
Бульварный театр – театр «для простонародья», игравший бытовые пьесы на современные сюжеты. Спектакли носили развлекательный характер и обычно содержали ярко выраженный элемент эротики.
7
Турский ливр – одна из основных валют Франции (около 1230 – 1803 гг.), чеканился в городе Туре. Упразднен во времена Великой французской революции.