Страница 27 из 45
Хаштария радостно вскрикнул:
— Быков! Ей-богу, Быков!
— Товарищ старший лейтенант, — зоркие глаза Галиева рассмотрели звание командира роты, — надо бы о питании договориться, кухни у нас нет.
Из мрака вынырнул посыльный:
— Товарищ старший лейтенант, вас вызывает комбат. Немедленно!
— Иду. А что стряслось?
— Да так, ничего особенного. Полковая разведка вернулась. Фрицы вроде атаковать собираются.
— Бельский! — позвал командир роты. — Разберись тут с артиллерией, я к начальству пошел.
Артиллерия подошла? — довольно улыбнулся Бельский. Сейчас с питанием уладим. Хоть и не положено стрелковой роте вас содержать…
Ай, какой скупой! Старым друзьям жалеешь?
Светало. Хаштария, Галиев и Бельский шли по линии обороны. Бойцы стояли по пояс в окопчиках, курили, жевали хлеб. Пожилой, аккуратно заправленный боец приметил приближающееся начальство, негромко скомандовал:
— Внимание!
— Закончили, Иванов? — отрывисто спросил Бельский.
— Кончаем, немного осталось, товарищ лейтенант!
Бельский кивнул, пошел дальше и остановился возле неглубокого окопчика. Сидевший на куче вынутой земли солдат вскочил на ноги, торопливо отряхиваясь.
— Это что? — процедил Бельский.
— Окоп, товарищ лейтенант!
Бельский ловко спрыгнул в окоп. Он доходил ему до пояса.
— По-вашему, товарищ Захаров, это окоп, а по-моему, безобразие. Как вы будете выглядеть, если через наши позиции танки пойдут? Будет, как под Вязьмой, когда вашего дружка ранило.
Захаров молчал, переминаясь с ноги на ногу.
Когда командиры ушли, Ленька Захаров сказал Иванову:
— Под Вязьмой окоп, конечно, был глубже, а толку что? Все равно отступили. Куда ж теперь отступать?
— Да я скорее сдохну, чем фашистов теперь хотя бы на один шаг пропущу! — забасил Бобров, тронув свежий лучистый рубец на обветренной щеке.
— Да, ребята, дошли почти что до дому, — вздохнул Копалкин.
Несмотря на тщедушное сложение, он давно отрыл свой окопчик, замаскировал его желто-зеленым дерном и помогал теперь медлительному Тютину оттаскивать песок от окопа.
Подошел Иванов и, попыхивая самокруткой, сказал:
— Вязьмы нам нечего стыдиться. Воевали там правильно, как надо. А отступили по приказу. Мы ж военные: дисциплина.
У порывистого Каневского заблестели глаза.
— Дальше отступать некуда, за нами Москва, и кто мне такое слово скажет, я штыком!
— Что вы все заладили: отступать, отступать!.. — раздраженно вмешался Кузя. — Хватит, наотступались! Приказ один: стоять насмерть!
Все посмотрели на Кузю. Всегда веселый, озорной, он говорил сейчас необычайно серьезно, товарищи никогда не видели его таким. Кузя смутился, снова стал самим собой и спел веселую песенку, которая заканчивалась словами:
…Гитлер, Геринг, Риббентроп
Всех солдат загонят в гроб!
Перед вечером Иванов пошел сменять часового. Сопровождал его Бобров.
Когда подошли к посту, часовой их не окликнул и заметил подошедших только тогда, когда Бобров сердито толкнул его:
— Спишь, что ли, лопух?
Копалкин виновато щурился, краснел.
— Читал! — сердито проговорил Иванов. — Читал на посту! Вот это часовой! Да ты в уме ли, парень?
— Простите, — бормотал Копалкин, — больше не буду!
Бобров вырвал у него книгу, протянул Иванову.
— «Следопыт. Ку-пер», — раздельно прочел Иванов. — Про охотника, что ли?
— Про индейцев.
— Про индейцев? — протянул пораженный Иванов и покачал головой.
А горячий Бобров погрозил Игорю кулаком:
— Вот подкрались бы фрицы, они бы тебе показали индейцев! На комсомольском собрании разберем тебя, шляпа!
