Высота

— Зачем вас вызывали в последний раз в штаб дивизии? — задал вопрос фельдмаршал. — Припомните хорошенько.

— В составе группы захвата я получил задание перейти линию фронта в расположении французского легиона и взять «языка».

Фельдмаршал, словно вспомнив что-то чрезвычайно важное, откинулся спиной к сейфу и вопросительно посмотрел на Блюментрита, который разминал сигарету.

— И вы перешли линию фронта с этим заданием?

— Перешли.

— И выполнили задание?

— Выполнили.

— Кого вы взяли?

На вопросы фельдмаршала пленный отвечал не раздумывая, твердо и четко:

— Мы взяли двоих: французского полковника интендантской службы и майора.

Фельдмаршал и Блюментрит, обменявшись взглядами, многозначительно улыбнулись.

— Каким образом вы провели их через линию фронта?

— Самым сказочным.

— То есть?

— Майора привели под руки. От страха ему часто отказывали ноги, а с полковником мы мимо вашего боевого охранения проскакали галопом на орловских рысаках.

То ли в знак уважения к солдатской отваге и доблести, то ли просто из желания размяться, фельдмаршал резко встал с кресла и прошелся по комнате.

— Что выпало лично на вашу долю: сопровождать майора или мимо боевого охранения противника скакать на орловском рысаке рядом с французским полковником?

— Второе, — солгал Богров.

— И вы получили за это орден?

— Пока нет, но представлен.

— К какому ордену?

— Этого я еще не знаю.

Фельдмаршал вплотную подошел к Богрову и, глядя в упор ему в глаза, проговорил:

— В германской армии за такие воинские подвиги награждают высокими орденами. О них мы докладываем фюреру. Он высоко чтит солдатскую доблесть и отвагу. А те двое, что вчера находились вместе с вами на вылазке и убиты при схватке с нашим боевым охранением, — они тоже были в группе захвата французского полковника и майора?

— Нет, их при выполнении того задания не было.

— И куда же вы доставили пленных французов?

— Мы их препроводили в штаб дивизии.

— В ту самую церквушку в селе Ракитино, о которой вы только что сказали?

— Да, в ту самую церквушку. Вернее, в ее подвал.

Богров начал опасаться, что слишком затянул с реализацией своего дерзкого плана, боялся, что кто-нибудь из офицеров закроет сейф на ключ. «Нужно торопиться!.. Главное — не опоздать!..» — приказывал он сам себе, словно во взрыве гранаты видел свое спасение.

Прикидывая позицию нападения на фельдмаршала, Богров пытался рассчитать: хватит ли у него времени, чтобы, перешагнув через тело лежащего на полу поверженного фельдмаршала (в том, что он сильным ударом пошлет его в нокаут, Богров не сомневался: ситуация для королевского прямого удара в челюсть была самой подходящей), успеть открыть сейф, выхватить из него гранату и выдернуть кольцо взрывателя. А там… Там потекут последние секунды его жизни. Эти секунды уже никому не остановить: ни ему, ни фельдмаршалу, ни генералу, ни штабным офицерам, которые зорко следили за тем, как он делал пометки на карте, и вместе с фельдмаршалом и генералом выражали искреннее восхищение рассказом пленного о том, как они на орловских рысаках прорывались с французским полковником через огневую завесу боевого охранения французских волонтеров.

Богров, напружинив тело, склоненное над картой, уже изготовился для удара, но резкий хлопок двери и звонкий голос адъютанта командующего остановили его:

— Господин фельдмаршал, на проводе Берлин.

— Кто конкретно? — Фельдмаршал резко вскинул голову. Подхватился с кресла и Блюментрит.

— Фюрер и Браухич.

Два этих имени заставили фельдмаршала и генерала вздрогнуть и застыть в оцепенении. Но это продолжалось какие-то секунды. Уже из дверей, с порога комнаты, фельдмаршал, обращаясь сразу к обоим офицерам отдела, приказал:

— Продолжайте допрос. Потом доложите.

— Есть, продолжать допрос! — четко ответил начальник разведотдела и, торопливо обойдя стол, сел в кресло, в котором только что сидел командующий армией. Он начал сразу без задержки, не давая пленному времени на обдумывание: — А теперь покажите, где находятся огневые позиции артиллерийских батарей вашей дивизии. Вы разведчик, вы это должны знать.

