Страница 44 из 62
Литература:
К. С. Станиславский. Моя жизнь в искусстве. (Многочисл. издания).
Вехи. Сборник статей. (Многочисл. издания).
«Мир искусства»: К столетию выставки русских и финляндских художников 1898 года. СПб., 1998.
Г. И. Вздорнов. Реставрация и наука: Очерки по истории открытия и изучения древнерусской живописи. М., 2006.
1.1.15. Политические настроения в обществе
Неожиданная смерть Александра III и вступление на престол 26-летнего Николая Александровича всколыхнули надежды на нового Царя-Реформатора, возрождающего былой союз своего венценосного деда и либеральной общественности. Тем кругам, где не угасли традиции «великих реформ» Александра II, не терпелось «подтолкнуть» молодого Царя в «нужном направлении»: сорок лет назад, в похожей ситуации, такая тактика себя оправдала.
Девять губернских земских собраний направили Николаю II «приветственные адреса» по случаю его бракосочетания с принцессой Алисой, где выражался запрос, иногда очень робкий, на «общественные изменения». Тульские земцы просили «открытого голоса земства к престолу»; курские надеялись на «расширение гласности». Далее всех пошли в своем «адресе» гласные тверского земства: «Мы питаем надежду, что счастье наше будет расти и крепнуть при неуклонном исполнении закона, ибо закон должен стоять выше случайных видов отдельных представителей власти… Мы ждем, Государь, возможности и права для общественных учреждений выражать свое мнение по вопросам, их касающихся, дабы до высоты Престола могло достигать выражение потребностей и мыслей не только представителей администрации, но и народа русского».
История с «земскими адресами» имела продолжение и, по мнению большинства наблюдателей, во многом определила всё последующее царствование. 17 января 1895 г. в Зимнем дворце состоялся Высочайший прием депутаций от дворянства, земств, городов и казачьих войск. Но еще рано утром министр внутренних дел И. Н. Дурново устроил разнос за «тверской адрес» губернскому предводителю дворянства Н. П. Оленину. Министр сообщил, что даже не рискнул передать подобного рода бумагу Императору, а лишь сделал доклад, на который Царь наложил резолюцию: «Чрезвычайно удивлен и недоволен этой неуместной выходкой…».
В своей речи на торжественном приеме Николай II, подглядывая в барашковую шапку, где лежал текст, написанный для него обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым, после слов благодарности за поздравления, в конце добавил: «Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель».
Царские слова о «бессмысленных мечтаниях» вызвали массу эмоций в обществе, стали крылатыми и вошли в фольклор. Особую популярность приобрела «Песенка» неизвестного автора на тему «приема депутации», где в одном из куплетов Царь, обращаясь к «санкюлотам из Твери», говорил: «За благие пожелания я вас всех благодарю, // Но бессмысленны мечтания власть урезать мне, Царю».
Позднее многие русские, вставшие в оппозицию режиму, признавались, что именно русская литература (от Радищева и Герцена до Михайловского и Толстого) постепенно выветрила в их умах веру в то, что только сословное общество с Божьим помазанником во главе обеспечит благополучие отечества. В этом признании не было ничего «самобытно русского»: когда-то и во Франции считали, что Бомарше своей пьесой «Фигаро» разрушил Бастилию.
Историческая справка
Один из анонимных памфлетов на данную тему молва приписала Льву Толстому. Тот от авторства отказался, заметив, что «всегда подписывает то, что пишет», а затем опубликовал очерк – «Бессмысленные мечтания». Его кульминацией стал фрагмент, где «сотни седых, почитаемых в своей среде людей», замерев, внимают царскому слову: «Когда молодой царь дошел до того места речи, в которой он хотел выразить мысль о том, что он желает делать всё по-своему и не хочет, чтобы никто не только не руководил им, но даже не давал советов, он смешался и, чтобы скрыть свой конфуз, стал кричать визгливым, озлобленным голосом. На намеки старых, умных, опытных людей, желавших сделать для царя возможным какое-нибудь разумное управление государством… на эти-то слова молодой царь, ничего не понимающий ни в управлении, ни в жизни, ответил, что это – „бессмысленные мечтания“».
Размышления современника
«Трагедия России была в том, что самодержавная власть стала бороться тогда (в начале царствования Николая II. – Отв. ред.) не с революцией, в чём была обязанность всякой государственной власти, не с конституцией, которую тогда никто открыто не требовал, а с самим духом Великих реформ 60-х годов, которые могли и должны были в результате безболезненно привести к конституции». – В. А. Маклаков. Из воспоминаний. Уроки жизни. М.: Московская школа политических исследований, 2011. – С. 197.
Авторитет царя падал не только среди образованного общества, но и в народе, большинство которого еще крепко веровало в идею абсолютной монархии. Народ смущало то, что Царь не оказал должного сочувствия жертвам «Ходынки» и что он, в отличие от своего отца, не выходит к народу. Даже небольшая стать Императора не вязалась с народными представлениями о Батюшке-Царе, кое-кто даже считал, что России нужен новый Пётр I, а не «теперешний дурик» (слова, сказанные в Петербурге летом 1904 г. извозчиком генералу Кирееву).
На рубеже XIX–XX вв. в самых разных слоях общества нарастало ощущение, что «русская смута» может прийти не только «снизу», от некультурных низов, но и «сверху», от самой власти, которая способна, оказывается, быть не менее «бессмысленной и беспощадной», чем пугачевский бунт. В свое время в Западной Европе аналогичное чувство породило глубокие общественные трансформации – духовную, а затем и политическую Реформацию. Теперь и Россию захватило то же умонастроение, подогреваемое как житейской повседневностью (от «ходынской давки» до произвола «полицейщины»), так и набирающими силу идейными течениями (от эсеровщины и анархизма до ницшеанства и большевизма). «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 г. стало кульминацией этого процесса.
Мнение современника:
«Когда народ делается, по крайней мере в части своей, сознательным, невозможно вести политику явно несправедливого поощрения привилегированного меньшинства за счет большинства. Политики и правители, которые этого не понимают, готовят революцию, которая взрывается при первом случае, когда правители эти теряют свой престиж и силу». – С. Ю. Витте. Воспоминания. М., 1960. Т. 3. – С. 517.
Углубление раскола в обществе, потеря уважения к «исторической власти» требовали срочных политических действий. Вопрос состоял в том, какую форму – осмысленную и правовую, либо стихийную и беззаконную – примут эти действия и кто возьмет на себя их инициативу – государственная власть, образованное общество или «простой народ». Образованное общество, по крайней мере, было совершенно уверено, что управлять Россией оно сможет существенно лучше, чем царская «бюрократия».
Литература:
В. А. Маклаков. Власть и общественность на закате старой России. Париж, 1936. Т. 1–3.
1.1.16. Земское либеральное течение
Земства, как бессословные выборные органы местного хозяйства, возникли после утверждения 1 января 1864 г. Александром II «Положений о губернских и уездных земских учреждениях». К началу царствования Николая II земства имели во многих губерниях более чем 25-летний опыт работы: под их руководством на местах улучшалось медико-санитарное состояние, велось строительство, развивались народное просвещение и культура земледелия. Вырабатывался новый тип «общественника» – не просто «радетеля о народе», страстно обличающего властный произвол, а трудяги-земца, изо дня в день практически решающего общественные проблемы.