Рассвет тьмы

— Ты имеешь в виду клубы? Я и раньше туда не ходила.

— Я не об этом.

— Да поняла я! Поняла. Но, если ты не забыла, у меня проблемы и сейчас не до гульбищ.

Пауза затягивалась. Лика и Лиска уже решили, что девушка всерьез обиделась на последний комментарий.

— Не знаю, — отмерла Ева, как будто отвечая не подругам, а своим мыслям, — Я, когда думаю об этом, такой дурой себя чувствую. С одной стороны, вы правы, нельзя доверять человеку, который способен снасильничать. Я должна испытывать к нему самые горькие чувства: злость, ненависть, обиду и еще кучу всего. И ведь, когда его рядом нет, именно так и думаю, а когда он рядом, таких мыслей не возникает. Как будто тот Дрон и этот совершенно разные люди. Я иногда смотрю на них с Ванечкой, как они вместе возятся, и вспоминаю лицо Лутака, когда Борис узнал про внука… Когда начал орать… Дрон в этот момент такими глазами на Ваньку смотрел… А потом резко кинулся к Малиновскому и стал его из блока выталкивать. Я даже сначала не поняла, что произошло. Только потом, в отражении зеркала увидела, что мелкий испугался, а Дрон его от воплей деда так защищал. Тогда я почувствовала, что от Дрона больше не будет никакой угрозы. Наоборот, теперь он защита. Об этом же думала, когда выбирала, кого просить о заключении брака.

— А что, еще кандидаты были? — как обычно перебила любопытная Зайка.

— Да, — Ева поморщилась своим воспоминаниям, — Хотела просить Савушкина об одолжении.

— Не-е, уж лучше Лутак, — с определенного момента в Лизе проснулась нелюбовь к Максиму.

— Ну вот, ты уже одобряешь мой выбор, — рассмеялась Ева.

— Не преувеличивай. Просто Макс действовал только в своих интересах, а Дрон, оказывается, заботится о вас. Даже если он это делает из желания заработать прощение… Получается, тоже в своих? Блин, я запуталась, — призналась Зайцева.

— Ванечку он любит, — глаза Евы затуманились воспоминаниями, на губах появилась улыбка, — Ты бы видела этих двоих, когда они играют…

— Ты влюбилась или крест на себе поставила? — рассматривая выражение лица подруги, уточнила Армас.

— Нет, не влюбилась. Да я вообще сейчас об этом не думаю.

— Ну, неужели тебе не хочется ощутить рядом с собой сильного мужчину?.. Почувствовать его… заботу? Прижаться к нему? Ощутить вкус его губ? — вещали, перебивая друг друга, доморощенные искусительницы.

— Я бы взбесилась, если б у меня перед носом постоянно маячило препятствие к моему женскому счастью, — поделилась Зайка.

— Что касается прикосновений губ и других частей тела, то я вообще не помню, чтобы когда-то испытывала желание, — хохотнула Ева.

— Евка, это неправильно, ты должна показаться врачу…

После этого разговора к напряжению Евы добавилась еще и неуверенность. Как убедить свое непокорное сердце, что так правильно? Надо было уводить разговор от этой темы, и девушка вспомнила:

— Сегодня вечером мама прилетает…

Римму Малиновскую в аэропорту встречала Лика. Еву не пустили, побоялись её взвинченного состояния. Армас стоять в толпе с табличкой не пришлось. Фотографии семьи Малиновских в свое время так часто мелькали в светской хронике, что примелькались. Нашли общий язык они довольно быстро, общие проблемы способствуют налаживанию взаимопонимания.

Римма решила остановиться у Евы. Она посчитала, что дочь отчаянно нуждается в поддержке человека, находящегося в одной «весовой категории» с Малиновским. И мать подходила на эту роль идеально.

Суматоха, которую внесла в привычный быт Шаниной мама Римма, охватила всю женскую часть «профсоюза». Римма, хоть и понимала, что Ева погорячилась с решением выйти замуж за Лутака, но так и не смогла удержаться от демонстрации предсвадебного позитива. Несколько каталогов со свадебной атрибутикой появились в их блоке. Лика и Лиска, лишенные удовольствия от собственных свадебных приготовлений, отрывались на полную катушку. Сама же Малиновская весь вечер не отходила от Внука. Бабушка в ней проснулась мгновенно, еще в тот момент, когда она только услышала о мальчике. Ваня спокойно реагировал на повышенное внимание, он и не к такому привык.

