Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 86

Дядьки на крышах с газовыми горелками сойдут за драконов: громко шипят, воняют горелым рубероидом и периодически гадят вниз чем-то черным.

Нас активно стали привлекать к этой строительной массовке: там перетаскать несколько тысяч кирпичей с этажа до обеда; раздолбать дорожку здесь, сварить асфальт, закатать ямы тут. А чем закатывать? Да хоть голой жопой! Лопатами нельзя — к ним липнет.

Асфальтоукладчиком у нас выступал И., сообразивший кататься сверху на урне. Так что наш рембат можно переименовывать в строй-цирк-бат.

Позже меня и еще четверых отправили на гээсэм. «Горячие садо-мазо», услужливо подсказал мозг. После асфальта на солнцепеке за горячих мы сойдем легко, да и садистски поиздеваться над многомудрым начальством все были явно не прочь. А то все мазо и мазо, когда же будет садо?

Но мазо продолжалось: 200-литровые бочки надо было укладывать штабелями в четыре яруса. Тут я понял, почему для этой работы выбрали меня — кто-то же снизу должен повыше бочки выталкивать! Веселуха еще та — бочки с 1960 до 1990 года выпуска, натекло/на-липло/застыло всякой дряни на них во много слоев: сковырнешь ненароком какой-то реликт, и — сюрприз! — за шиворотом уже кто-то живет своей жизнью, расползаясь по липкой спине во все труднодоступные места. На бочках с маслом живет что-то темное и пахучее; бочки с соляркой и бензином обязательно порадуют вонючими лужицами.

Дедок, с 1967 года приписанный к этим складам завхозом, на каждую жалобу, что бочка не пустая и очень тяжелая, меланхолично хрипел: «Та мне похуй, сколько там всего осталось, ебашьте все в четыре яруса и пиздуйте нахуй». А во многих якобы пустых бочках этого гээсэма было именно до того самого уровня, столь точно указанного премудрым завхозом.

С учетом того, сколько бочек мы перетаскали, пенсий старичку там плескалось на несколько тысяч лет наперед. А он нам еще так меланхолично, с грустью о неизбежном вселенском зле, жаловался: «Пиздят, все пиздят. С такого-то склада вынесли то-то, а мне ревизию сдавать».

Один из наших решил его усовестить: «Так свои же и воруют». Он на свой счет не принял: «У нас тут ”своих” пару тысяч».

Продолжу про постройку этих бочковых зиккуратов: по мере возрастания ярусов пару раз чуть не выпал сектор суперприз. Когда поднимаешь бочку 30–40 кг на высоту, руки напарника имеют свойство заканчиваться, а поднимать надо еще, потому что сверху ее еще не ухватили. И тут вариантов несколько: или ее все-таки сразу схватят и затащат, или тебе придется верещать: «Многоуважаемые коллеги! Не соблаговолите ли вы наконец-то забрать эту невыносимую тяжесть у меня с головы, пока ее края не сорвались с моих онемевших пальцев и не украсили моими мозгами этот склад!»

То есть мозг пытается именно это произнести, но язык извергает что-то совсем другое, чем так богат русский язык. Столь «непроизносимую хулу», назовем ее демократично, я и не думал, что знаю: благодаря фильму «Люси» известно, на что способны скрытые 90 нашего мозга. В моем случае активизировались явно не те скрытые проценты, уж лучше бы двигал бочки взглядом или внедрялся в тела нерадивых бибизян, танцующих поверх 3-х ярусов бочек.

А сектор суперприз — это когда бочку сверху уже типа взяли и ты ее уже не держишь, но тут она снова валится вниз. Обошлось без членовредительства, но руки хотелось поотрывать всем.

Завтра продолжу, про Десну еще есть что сказать.

Приходится писать под валом новых обстоятельств, но продолжу про Десну. После бочек гээсэма мечталось о бане, но насяльник заставил ждать отправки в казарме до 17:30.

В состоянии изрядной пришибленности/укуренности, как после физнагрузки, так и от запахов бензина, топаю по проходу казармы в туалет отмываться.

— Стоять!

Оборачиваюсь — в дальнем и темном от меня конце коридора, 50–60 м, угрожающая тень, которая начинает приближаться.

— И где ж ты нажрался, редиска? (это я перевожу с матерного).

Думаю, точно не мне (подумаешь, шатает немножко).

— Недавно подвергшаяся сексуальному насилию обезьяна, у тебя же отправка в полшестого!

