Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 35

В Можайске М. Б. Шеина с товарищами берут «за приставы» и везут в Москву, а следом за ним, и даже перегоняя, летит страшное обвинение в измене…

Заметим, что в XVII веке сама измена трактуется достаточно широко – от «прямой» измены и предательства до «нерадения государеву делу». В смертном приговоре Шеин обвинен и в том, и в другом.

Уже некоторые современники усомнятся в справедливости такого решения, а в следующем столетии Татищев их отвергнет. Отрицать предательство Шеина станут и С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, А. Н. Зерцалов и другие историки, для которых казнь боярина – «боярская интрига». Но вот историк Д. И. Иловайский, бойкое перо которого сделает его автором монографий и гимназических учебников, возьмет на себя роль прокурора: даже если Шеин и не был предателем, то пострадал вполне заслуженно «за свой образ действия или, точнее, бездействия».

Но вряд ли поиск истины следует вести в одной плоскости: измена или интрига, предательство или коварство. В результате такой предвзятости вне внимания остаются многие любопытные факты. Какие же?

Специально созданный розыскной приказ вел следствие на основе расспросов ратных людей. Понятно, что они не питали симпатий к Шеину. Однако неудовольствие их отнюдь не сводилось к незадачливому воеводе. Оно оказалось много глубже. Выяснилось, что ратные люди «сетуют, что от них люди уходят к казакам… а казаки де в их поместьях и вотчинах, и детей позорят и поместья разоряют… А чают от тех воров тамошних городов служилые люди – большого дурна». Это были не пустые опасения: «воровские казаки» насчитывали в своих станицах несколько тысяч человек и пугали помещиков сильнее, чем Владислав с польско-литовскими отрядами. В памяти господствующего класса были свежи воспоминания Смуты с ее вольным казачеством, которое едва не разорило помещиков и вотчинников.

Так постепенно в Москве стали осознавать, что собравшиеся в столице ратные люди готовы предъявить свой счет не одному только Шеину, но и иным виновникам их бедствий. Адресат их был известен. «Послал де ратных людей под Смоленск патриарх да старцев сын» (то есть царь Михаил Федорович, – И. А.), – толковали между собой служилые люди. Словом, возникла ситуация, когда необходимо было успокоить армию и вывести из-под удара высокие имена. Рецепт для таких случаев известный, универсальный для всех времен и государств – свалить вину на явных неудачников, приписав им то, что было, и то, чего не было. Относительно Шеина и Измайлова это сделать было очень просто, потому что «во всех ратных людях сетование большое о том, что по ся лето Михаилу Шеину и Ортемию Измайлову и сыну его за их измену государева указу нет», – сообщали в розыскной приказ.

Реконструируя ситуацию, ясно понимаешь, что на деле все было сложнее. 17 апреля 1634 года боярская дума вынесла Михаилу Шеину смертный приговор, но шли дни – Шеин оставался в темнице. Почему?

В окружении царя не было единодушия и оставалось немало влиятельных лиц, причастных к курсу патриарха Филарета. Остается гадать, хотели ли они всерьез спасти Шеина или нет, поскольку в ход придворной борьбы вмешалась… улица. Любознательный секретарь Голштинского посольства Адам Олеарий писал по горячим следам событий: вернувшееся из-под Смоленска войско крепко жаловалось на измену «генерала Шеина», но когда «жалобы войска не уважили», тогда «вспыхнуло всеобщее восстание, для утешения которого» 28 апреля Шеина казнили.

Определение «всеобщее восстание», бесспорно, преувеличено. Источники позволяют говорить о волнениях в среде ратных людей, последовавших вслед за очередным московским пожаром. Пожар вспыхнул 25 апреля. Выгорело «половино Китая» и «кинуло за Белый город». Как это нередко случалось, пожар обострил ситуацию, вызвал волнения, для успокоения которых власти поспешили выдать Шеина.

Сама казнь Шеина – странная и на первый взгляд малообъяснимая. Олеарий пишет, что для того «чтобы Шеин, без вреда другим», согласился на казнь, ему обещали помилование: нужно лишь было для «удовлетворения народа» выйти к месту экзекуции. Шеин вышел, положил голову на плаху – тут и ударили топором. Татищев, опиравшийся на неизвестные нам источники, к этому добавляет, что боярин «имел некие письменные к своему оправданию доказательства, однако же поверя… корыстным злодеям» помалкивал до тех пор, пока не увидел топор. Здесь он опомнился, начал говорить, что может оправдаться, но было поздно.

