Страница 26 из 71
произнёс он. Айзек был так близко, я чувствовала,
как его дыхание колышет кончики моих волос. — Ты
будешь в порядке?
Я кивнула.
— Позвони мне, если я тебе понадоблюсь.
Я снова кивнула.
Поднявшись по лестнице к себе в спальню, я
забралась в постель в одежде. Я так устала. Мне
хотелось спать, и я вс ё ещё могла ощущать его руку
на своей руке. Может быть, сегодня снов не будет.
Следующим утром пошёл снег. Внезапный
февральский снег покрыл деревья и крыши в моём
районе кремовой глазурью. Я бродила из комнаты в
комнату, останавлива лась у окон и рассматрива ла
открывающиеся из них виды. Около полудня я устала
смотреть в окна, почувствовала медленный приступ
головной боли, начинающийся у висков, и уговорила
себя выйти на улицу. Это будет полезно для тебя.
Тебе необходим свежий воздух. У дневного света
нет зубов. Мне хотелось прикоснуться к снегу,
подержать его в руке, пока он не начн ёт её обжигать.
Может быть, он мог бы очистить меня от последних
месяцев.
Я прошла мимо куртки, висевшей на вешалке, и
распахнула входную дверь. Холодный воздух ударил
по ногам и залез под мою футболку. Футболка — это
всё, во что я была одета. Ни свитеров, ни колготок
под трениками. Тонкая бежевая футболка висела
вокруг меня, как облинявшая кожа. Я босиком
ступила на снег. Когда я сделала несколько шагов
вперёд, из-под ног раздался звук, напоминающий
мягкий вздох. Мой отец сошёл бы с ума, если бы
увидел меня. Кричал б ы на меня, требуя, чтобы я
надела тапочки даже тогда, когда зимой я ходила по
кухонном полу босиком. Заметила свежие следы
шин, которые покрывали одну сторону моей
подъездной дорожки в форме подковы до того места,
где обычно парковался Айзек. Может, это был
почтальон. Я оглянулась через плечо, чтобы
посмотреть, не стоит ли посылка у меня на пороге.
Там не было ничего. Это был Айзек.
Он был здесь. Зачем?
Я подошла к середине проезжей части и
зачерпнула снег, сжимая его в ладони и осматриваясь
вокруг. И вот тогда я кое -что заметила. Лобовое
стекло моей машины было очищено от снега.
Машины, которую я никогда не ставила в гараж, хотя
сейчас стоило бы. Что-то было под щёткой
стеклоочистителя. Я несла горсть снега до машины и
остановилась лишь тогда, когда оказалась у двери со
стороны водителя. Любой желающий мог проехать
мимо моего дома и увидеть полураздетую женщину
со снежком в руке, рассматривающую заснеженный
«Вольво ». Под дворником был коричневый конверт.
Я выпустила из ладони снежок, и он приземлился
жёстким комком мне на ногу. Конверт был тонкий,
завёрнутый в продуктовый бумажный мешок. Я
повертела его в руках. Он написал что-то на нём
синим шрифтом. Буквы разбежались по бумаге
неряшливыми беззаботными линиями. Каракули
врача, которые вы можете встретить на медицинской
карте или рецепте. Я прищурилась, рассеянно
слизывая капли снега с руки.
«Слова». Вот что он написал.
Я несла конверт внутрь, вертя его в руке. На
одной стороне картона была прорезь. Я сунула палец
внутрь и вытащила диск. Он был чёрный. Обычный
диск, на который Айзек что-то записал.
Заинтересовавшись, я вставила диск в стерео систему
и нажала на «плэй» большим пальцем ноги, а сама
растянулась на полу.
Музыка. Я закрыл глаза.
Тяжёлые ударники, слова женщины... её голос
беспокоил меня. Эмоциональный, с каждым словом
переходящий от т ёплого воркования к более
жёсткому тембру. Мне это не понравилось. Слишком
неустойчивый, непредсказуемый голос. Биполярный,
я бы сказала. Я встала, чтобы выключить его. Если
это была попытка Айзека приобщить меня к своей
музыке, ему стоило попробовать что-то менее...