Богров как-то рассеянно смотрел в глаза полковника, потом понуро склонился над картой. Он играл. Впервые в жизни он играл роль человека, старающегося всеми правдами и неправдами выжить.

— Господин полковник, при таком тусклом освещении я нечетко вижу некоторые названия на карте. Нельзя ли пододвинуть поближе к столу подсвечник?

Полковник встал из-за стола и поднес почти вплотную к столу тяжелый бронзовый напольный подсвечник. Свет десяти толстых зажженных восковых свечей ярким снопом хлынул на стол и осветил лежавшую на нем карту.

Тактика ведения боя в боксе, как утверждают знаменитые боксеры, по своей гибкости и сложности опирается на такие незыблемые каноны ведения любого боя, как фактор времени (у боксеров оно исчисляется долями секунд), пространство (оно чередуется быстрым переходом с ближних дистанций к дистанциям дальним и наоборот), а также внезапность и сила удара.

И вдруг, как озарение, мелькнула в голове Богрова мысль: «Свечи… Зачем мне нужен этот свет? Дверцу сейфа я найду и открою на ощупь… А там… рывок кольца и…»

Времени на раздумье не было.

Сильный прямой удар правой рукой в челюсть полковника пришелся в тот момент, когда он поправлял выпавшую из гнезда подсвечника свечу. Богров не видел в это мгновение лиц тех, кто находился за его спиной. Не успел полковник рухнуть на пол, как Богров широкой и резкой отмашью руки сбил с подсвечника все свечи, которые потухли, еще не долетев до пола. А дальше… Дальше сработал инстинкт бойца, который четко поставил перед собой цель.

В абсолютной темноте Богров, с грохотом отшвырнув в сторону стол, кинулся к сейфу, на который он, ориентируясь в пространстве, бросил взгляд еще до того, как сбил свечи.

Первый шальной выстрел прозвучал со стороны дверей только тогда, когда в левой руке Богрова уже была намертво зажата граната, из которой он изо всей силы рванул кольцо.

Психологи утверждают, что перед смертью у психически здорового человека мысль работает с быстротой космических скоростей, что в доли секунд в извилинах мозга вспыхивает огромное количество картин прожитой жизни. В других, не экстремальных условиях на это потребовались бы большие отрезки времени.

Голос Богрова, стоявшего посреди комнаты с поднятой над головой гранатой, в абсолютной темноте прозвучал как голос из исчадия ада:

— Переводчик! Переведи им на немецкий: «Смерть немецким оккуп…»

Последнее не до конца произнесенное слово было оборвано взрывом страшной силы, который ослепительно ярко осветил комнату.

Взрыв в оперативном отделе штаба воздушной волной и градом осколков сорвал с петель дверь и отшвырнул ее в коридор. Вместе со свисающими для маскировки одеялами были выброшены на улицу две оконные рамы. Удушливый смрадный запах тротиловой гари и сизый дым сквозняком потащило по коридорам штаба.

Тем из штабных офицеров, кому не раз приходилось бывать под артобстрелом и под бомбежкой, показалось, что в помещение штаба угодил тяжелый снаряд или бомба. Но это заблуждение рассеялось, когда в комнату оперативного отдела первым вошел адъютант фельдмаршала. Вошел с опаской, настороженно озираясь и окидывая взглядом лежавшие на полу окровавленные трупы. Разбитые в щепы стулья и стол были разметаны по всей комнате. Чаша тяжелого бронзового подсвечника была оторвана взрывом от стойки и валялась в углу. Из всех, кто находился в комнате, признаки жизни подавал лишь переводчик. Правая рука его была оторвана и лежала почти рядом с телом, лицо заливала кровь, еле слышный стон говорил о том, что он еще жив. Посреди комнаты, широко раскинув руки, касаясь головой сейфа, лежал Богров. Несмотря на изуродованные плечи, лицо его было чистым. На нем застыло выражение горькой улыбки и дерзкого вызова. Веер осколков пощадил его лицо. Смерть была мгновенной.