Думаю — ага, значит, мне (только за обезьяну обидно). Уже хочется конструктивно ответить, типа «иди ты в жопу», но пока сдерживаюсь.

— Быстро разделся, синее перезанимавшееся сексом существо! Снимай свои дурно пахнущие обписяные одежды до трусов и иди сюда!



Думаю, та ну нах, не мне — и иду дальше.

— Куда ты, самка собаки, побежал! Держите этого приверженца однополой любви!

Думаю — в туалете удобнее отбиваться, там как раз раковина около входа железная стоит, потому как насчет однополой любви — уже явный перебор.

В коридоре тем временем события разворачиваются уже со звуками ударов. Уже выйдя, оборачиваюсь: посередине коридора сидит мужик в трусах, которого поливают водой из ведра. Думаю, какие болваны, такая и охрана, бачили очі, що купували. В итоге синяк таки с нами не поехал, закрыли в аватарке.

Насяльник перед отъездом заставил меня написать рапорт, что претензий не имею и для дальнейшего прохождения службы отправляюсь добровольно. На вопрос, с какой стати такое писать, ответ был: с ГПУ не шутят.

Спрашивает, как мои родные отреагировали на отбытие из Десны.

Отвечаю: «Как обычно, что я идиот!»

Проржавшись от души, он добавил: «Вот учудят такое, а ты разгребай».

Это можно было отнести ко всем сторонам: и к нему, и ко мне, и к родным.

в 17:30 на плацу собралась кучка провожающих и шеренга отбывающих. Я перестал издеваться над своим шмотьем и распихал его в два рюкзака, сзади/спереди, так что все обзывали «натовским парашютистом».

Собирались набрать 27 человек, а в шеренге всего десять, видимо, по тем же синячным причинам. Забегая наперед, шесть из десяти оказалось из Киева, что для Десны — просто исключительно много.

Паренек из Львовской области был еле живой, по-видимому, напровожался, но его не отсеяли в надежде на перевоспитание. Еще один — из Чернигова, один из Козельца и один из Житомирской области, — в общем, все, кроме паренька, — в радиусе 100 км от Киева.

По-боевому выглядел один: берцы, форма, все продвинутое. Весьма интеллигентных оказалось двое, остальные тоже ничего, особенно впечатлил круглолицый дедушка 56 лет, напоминающий пасечника. Так что в целом все оказалось намного лучше, чем могло бы быть.

Вид нашего транспорта вызывал нытье в пояснице — «Урал», ultra vip luxury complectation[8], кожаный салон, джакузи в кузове. Хотя Десна отбивает способность удивляться, но все-таки был элемент внезапности, когда мужик, весело катавший до этого по плацу две бетонные урны (ну подумаешь, каждый развлекается, как может), подкатил их прямо к Уралу и заставил мужиков поднять их внутрь. Ржал он при этом, как городской сумасшедший, но ведь его послушались! Думаю: вот что значит сила субординации!

После двух урн, установленных посредине, я уже не удивлялся и щенку, захваченному с нами одним парнем из шеренги. Еще к нам подсадили двух пограничников, так что в итоге места свободного практически не осталось, ноги вытянуть можно было, только прорывая туннели внутри горы рюкзаков.

Наконец-то выехали за пределы Десны! Сидел я в углу, ближе к кабине, но подскакивал на каждой кочке, добавляя своей прическе неповторимости трением о винил кузова. Слава Богу, что это был именно винил: если бы брезент, то через 70 км дороги остался бы я без ушей и с отполированным для боулинга черепом. Атак только создал пару гигаватт статического электричества, заодно начало казаться, что волосы растут внутрь, колышась в мозговом киселе.

Но на фоне тряски эти проблемы были практически незаметны. Даже на ровной дороге зубы клацали, а уж на ямах каждая часть и сустав жили своей жизнью, со стороны, наверное, казалось, что нас бьет током, — эдакая казнь на электрической лавочке.

Ямы по маршруту Десна — Чернигов лишь по ошибке назвали дорогой: щебень и битум с проблесками асфальта создают полотно непередаваемой художественной ценности. Я бы обнес всю дорогу табличками «Пыточная, качественные услуги с 1700-го года. Пять звезд из трех по каталогу MicheLen», а проезжающим водителям давал медали «За мужество».

8

Ultra vip luxury complectation — англ.: «ультрароскошная комплектация». — Ред.