Дорога горы

Вокруг Шхема сгущались низко плывущие клочковатые тучи. Серебристый туман наползал на окружавшие город сопки. Выскочившее на мгновение из облачного разрыва солнце разбросало по склонам Гризима большие светлые пятна. У дороги серели поросшие сорняками руины стен, арок и акведуков. Среди невзрачных груд камней яркими пятнами выделялись покрытые оранжевыми шишечками заросли дикой розы.

Более ста лет назад город разрушили наемники этнарха Гиркана Иоханана из династии хашмонаим – пламенного борца против власти Селевкидов. Так он и остался неотстроенным заново. Тут и там среди развалин когда-то богатой и процветающей столицы Северного царства высились новоделы богатых шомроним. Остатки некогда прекрасных зданий выглядели убогими на фоне осеннего буйства красок и вычурной роскоши вилл.

Иешуа с любопытством рассматривал идущих навстречу крестьян. Он не раз слышал от Иосефа о спорах в Санхедрине относительно богострастия жителей Шомрона. Некоторые из уважаемых законоучителей доказывали, что шомроним нельзя доверять, потому что они не иврим, а кутейцы99. Что они приняли Тору только из страха перед львами, которых на них наслал Предвечный. Припомнили и Никасо, дочь Санбаллата, персидского наместника Шомрона, из-за которой правоверный иври Менашше предал веру отцов и спутался с сектантами из святилища на горе Гризим.

Бен-Цион рассказывал, что еще недавно через Шхем удавалось пройти только хорошо охраняемым караванам из Иехуды. Беспечных путников безжалостно грабили и избивали. Сейчас обстановка стабилизировалась благодаря тому, что римские пикеты патрулируют дороги. Но взаимная вражда между южанами и северянами не утихла. Прошлой ночью Иешуа несколько раз просыпался и каждый раз видел караванщика сидящим в одной и той же позе – спиной к стене, обутого. Вроде, глаза закрыты, но не понятно – спит или нет, а на коленях лежит вытащенный из ножен меч.

Дорога вилась по длинному ущелью, поросшему дубовыми рощами. По раскорчеванным склонам ступенями спускались возделанные террасы. Внизу сеяли пшеницу, а выше – ячмень. Вдоль делянок по краю леса взбегали тропинки, теряясь в молоке тумана. Горные селения ютились так высоко, что их закрывали нависшие над тесниной тучи. Люди берегли каждый свободный клочок земли и селились там, где никогда ничего не вырастет.

Прошел бесшумный мелкий дождь, не нанеся дороге никакого вреда. Так, окропил, освежил, прибил пыль. От этого идти стало только легче. Но облака продолжали клубиться над холмами. Мулы дробно стучали копытами по овражному гравию. Иногда один из них останавливался, заметив пучок нескошенных пшеничных колосьев. Бен-Цион или Эзра тянули бунтаря за чумбур, причмокивая губами. А когда это не помогало, вынимали шило. От укола в бедро нарушитель дисциплины вздрагивал и испуганно косился на обидчика, но сразу резво устремлялся вперед. Перед опасливо поглядывал на хозяина, словно спрашивая: неужели и ты способен на такое? Иешуа улыбался, успокаивающе поглаживал мула по крупу.

Дорога уперлась в гору, разделившись на два рукава. Правый вел к Себастии, а левый круто огибал скалы и уходил в сторону моря. Вскоре горы Эфраимовы расступились, открывая широкую долину. В центре, словно перевернутая фаянсовая чаша, высился холм Шэмэра, а на нем – Себастия. Великая древняя крепость Шомрон царя Ахава, которую безуспешно штурмовали армии Дамесека, а воины Ашшура смогли взять только после трехлетней осады. Гиркан почти сравнял ее с землей, но трудолюбивые жители отстроили город заново, украсили садами и дворцами.

Эль-Элион! Красота-то какая! Иешуа невольно залюбовался видом. Все в зелени. Постройки из белого известняка придают городу праздничность. Квадраты садов с прожилками улиц – словно самоцветы на эфоде первосвященника. На вершине сопки сверкает позолотой царский дворец. А какой он белоснежный! – говорят, что отделан слоновой костью. Рядом с ним высятся базилика городского суда, амфитеатр и храм императора Августа. От дворца к подножию холма спускается широкая лестница со статуями.

Юноша вновь услышал тихие голоса: «И купил Амврий гору Семерон у Семира за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы»100.

