Книги Бахмана

— Прошу вас, девушки.

Грейс тут же двинулась к кругу, восхитительная, желанная. С гладкой, очень белой кожей.

Ирма застыла.

— Ирма, — обратился я к ней. — Что же ты сидишь, Ирма? Ты ведь обвинила ее.

Ирма изумленно вскинула брови, словно глагол «обвинять» изменил ход ее мыслей. Она кивнула, встала, вскинула руку ко рту, словно хотела заглушить кокетливый смешок. Прошествовала по проходу и ступила в круг, как можно дальше от Грейс. Опустила глаза, сцепила руки перед собой. Будто собиралась спеть «Гранаду» на «Ганг-шоу».

Ее отец продает автомобили, не так ли? — ни с того ни с сего подумал я.

— Превосходно. Как принято в церкви, в школе и даже в «Хауди-Дуди»[16], шаг за круг — смерть. Понятно?

Они это поняли. Это все поняли. Пусть и не уразумели, но поняли. Когда перестаешь мыслить, сама идея разумения становится несколько архаичной, сродни звуку забытых языков или взгляду в викторианскую camera obscura[17]. Мы, американцы, отдаем предпочтение простому пониманию. Так проще читать дорожные указатели, когда въезжаешь в город по шоссе на скорости больше пятидесяти миль в час. Для уразумения, то бишь осознания, мысленные челюсти должны слишком уж широко раскрыться, глядишь, разорвутся сухожилия. С пониманием проще, его можно купить в любом газетно-книжном киоске Америки.

— Я хотел бы обойтись минимумом насилия. Его и так хватает с лихвой. Думаю, девушки, ограничимся словами и оплеухами. Открытой ладонью. Судейство беру на себя. Принято?

Они кивнули.

Я сунул руку в задний карман и вытащил бандану. Купил я ее в магазине «Бен Франклин» в центре города и пару раз повязывал на шею, но потом стал использовать вместо носового платка. Сказалось буржуазное происхождение, ничего не поделаешь.

— Как только я брошу бандану на пол, можете начинать. Первый ход за тобой, Грейс, поскольку обвинения выдвинуты против тебя.

Грейс с готовностью кивнула. На ее щеках расцвели розы. Так моя мама говорила про тех, кто краснеет.

Ирма Бейтс не отрывала глаз от моей красной банданы.

— Прекратите! — взвился Тед Джонс. — Ты же говорил, что никому не причинишь вреда, Чарли.

Вот и прекрати это безобразие! — В его глазах стояло отчаяние. — Возьми и прекрати!

Уж не знаю по какой причине, истерически захохотал Дон Лорди.

— Она начала первой, Тед Джонс, — встряла Сильвия Рейган. — Если бы какая-то эфиопская кикимора назвала мою мать шлюхой…

— Шлюхой, грязной шлюхой, — с готовностью подтвердила Ирма.

— …я бы выцарапала ее паршивые глазенки!

— Ты свихнулась! — побагровев, заорал Тед. — Мы можем его остановить. Если мы все набросимся на него, то сможем…

— Заткнись, Тед, — бросил Дик Кин. — Хорошо?

Тед огляделся, не нашел ни поддержки, ни сочувствия и заткнулся. Глаза его почернели от ненависти. Я порадовался, что его и стол миссис Андервуд разделяло приличное расстояние. Если б пришлось, я бы успел прострелить ему ногу.

— Готовы, девушки?

Грейс Станнер широко мне улыбнулась:

— Готовы.

Ирма кивнула. Девушка крупная, она расставила ноги, чуть наклонила голову. Круглые кудряшки ее грязно-желтых волос чем-то напоминали рулоны туалетной бумаги.

Я бросил бандану. Время пошло.

Грейс глубоко задумалась. Я буквально читал ее мысли: она понимала, сколь далеко все может зайти, и задавалась вопросом, а не потеряет ли она головы. В этот момент я любил ее. Нет… я любил их обеих.

— Жирная болтливая сволочь, — начала Грейс, глядя Ирме в глаза. — Ты воняешь. Это я серьезно. Твое тело смердит. Ты говнюшка.

— Хорошо, — кивнул я. — А теперь врежь ей.

Грейс размахнулась и ударила Ирму по щеке. Как договаривались, открытой ладонью. Словно щелкнул кнут. Свитер вздернулся, открыв полоску тела над юбкой.

— Однако! — выдохнул Корки Геролд.

Ирма хрюкнула. Голову отбросило назад, лицо скривилось. На левой щеке загорелось красное пятно.

Грейс шумно выдохнула, приготовилась к ответному удару. Волосы падали ей на плечи, прекрасные волосы. Она ждала.