Слова. Они вдруг захватили меня и удерживали,
качали в воздухе; я могла пинаться и извиваться, но
была не в состоянии спрятаться от них. Я слушала,
глядя на огонь, а затем слушала с закрытыми
глазами. Когда диск закончился, я включила его и
снова слушала то, что он пытался донести.
Вытащив диск из проигрывателя, я засунула его
обратно в конверт. Мои руки дрожали. Я пошла на
кухню и затолкала его вглубь своего ящика,
отведённого для всякой ерунды, под каталог « Нюман
Маркус» ( Прим. ред.:
американский
элитный
универмаг,
в
котором
представлены
бренды
премиум-класса) и кучи квитанций, перевязанных
резинкой. Я была взволнована. Мои руки не могли
прекратить двигаться: я пропускала сквозь пальцы
пряди волос, залезала в карманы, теребила нижнюю
губу. Мне нужно очиститься, для чего я отправ илась
к себе в кабинет, чтобы впитать бесцветное
одиночество. Я лежала на полу и смотрела в потолок.
Обычно белый очищал меня и успокаивал, но сегодня
слова песни нашли меня. « Я напишу!» — подумала я,
встала и двинулась к своему столу. Но, даже когда
пустой документ Word предстал передо мной —
чистый и белый, я не смогла выплеснуть на него
какие-либо мысли. Я сидела за столом и смотрела на
курсор. Он казался нетерпеливым, моргая и ожидая,
когда я найду слова. Единственные слова, что я
слышала, были слова из песни, которую Айзек
Астерхольдер оставил на лобовом стекле. Они
вторглись в моё белое пространство мышления, пока
я не захлопнула свой компьютер и не спустилась
вниз по лестнице к ящику. Выкопала картонный
конверт оттуда, куда е г о затолкала, и выбросила в
мусорную корзину.
Мне необходимо отвлечься. Осмотревшись кругом,
первое, что я увидела — холодильник. Сделала
бутерброд с хлебом и холодными закусками,
которыми Айзек продолжал заполнять мой отдел для
овощей, и съела его, сидя по-турецки на кухонном
столе. Вместе со всей его ерундой в стиле « спасти
землю с помощью гибридов и переработки» он был
фанатиком газировки. В моём холодильнике были
пять видов пожирающих желудок и кишащих сахаром
содовых. Я схватила красную банку и забралась на
стол. Выпила её всю, наблюдая, как падает снег.
Затем я выкопала диск из мусора. И слушала его
десять раз... двадцать? Я потеряла счёт.
Когда Айзек вошёл через дверь, где-то после
восьми, я сидела, завернувшись в одеяло перед огнем,
обхватив
руками
колени.
Мои
босые
ноги
пританцовывали в такт музыке. Он остановился как
вкопанный и смотрел на меня. Я не хотела смотреть
на него, поэтому просто продолжала пялиться на
огонь. Доктор прошёл на кухню. Я слышала, как
мужчина
убирал
остатки
беспорядка
от
приготовления бутерброда. Через некоторое время он
вернулся с двумя чашками и передал мне одну. Кофе.
— Ты ела сегодня. — Он сел на пол и
прислонился спиной к дивану. Айзек мог бы сесть на
диван, но сел на пол со мной. Со мной.
Я пожала плечами.
— Да.
Айзек продолжал смотреть на меня, и я
съёжилась
под
пристальным
взглядом
его
серебристых глаз. Затем до меня дошло, что он
сказал. Я не готовила себе с тех пор, как всё
случилось. Я бы умерла с голоду, если бы не Айзек.
Приготовление бутерброда – первый раз, когда я
приняла меры, чтобы выжить. Значение слова
казалось как тёмным, так и светлым.
Мы
сидели
в тишине
и
пили