Страница 25 из 71
встретилась
с
онкологом, ответственным за облучение, а затем с
пластическим хирургом, который убеждал меня
назначить встречу с психологом. Я видела Айзека
между каждым приёмом, каждым исследованием. Он
занимался своими осмотрами, но появлялся, чтобы
отвести меня к следующему пункту назначения. Это
было неловко. Хотя каждый раз, когда появлялся его
белый халат, я понемногу привыкала к нему. Как
будто распознавала его бренд — Супер Айзек. У него
каштановые волосы, глубоко посаженные глаза,
переносица широкая и немножко искривлённая, но
наиболее яркая часть его тела — плечи. Они
двигались первыми, а за ними следовала остальная
часть его тела.
У меня опухоль в правой груди. Вторая стадия
рака. Мне предстояло пройти операцию и облучение.
Айзек нашёл меня в кафетерии, где я
потягивала кофе и смотрела в окно. Он скользнул в
кресло напротив меня и наблюдал, как я гляжу на
дождь.
— Где твоя семья, Сенна?
Такой сложный вопрос.
— У меня отец в Техасе, но мы не близки.
— Друзья?
Я посмотрела на него. Он это серьёзно?
Мужчина оставался у меня дома каждую ночь этого
месяца, и мой телефон ни разу не звонил.
— У меня их нет. — Я не стала язвить в духе « А
сам не мог догадаться?».
Доктор Астерхольдер заёрзал на стуле, будто
ему стало некомфортно из-за этой темы, а затем,
подумав немного, сложил руки над крошками на
столе.
— Тебе необходима будет поддержка. Ты не
можешь сделать всё в одиночку.
— А что ты предлагаешь мне делать?
Импортировать семью?
Он продолжил, как будто не слышал меня:
— Возможно, тебе предстоит не одна операция.
Иногда, даже после облучения и химиотерапии, рак
возвращается...
— Я пройду двойную мастэктомию (Прим. пер.:
хирургическая операция по удалению молочной
железы). Он не вернётся.
Я описывала шок на лицах людей: шок, когда
они узнавали, что любимые предали их, шок, когда
обнаруживал и поддельную амнезию. Чёрт, я даже
написала о персонаже, на лице которого всегда было
выражение шока, даже когда у него не было на то
причин. Но я не могла сказать, что когда -либо
раньше видела истинное потрясение. И вот оно было
написано на лице Айзека Астерхольдера. Он сразу же
свёл брови вместе и бросился в бой.
— Сенна, ты не…
Я отмахнулась.
— Я должна. Нельзя жить каждый день в
страхе, зная, что, возможно, он вернётся. Это
единственный путь. — Айзек изучал моё лицо, и я
знала, он относился к тем людям, которые всегда
уважают чувства других людей. Через некоторое
время напряжение покинуло его плечи. Доктор
поднял руки со стола, и накрыл ими мои. Я видела
крошки, прилипшие к его коже. И сосредоточилась
на них, чтобы не отпрянуть. Он кивнул.
— Я могу пореко...
Я прервала его в третий раз, выдергивая руки
из-под его рук.
— Я хочу, чтобы ты меня оперировал.
Он откинулся назад, закинул руки за голову и
уставился на меня.
— Ты хирург—онколог. Я погуглила тебя.
— Почему ты просто не спросила?
— Потому что я этого не делаю. Задавать
вопросы — это удел развивающихся отношений.
Айзек склонил голову.
— Что не так с развивающимися отношениями?
— Когда тебя изнасиловали, и когда у тебя рак
груди, ты должна говорить людям об этом. А потом
они смотрят на тебя грустными глазами. Хотя на
самом деле видят не тебя, а твоё изнасилование или
твой рак груди. Пусть тогда на меня вообще не
смотрят, чем видят лишь то, что я делаю, или то, что
произошло со мной, а не то, кто я на самом деле.
Айзек долго молчал.
— А до того, как всё случилось с тобой?
