Страница 16 из 17
Как апартаменты королевы Анны, так и Альберт-холл, походили не на французские многоквартирные дома, а скорее на безликие американские небоскребы с их рядами стандартных окон, характерных для отелей.
Хотя американская модель не так широко обсуждалась, как французская, все же бытовало мнение, что Нью-Йорк представляет собой некую противоположность Парижу. Если французские меблированные комнаты казались англичанам слишком шумными и фамильярными, чтобы соответствовать понятию " настоящий дом», то американские «отели» представляли собой другую крайность: в этих холодных, безликих жилищах «человеческая индивидуальность может легко потеряться среди машин и механизмов современной жизни». Таким образом, первоочередной задачей архитекторов вроде Илса и Уайта было найти компромисс между двумя полярными стилями жизни.
Одной из центральных тем оживленных дискуссий стал вопрос о размещении слуг: каким образом сделать так, чтобы их жизнедеятельность проходила в отдельном, автономном блоке и не пересекалась с жизнью хозяев? Все единодушно согласились с автором статьи в The Saturday Review, который выражал мнение, что «мешать» господ и слуг под одной крышей – «чистое варварство». Конечно, благовоспитанность не позволяла участникам дискуссии даже намеком показать, что им известно, какие именно дела творятся во «французских квартирках», однако всем было совершенно ясно, что результаты такого опрометчивого шага будут настолько ужасны, что, в общем, говорить об этом вслух не представлялось возможным. Члены общества Лютеции, обожавшие читать " непотребные» книжки, знали о предмете чуть больше, но их никто не спрашивал. Статья «Квартирная жизнь», напечатанная в The Saturday Review в 1875 году, была написана в саркастическом тоне, однако когда дело коснулось вопроса нравственности, тон статьи внезапно стал серьезным. «Французские слуги понятия не имеют о морали и нравственности. А как же иначе? Ведь они пользуются отдельным входом, и их никто не контролирует!»
The Builder, вступивший в полемику с The Review и сделавший автору статьи «Квартирная жизнь» выговор за использование недостоверной информации, несправедливо порочащей французов, все же вынужден был признать, что проблема существует. Камень преткновения в реализации «парижской модели» на английской земле действительно уперся в вопрос, как слуги разных господ уживутся на чердаке без надлежащего контроля со стороны хозяев. Но ведь поселить их на одном этаже с господами также невозможно! Слуги должны находиться вблизи, на удобном расстоянии, но так, чтобы их не было ни видно, ни слышно. В террасных домах слуги и торговцы никогда не пользовались парадным входом, а спускались по черной лестнице на задний двор, откуда попадали на кухню. Им бы и в голову не пришло ходить по одной лестнице с господами! Хотя это существенно осложняло планирование помещений, The Builder настаивал на устройстве отдельной лестницы для слуг, которая, впрочем " должна располагаться рядом с господской, а не в каком-нибудь дальнем углу, чтобы не создавать условий для сплетен, ссор и похабства, как в парижских домах».
Такое решение показалось всем половинчатым: оппоненты высказали мнение, что в условиях городской квартиры семье среднего класса не нужно держать трех слуг – вполне достаточно одного. Ряды террасных домов отодвигались все дальше и дальше, и хозяевам становилось все тяжелее найти прислугу: ведь террасные дома теперь строились на месте бывших рощ и полей, где рядом не было рабочих кварталов. К тому же времена, когда «служить господам» считалось престижным занятием, давно прошли – теперь люди относились к «обслуге» с гораздо меньшим пиететом. Теперь легче было найти интересную и высокооплачиваемую работу, а наличие «типовых домов» для рабочего класса предоставляло более комфортные условия, чем выдвижная кровать на господской кухне или неотапливаемая комнатушка на чердаке. Таким образом, переселение зажиточных семей в многоквартирные дома решило проблему расселения слуг очень просто – ликвидировав их как класс. Чем меньше слуг, «тем более полноправной хозяйкой дома чувствует себя жена»; по мнению автора статьи, она и с детьми управится лучше без посторонней помощи. Новейшие технологии тоже пришли на помощь: с внедрением грузовых лифтов слугам уже не приходилось ходить с тяжестями вверх и вниз по лестнице, а торговцев вообще дальше порога в дом не пускали. Развитие системы ресторанов, начавшееся в 1860-е годы, – общественных заведений, где приличная дама могла поужинать на людях, не рискуя скомпрометировать себя, дало семьям возможность ужинать вне дома и… рассчитать кухарку.