Бобров принял пост, а Иванов и смущенный Копалкин двинулись по траншее обратно. Маленький Игорь сунул книгу за борт шинели совсем так, как это делали московские школьники. Всю дорогу он молчал, наконец не выдержал:
— Вы уж простите меня, товарищ командир! Очень люблю приключения. А читать совсем не успеваю, за всю войну только двадцать три странички и прочитал!
— Ладно, — буркнул Иванов, — но ежели ты еще раз…
«Ну настоящие ребятишки! — подумал он. — За такой поступок полагается суток пять отсидки, а с него что возьмешь: несмышленыш еще…»
Быков возвращался из штаба батальона — в задумчивости. Командир батальона, седой, краснолицый майор Гарин, сообщил командирам рот, что ожидается мощное наступление противника.
— Танков у него много, — нервно потирая руки, говорил Гарин, большинство средних и легких, но есть и тяжелые. Опять же пехоты многовато. Против нас — две дивизии, переброшенные из Франции.
— Свеженькие, — перебил командир второй роты Савченко, дальневосточник, носивший орден Красной Звезды, полученный за Хасан.
— Подожди, бомбить нас, говорят, будут. И крепко будут. Оборону строить как следует. Глубже зарываться в землю! — Комбат помолчал и закончил, глядя куда-то вбок — Кстати, отхода не будет, иметь это в виду.
«Зачем он это говорит? — досадливо подумал Быков. — Каждому и так ясно».
Худенький командир третьей роты Зорин, аспирант Московского университета, тихий юноша в роговых очках, с темным пушком на верхней губе, протер очки и, прищурившись, посмотрел на Гарина:
— Прошу прощения, товарищ майор! У меня создалось впечатление, что противник будет стремиться прорваться именно через нас.
— Ну, и что же из этого?
— Эрго[3], нам выпала почетная задача задержать врага, и потому…
— Начинаются лекции, приготовьте карандаши и тетради! — Савченко тряхнул выбившимся из-под фуражки чубом и грубо закончил: — Дело надо делать. Не ровен час, полезут! Разрешите идти, товарищ комбат?
Зорин, обидчиво помаргивая, близоруко щурился. Майор примирительно сказал:
— Вячеслав Анатольевич, я выслушаю ваши соображения, но время, батенька…
Савченко откозырял, четко повернулся и сказал Быкову:
— Пошли, чего ждешь?
На околице села Савченко сердито проговорил:
— Потрясающая сверхинтеллигентность! Как это ему удалось военное училище окончить?
— Разве плохой парень?
— Уж больно растяпист. Мямля!
Разговаривая с Савченко, Быков все время думал о другом. Когда оба командира подошли к линии обороны, он повернулся, кивнул Савченко и почти бегом направился в село.
Таким образом (лат.).
— Ты куда? Забыл что-нибудь?
— Скоро вернусь.
Быков вошел в избу, где расположился штаб батальона. Гарин, расстегнув ворот гимнастерки, торопливо ел суп из зеленого солдатского котелка. Его ординарец разогревал на спиртовке консервы, в углу у окна примостился телефонист.
— Ты чего? — удивился Гарин.
— Мыслишка одна пришла, товарищ комбат! — Быков приблизился вплотную к майору и снизил голос до шепота: — А что, если нам ударить, не дожидаясь?
Командир батальона выронил ложку, она со звоном упала на дно котелка.
— Ты что, сдурел? В своем уме?
— Я думаю, мы сорвем их атаку. Надоело отступать, стукнуть их надо!
Гарин открыл рот и вдруг замолчал. Он молчал долго, но это не было пассивным молчанием: майор мучительно обдумывал предложение. Ротный прав! Атаку необходимо сорвать. Но разрешит ли командир полка? Как он отнесется к этой инициативе? Оборона должна быть активной, а это не исключает контратаки.
Не говоря ни слова, комбат взял трубку, соединился с командиром полка и осторожно начал убеждать его дать разрешение. К его удивлению, полковник не возражал…
Быков возвратился в роту запыхавшийся, торжествующий. Собрав командиров взводов, он объявил о решении командования.
— Готовьтесь к наступлению, друзья!
Бельский застыл в непередаваемой позе, а присутствовавший на «совещании» Хаштария порывисто пожал старшему лейтенанту руку:
— Спасибо, дорогой! От всего сердца спасибо!
В десять часов батальон двинулся вперед. Рота Быкова шла в центре, справа и слева двигались бойцы Савченко и Зорина. Артиллеристы катили пушки и не отставали от пехоты.