— Ирма у нас прокурор. Приступай, Ирма.

Ирма тяжело дышала. Она сверкнула глазами, ощерилась. Стала просто страшной.

— Шлюха, — наконец вырвалось из нее. — Она, похоже, решила не менять тактику. — Грязная трахальщица.

Я кивнул.

Ирма ухмыльнулась. Крупная деваха, очень крупная. Рука, словно дубина, обрушилась на щеку Грейс. Что-то хряпнуло.

— Ох! — вырвалось у кого-то.

Грейс не упала. Половина ее лица покраснела, но она не упала. Наоборот, улыбнулась Ирме. И Ирма запаниковала. Я это видел и не мог поверить своим глазам: у Дракулы оказались глиняные ноги.

Я окинул взглядом класс. Поединок загипнотизировал их. Они забыли о Томе Денвере, мистере Грейсе, Чарлзе Эверетте Декере. Они не могли оторвать глаз от Ирмы и Грейс и, возможно, видели в них отражение какой-то части своих душ, как в осколке зеркала. Меня это только радовало. Поднимало настроение, словно молодая весенняя травка.

— Повторим, Грейс?

Верхняя губа поднялась, обнажив маленькие белоснежные зубки.

— Тебя никогда не приглашали на свидание, в этом все и дело. Ты уродина. От тебя дурно пахнет. Ты можешь только думать о том, что делают другие люди, отсюда и твои грязные мыслишки. Ты вонючая поганка.

Я кивнул.

Грейс размахнулась, и Ирма отпрянула. Рука Грейс едва коснулась Ирмы, но та разревелась, словно маленький ребенок.

— Отпусти меня, — простонала она. — Я больше не могу, Чарли. Отпусти меня.

— Возьми назад сказанное о моей матери, — прорычала Грейс.

— Твоя мать берет в рот! — выкрикнула Ирма. Лицо ее перекосилось, кудряшки замотало из стороны в сторону.

— Хорошо, — кивнул я. — Продолжай, Ирма.

Но Ирма истерично рыдала.

— Г-Г-Г-господи! — Руки ее медленно поднялись, закрыли лицо. — Боже, как я хочу у-у-умереть…

— Скажи, что извиняешься, — настаивала Грейс. — Возьми свои слова назад.

— Ты берешь в рот! — выкрикнула Ирма, не отрывая рук от лица.

— Давай, Ирма, — обратился я к ней. — Твой последний шанс.

На этот раз Ирма била со всего маху. Я увидел, как глаза Грейс превратились в щелочки, как напряглись мышцы шеи. Но удар пришелся в челюсть, так что голова едва дернулась. Однако щека стала ярко-красной, как от солнечного ожога.

Все тело Ирмы сотрясалось от рвущихся из груди рыданий.

— У тебя никогда никого не будет, — бросила Грейс. — Ты так и останешься жирной, вонючей свиньей.

— Ну-ка врежь ей как следует! — заорал Билли Сэйер, молотя кулаками по столу. — Чтоб мало не показалось!

— У тебя даже нет подруг. — Грейс тяжело дышала. — Зачем ты вообще живешь?!

Ирма издала пронзительный вопль.

— Я высказалась. — Грейс повернулась ко мне.

— Хорошо. Приступай.

Грейс размахнулась, но Ирма с криком рухнула на колени:

— Не б-бей меня. Пожалуйста, больше не бей! Не бей меня…

— Говори, что извиняешься.

— Я не могу. — Сквозь рыдания. — Разве ты не видишь, что не могу?

— Можешь. Лучше извинись.

На мгновение повисла тишина, нарушаемая только жужжанием часов. Потом Ирма подняла голову, рука Грейс тут же опустилась, оставив красную отметину на щеке Ирмы. Словно грохнул выстрел из мелкокалиберного пистолета.

Ирма упала на одну руку, кудряшки свалились на лицо. Она шумно вздохнула:

— Хорошо! Хорошо! Я извиняюсь!

Грейс отступила на шаг, ее рот приоткрылся, дышала она часто-часто. Она подняла руки, откинула волосы со щек. Ирма смотрела на нее снизу вверх. Вновь поднялась на колени. Я даже подумал, что она начнет молиться. Но она еще громче зарыдала.

Грейс посмотрела на класс, на меня. Ее полные груди так и рвались из облегающего их свитера.

— Моя мать трахается, и я ее люблю.

В задних рядах захлопали, то ли Майк Гейвин, то ли Нэнси Каскин. А потом захлопали все, кроме Теда Джонса и Сюзан Брукс. Сюзан просто не могла хлопать. Она с восхищением смотрела на Грейс Станнер.