Вечером, когда народ разошелся, Римма подошла к дочери и молча обняла. Говорить она не могла. Горло сдавили сдерживаемые рыдания, но в самом жесте было столько боли, любви и извинений, что слова оказались бы лишними.

— Ну, что ты ма? Все же обошлось тогда, — Ева тоже не находила слов, вспоминать, тем более говорить о прошлом не хотелось категорически. Рефлексировать, когда надо собраться и решать проблемы, было неправильно. Но Ева понимала, то матери надо выговориться, объясниться.

— Обошлось, — эхом повторила мать, — Я больше тебя в обиду не дам. Ты не думай, чтобы отец не придумал, больше у него на поводу не пойду. Если б я знала, что он себе понапридумывал… — показалось, что мать впервые почувствовала состояние своего ребенка.

— Как он?

— Запутался совсем. Никого слушать не хочет, даже с Германом поругался. Гордыня это все… Одна надежда, что весь разум не растерял и одумается.

— А если нет? — задала самый волнующий её вопрос Ева.

— Значит, останется один. Если придется выбирать между вами и им, то я уже выбрала тебя и Ванечку. Будем вместе с его самодурством бороться. И, знаешь, я не приветствую твое решение выйти замуж за Андрона, — видимо, следуя какой-то своей логике, перескочила Римма.

— Вот как? Мам, ты же сама говорила, что он идеальная партия, — грустно рассмеялась Еня.

— Да я и сейчас считаю, что из вас могла бы получиться красивая пара. Только обстоятельства уже который раз против вашего нормального брака, — удивила рассуждениями женщина. Потом Ева вспомнила, что матери никто не рассказал об изнасиловании. Да, тогда все верно, пара красивая.

— Я еще ничего не решила. Надеюсь, время еще есть.

— Лучше расскажи, как ты тут устроилась, чем занимаешься? Почему в общежитии живешь? Может быть, купим квартиру. Я смотрела, сейчас есть неплохие варианты…

— Да есть квартира, просто так удобней из-за Ванечки. Здесь нянек больше, да и до работы близко.

Полночи мать с дочерью разговаривали на самые разные темы. У обеих было ощущение, что они знакомятся заново. При этом чувство родства осязалось все явственнее, как будто падала пелена, скрывавшая его. И обе молча недоумевали — что им мешало чуть раньше пойти друг другу на встречу? Римма начинала понимать мотивы поступков дочери, гордиться ей. Злиться на себя, что не смогла услышать ребенка, защитить. Как многого удалось бы избежать, окажись она чуть внимательнее, чуть терпеливее. Несколько раз мелькало в голове обвинение Бориса: «Это из-за нее…» В эти моменты слезы наворачивались на глаза. Мысль о том, что из-за ее нечуткости страдают два любимых человека, стучала набатом по вискам. А ведь стоило лишь поговорить, выслушать их обоих.

Тогда, много лет назад она отдалась страданию по умершему сыну и не задумалась о том, что это горе терзает еще и ее мужа. Он тоже потерял ребенка, ему было так же больно. А он молчал, поддерживал и оберегал свою любимую Римму, и, как настоящий мужчина, в одиночестве боролся с проблемой. «Римма, Римма, как ты могла забыть, что другие люди тоже чувствуют, переживают, испытывают эмоции. Как ты могла наплевать на родных людей», — ругала себя женщина. Она понимала, что исправить ситуацию будет непросто. Тем более даже не представляла, что для этого надо делать. Да и потом, когда эти проблемы будут решены, вина никуда не денется.

Ева же просто не узнавала свою мать. И грешила на себя, что не смогла найти в себе сил и поговорить с матерью по душам, объяснить все. Ведь так не бывает, что люди меняются в корне, значит, мама всегда была понимающей. И, значит, что это она, Женька, не смогла объяснить.

Ближе к часу ночи зазвонил мобильник Риммы:

— Да, Боря, это я. Добрый вечер… Доехала хорошо, чувствую себя нормально. Нет, давление не скачет… У Женечки… Нет, все в порядке… Нет, не спим… Разговаривали, очень жалею, что не сделали этого раньше… Нет, домой пока не собираюсь… А ты уже отозвал свое заявление?.. Поговорим, кода отзовешь… Да, решения не изменю, мне очень жаль, но будет только так. Я больше не позволю разрушать нашу семью… Да ты пьян! Иди спать, ты и на трезвую голову сейчас соображаешь не очень, а уж пьяным можешь до крайностей договориться. Все, все, иди спать. Завтра сама тебя наберу.