Как не вспомнить сцену казни из романа «Сорок пять», а заодно и совет Генриху III, который дает королева-отравительница, его мать Екатерина Медичи, сменить палача, тайного сторонника Гизов, поспешившего удавкой оборвать жизнь опомнившегося заговорщика Сальседа!





Наша история знает подобный случай и в XVIII столетии: существует версия, что Мирович «организовывал» неудачный побег Ивана Антоновича по прямому наущению Екатерины II. Отсюда и то необычное самообладание, с каким поручик отправлялся на казнь, ожидаю помилования благодарной императрицы…

Впрочем, в обоих случаях это лишь предположения, правда, очень убедительные. С определенностью же можно сказать, что головой Шеина правительство откупалось от ратных людей, успокаивало их, пытаясь выйти из политического кризиса политическим убийством.

Мы предприняли это «расследование», чтобы отдать дань памяти одному из героев смутного времени, чье имя долгое время стояло в ряду с именами Пожарского, Кузьмы Минина, Скопина-Шуйского. Ведь неблагодарность в истории столь же пагубна, как и чрезмерное восхваление.

Александр Савинов[7]. «Пересоленные реформы». 1646–1648 годы

Известный «Соляной бунт» 1648 года вызывает вопросы. Почему книжица о событиях в Москве вскоре издана в Голландии, а копия появилась в Англии? Не из сочувствия же к москвичам, отягощенным «невыносимыми податями и поборами». В голландском сочинении «избили до смерти великого канцлера Назара Ивановича с воплями: «Изменник, за соль!» Но к тому времени ненавистную «соляную пошлину» отменили! Почему стрельцы «пристали к народу»? С какой стати «с адской злобой напали на дворы бояр», несмотря на обещание юного царя «удовлетворить всех». Нет ясности в трудах «классиков». С. М. Соловьев ограничился описанием «московского бунта», сосредоточил внимание на восстаниях в городах. В. О. Ключевский употребил фразы о «восстании черных людей на сильных», о «засилье временщиков», – к ним народ относился «с самой задушевной ненавистью». И только…

…Все началось в марте 1646 года, когда был выпущен царский указ об отмене прямых податей, трудных для населения, и замене новой пошлиной на соль «для пополнения казны». «Стрелецкие и ямские платежи сложить, а возместить выпадающие доходы из соляной пошлины… Ввести повсеместно, кроме рыбных промыслов Астрахани, где снизить вполовину, так как соль расходуют на месте на икру и рыбу». «Пошлину собирать в приказ боярину Борису Ивановичу Морозову да дьяку Назарию Чистому, а в иных приказах новой пошлиной никому не ведать». Консолидация сборов, в отличие от старого порядка.

Как оценить появление «соляной пошлины»? Если переход к косвенным налогам – дело перспективное. Объяснили тогда преимущество пошлины: «Будет всем равна и лишнего платить не станут». К середине XVII века косвенные сборы в городах порою превышали прямые – здесь основа новой пошлины. В традиционном обществе бюджет наполняют косвенные налоги, в России в конце XIX века они дали в казну свыше 85 % сборов. В таком случае, в 1646 году определили перспективу государственных доходов…

Но «соляную пошлину» трудно назвать акцизным сбором. Сказано: «Собирать пошлину, где соль родится». Скорее, налог на добычу полезных ископаемых или природно-ресурсная рента. «Ресурсная рента», которую собирает государство, образуется при использовании любых природных ресурсов: леса, воды, земли, рыбы, минералов. Отмечена проблема: как выделить прибыль от занятий, «порожденных использованием ресурсов, не созданных человеком, но обладающих стоимостью»? Природные ресурсы не превращаются сами по себе в товар без приложения труда и капитала. Но трудно определить, какая доля произведенной стоимости порождена каждым указанным компонентом. В настоящее время в стоимости моторного топлива исходное сырье, нефть, дает где-то 7–10 %.

7

Савинов Александр Викторович, историк.