Одним из важнейших аргументов против квартир был консьерж: в Париже в его обязанности входило не только получать почту для своих жильцов (а в некоторых случаях и читать ее), но и собирать арендную плату и следить за тем, кто входит в здание через главный вход. Шарле изображает консьержку в виде съеженной от времени старой карги, обзывающей добропорядочных граждан «канальями» лишь потому, что они не хотят с ней общаться – типичное представление о консьержке.
По словам Бланшара Джерролда[45], консьерж всегда был bête noire – предметом особой ненависти парижан.
Рис. 8. Из серии «Эти маленькие люди второго сорта…» Никола-Туссен Шарле, 1826
В доме, где жил сам Джерролд, на улице Катр-Ван, консьерж сам поднимал и опускал тяжелый засов входной двери, и без пристального досмотра никого не впускал и не выпускал из дома.
«Он совал свой нос в каждый пакет жареных каштанов, что проносили в дом. Напрасно я умолял его: Cordon, s’il vous plaît! – стараясь говорить жалобным голосом, как будто подманивал птицу, – без досмотра на улицу он меня не выпустил. А когда я вернулся домой вечером и потянул шнурок звонка, в маленьком окошке рядом с дверью снова появилось сморщенное коричневое лицо, увенчанное ночным колпаком, цветом и формой напоминающее печеное яблоко. Я был вторично подвержен строжайшему досмотру, и только после этого дверь отворилась».
Как мы уже выяснили, в «типовых домах» консьержа не было, а хозяйственной частью заведовал комендант, живший в том же доме, в чье ведение не входило следить, кто, когда и в какой компании вошел в дом или вышел из него.
Ну и последним аргументом против «парижской модели» была «утечка звука». Хотя звуки «утекали» и в английских жилищах, средний англичанин был готов терпеть игру на фортепиано или перебранку соседей только справа и слева, но никак не сверху или снизу. У Золя в «Накипи» парадная лестница погружена в полную тишину, и тихое шипение газового обогревателя лишь подчеркивает ее, а приглушенные звуки фортепиано делают атмосферу дома удушающе респектабельной. В то же время стены внутреннего дворика, выложенные белым глазурованным кирпичом, отражают звук и усиливают язвительные выкрики и грубую ругань слуг. Как мы уже говорили, лондонцы предпочитали есть холодную пищу, только бы не слышать доносящиеся из кухни звуки, и не чувствовать запах пищи, поэтому устройство парижских квартир, где кухня располагалась непосредственно рядом со столовой, шокировало их.
Когда комендант Дома королевы Анны спросил Илса, что можно сделать, чтобы уменьшить звукопроницаемость в доме, архитектор уклонился от прямого ответа. Представив, видимо, обитателей «образцовых домов» с их выводками визжащих и плачущих детей, он заявил, что жизнь в квартирах для детей противопоказана, поскольку ему самому было бы «крайне неприятно» встретить ребенка на лестнице. Другие архитекторы призывали использовать звукоизоляцию в строительстве внутренних перегородок и делать стены более массивными. Жильцы Альберт Холла, в частности, постоянно жаловались на тонкие стены, которые пропускали даже самые тихие голоса. А вот приглушенные аккорды фортепиано в романе «Накипи», наоборот, говорили о высокой нравственности обитателей квартиры. Как сказал корреспондент журнала «Строитель»: «Брандмауэры имеют не только противопожарную, но моральную ценность».
45
Перевод Вадима Алексеева.