Окрестности Себастии утопали в цитроновых садах. Воздух был насыщен ароматом этрогов. Везде по равнине, насколько хватало взгляда, кипела оживленная работа. Одни крестьяне срывали спелые плоды с деревьев, другие грузили корзины с фруктами на большие телеги, запряженные волами или мулами. Навьюченные ослы с исколотыми в кровь шеями обреченно семенили за хозяевами. К городу тянулись вереницы людей. Каждый тащил за спиной корзину, висевшую на переброшенной через плечо веревке или обтягивающей лоб лямке. Хотя этроги и не используются в хозяйстве широко, но они незаменимы. В первый день праздника Суккот каждый мужчина во время чтения Торы в Доме собрания держит в руках арбаа миним, связку из четырех растений, в состав которой обязательно входит этрог. Иешуа вспомнил строки из Священного писания: «…в первый день возьмите себе ветви красивых дерев, ветви пальмовые и ветви дерев широколиственных и верб речных, и веселитесь пред Господом Богом вашим семь дней»101.

Иешуа не любил свежие этроги – от их горьковатого вкуса у него сводило скулы. В Нацрате кожуру цитронов мариновали или варили, делая из нее приправу. Мирьям перекладывала этрогами одежду от моли и давала детям смешанную с вином мякоть в качестве лекарства. Цитроновый сок пили, чтобы освежить дыхание.

Сделали остановку. Иешуа давно заметил, что Бен-Цион прихрамывает. Наконец, он решился спросить:

– Что у тебя с ногой?

– Однажды мы с Иосефом возвращались из страны Химьяр с грузом благовоний. В Теме меня укусил каракурт. Любой купец знает, что если не выжечь место укуса сразу, то вскоре яд распространится по всему телу. Но я не мог быстро разжечь огонь. И тогда я понял, что меня ждет – буду корчиться от боли, валяясь в собственной рвоте и испражнениях, а потом, скорее всего, умру. Пришлось кинжалом отрезать самому себе кусок икры. Крови, конечно, натекло! Я сознание потерял, но Иосеф привел меня в чувство и замотал ногу. Счастье, что я был не один. Вот с тех пор и хромаю. Но ничего, главное, что хромота не мешает вести торговлю.

Иешуа некоторое время сидел молча, пораженный услышанным, а затем спросил.

– Как ты познакомился с Иосефом?

– Я тогда совсем молодой был, только начал с отцом ходить в Химьяр и Пунт. А Иосеф напросился идти с нами за слоновой костью. Это потом выяснилось, что его отец – зекен, почетный член общины, и что его весь Иерушалаим знает. Мы из Аравии не вылезали несколько лет: туда-сюда, раз пошла торговля – держи птицу счастья за хост! Наконец, Иосеф остепенился, отец пристроил его хаззаном102 в синагогу при Храме. Я ему благовония поставлял по старой дружбе. Потом он двинул в политику, стал уважаемым человеком… Так-то вот… А я его помню таким сорвиголовой. Как мы вместе куролесили! Однажды караван остановился под Геррами, и мы ночью сбежали из лагеря в город. Ну, нас ноги привели на агору. А там свет, музыка, веселье… Праздник, что ли, у них там какой случился. Народ толпится, а из окон герута нам красотки руками машут. Ну, мы с ним…

Тут Бен-Цион осекся на полуслове, посмотрел на Иешуа и, кашлянув в кулак, строгим голосом заявил.

– Ты это… Короче, рано тебе еще такие истории слушать. Иди-ка лучше проверь подпруги у мулов.

Иешуа отправился выполнять приказание. А за его спиной послышался сдавленный смех. Это караванбаши никак не мог отделаться от нахлынувших на него приятных воспоминаний.

Орха миновала Себастию и продолжила путь на север. Впереди темнела покрытая лесом гора, словно рухнувшая на землю с небесного свода и окаменевшая туча. Дорога вилась серпантином по ее крутому склону. Иешуа понял, что каравану предстоит преодолеть непростой перевал.

99

Кутейцы – кутии, кутеи, жители вавилонского города Куты. Завоевав Северное царство, царь Тиглатпаласар Третий угнал часть еврейского населения в Ассирию и Вавилонию, а на их место поселил разные народы, согнанные со всей империи, в том числе из Куты.

100

Третья книга Царств, 16: 24.

101

Книга Левит, 23: 40.

102

Хаззан – служитель синагоги, отвечающий за административную и хозяйственную деятельность.