Я взглянула на него. Может быть, слишком
яростно, но мне всё равно. Если этот человек решил
присутствовать в моей жизни, класть свои руки на
мои, спрашивать, почему у меня нет лучшего друга —
он получит это. Полную версию.
— Если Бог существует, — произнесла я, — то с
уверенностью скажу, что он меня ненавидит. Потому
что
моя
жизнь —
это
скопление
всего
отрицательного. Чем больше людей подпускаешь к
себе, тем больше плохого получаешь.
— Ну, допустим, — сказал Айзек. Его глаза
больше не расширены, в них нет шока. Он спокоен.
Это самая длинная речь, которую я когда -либо
говорила ему. Наверное, самая длинная речь,
ко т о р ую говорила кому-то за долгое время. Я
поднесла чашку ко рту и закрыла глаза.
— Ладно, — сказал он, наконец. — Я буду
делать операцию, но на одном условии.
— Каком?
— Ты обратишься к консультанту.
Я начала трясти головой до того, как слова
вылетели из его рта.
— Раньше я встречалась с психиатром. Это не
для меня.
— Я не говорю о принятии лекарств, —
отвечает Айзек. — Ты должна поговорить о том, что
произошло. Психотерапевт — это совсем другое.
— Мне не нужен мозгоправ, — произнесла я. —
Я в порядке. Справляюсь. — Идея консультирования
ужасала меня; все ваши сокровенные мысли
выставлялись в стеклянный ящик, чтобы быть
исследованными кем-то, кто потратил годы на
изучение как правильно судить мысли. Разве можно
считать это нормальным? Есть что-то извращённое в
процессе и в людях, которые решили выбрать эту
профессию.
Как
мужчина,
решивший
стать
гинекологом. Какой тебе от этого прок, урод?
Айзек наклонился вперёд, пока не оказался
чересчур близко к моему лицу, и я видела радужки
его глаз, чисто серые, без каких-либо пятен или
цветовых вариаций.
— У тебя посттравматический синдром. К тому
же, у тебя диагностировали рак молочной железы.
Ты. Не. В порядке, — он оттолкнулся от стола и
встал. Я открыла было рот, чтобы отрицать, но лишь
вздохнула, наблюдая, как его белый халат исчезает за
дверью кафетерия.
Он был не прав.
Мои глаза нашли шрам, оставшийся с той ночи,
когда я порезала себя. Он всё ещё розовый, кожа
вокруг него плотная и блестящая. Айзек ничего не
сказал, когда нашёл меня истекающей кровью, не
спросил, как и почему. Просто исправил это. Я
встала и отправилась за ним. Если кто-то будет
копаться в моей груди с помощью скальпеля, я бы
предпочла, чтобы это был человек, который появился
и всё исправил.
Когда я нашла его, Айзек стоял у главного входа
в больницу, руки в карманах. Он подождал, пока я не
подойду к нему, и мы, молча, пошли к машине. Мы
были достаточно далеко друг от друга, чтобы не
соприкасаться, но достаточно близко, что бы было
ясно, что мы вместе. Я осторожно скользнула на
переднее сиденье, сложила руки на коленях и
уставилась в окно, пока машина не очутилась на
моей подъездной дорожке. Я собиралась выйти — на
полпути между автомобилем и дорожкой — когда
доктор опустил руку мне на плечо. Мои брови
сошлись
вместе. Я почти чувствовала, как они
соприкасаются. Я знала, чего он хотел. Чтобы я
пообещала, что увижусь с психотерапевтом.
— Хорошо. — Я оказалась вне его досягаемости
и пошла к дому. Вставила ключ в замок, но руки
дрожали так сильно, что я не могла повернуть его.
Айзек подошёл ко мне сзади и положил свою руку на
мою. Его кожа показалась мне тёплой, будто он
просидел на солнце весь день. Слегка зачарованная, я
наблюдала,
как он использовал обе наши руки,
чтобы повернуть ключ. Когда дверь распахнулась, я
застыла на месте, спиной к нему.
— Сегодня вечером я собираюсь домой, —