Страница 27 из 55
Потом, москвичи видят, как он работает, — не просто добросовестно, а с азартом. Я как-то сказал ему: в хорошо отработанной системе городского управления мэру вообще нечего делать, только на нее любоваться. Чепуха, говорит. Приехал мэр Торонто из Канады, я у него спрашиваю: кто из нас прав? Конечно, вздохнул канадец, чем лучше система управления, тем меньше дел у руководителя. В идеале ему действительно делать нечего. Может быть, оно и так, сказал Лужков, только я тогда пойду на другую работу — скучно.
Я думаю, если бы у него было огромное состояние, он бы сам приплачивал, чтобы работать. Причем не представительствовать в каких- то поездках или на заседаниях, хотя это очень много времени съедает; по-моему, ему дороже всего те редкие минуты подлинного творчества, которые и определяют весь последующий ход событий... .
Москва: встреча XVI и XX веков
• В верхнем ряду — рисунки из книги путешественника, побывавшего в России, Сигизмунда Герберштейна. Внизу — арбатские фрагменты Влада Тарасова
Это было, было...
Сороковые годы XIX столетия. Первые нарушения градостроительной и экологической среды Москвы. В городе появляются промышленные объекты. Как правило, их возводят на берегах Москвы-реки и Яузы, откуда легко брать веду и куда удобно сбрасывать стоки. Крупные промышленные районы возникают даже там, где Москва-река вступает в город и откуда на него идут основные ветровые потоки (Трехгорная и Саввинская группы фабрик).
Начало XX столетия. С бурным ростом промышленности, железнодорожного транспорта и торговли население Москвы увеличивается по сравнению с серединой XIX века почти вчетверо и составляет к 1912 году 1,6 миллиона человек. Территория города возрастает вдвое — 1,6 тысяч гектаров. Промышленные предприятия строятся вдоль транспортных путей, в основном на востоке и юге, а также вдоль Москвы-реки и Яузы, создавая полукольцо производственной зоны города. Возле заводов возникают поселки и слободы. В городе формируется централизованная система хозяйственно- питьевого водоснабжения и начинается строительство сетей канализации.
Двадцатые — тридцатые годы. Москва становится столичным городом. Расширение административных и производственных функций приводит к росту численности населения к 1930 году до 3,6 миллионов человек и увеличению территории города до 26.5 тысяч гектаров.
Пятидесятые годы. Несмотря на провозглашенные в Генплане 1935 года принципы регулирования роста города в пределах пяти миллионов человек, численность населения Москвы превышает уже шесть миллионов человек. Из всего разнообразия лесной растительности остались нетронутыми лишь участки в лесопарках Измайлово, Сокольники, Серебряный бор, Покровское-Стрешнево и других, не считая большого массива лесов в природном парке «Лосиный остров». В поймах рек идет засыпка и осушение болот, названия которых, впрочем, до сих лор сохранились в топонимике площадей и улиц. Естественный почвенный покров можно обнаружить лишь в парках, скверах и садах, не затронутых городским строительством.
Семидесятые годы. Новый Генплан города 1971 года, базировавшийся на принципах жесткого ограничения строительства в Москве за счет преимущественного наращивания потенциала подмосковных городов, не смог остановить нерегулируемые процессы урбанизации. Строительство сборных домов, поставленное на конвейер с середины шестидесятых годов, требует новых незастроенных площадей, а мощная строительная техника позволяет строить без учета природных условий. В результате все отведенные городу территории в пределах кольцевой автодороги освоены всего за двадцать лет.
Восьмидесятые годы. Численность населения Москвы значительно превышает расчетные показатели и составляет к кощу восьмидесятых годов девять миллионов человек, образовав вместе с городами ближайшего окружения гигантское урбанизированное пятно в одиннадцать — двенадцать миллионов человек.
Избыток крупных предприятий металлургической, химической, текстильной и автомобильной промышленности требует привлечения рабочей силы из других регионов. Создание непрофильных для Москвы и экологически вредных производств привело к увеличению численности работающих на девятнадцать процентов вместо шести по Генплану 1071 года. Продолжается старение основных промышленных предприятий Москвы, что делает нецелесообразным, а то и невозможным внедрение «чистых» технологий и проведение природоохранных мероприятий. Поточное изготовление серийной продукции и использование малоквалифицированной рабочей силы требуют привлечения все больших водных, энергетических, сырьевых и материальных ресурсов, что увеличивает объемы грузоперевозок.
Девяностые годы. Обостряется транспортная проблема. Железные дороги не справляются с объемом перевозок. Шестьдесят процентов грузовых потоков, следующих к Москве,—транзитные. Система пассажирского транспорта работает на пределе возможностей.
В плане города исчезли проектируемые зеленые клинья в Крылатском и Строгино, Южном Измайлово и центральной части Юго-Запада. Заключены в трубы и на грани уничтожения многие малые реки Москвы. Продолжают застраиваться без соответствующей подготовки поля фильтрации и бывшие городские свалки — Бусиново, Марьино, Братеево и другие. Засыпаются овраги и ручьи, служившие естественными дренажами. Попытка защитить Москву кольцом лесопаркового пояса не реализована.
Ростки нового
Когда мы говорим о столетии железных дорог, мы понимаем, что речь вдет о новой технологии, новых возможностях, изменивших жизнь общества. Когда же мы говорим о 850-летии Москвы, то имеем весьма туманные представления, о чем, собственно, вдет речь. Тогда-то и начинают обычно говорить о возникновении города, первого поселения... Между тем перед нами стоит вполне конкретная научная задача: определить, когда возникло культурно- историческое явление — Москва (а не поселение или город), и попытаться выяснить механизмы и закономерности его жизни и развития.
Сергей Заремович ЧЕРНОВ, начальник Московской археологической экспедиции, и Леонид Андреевич БЕЛЯЕВ, руководитель сектора археологии Москвы,— гости редакции. Они начинают разговор на эту тему.
С. Ч.: — История, по определению, жанр сюжетный. Обращаясь к прошлому в поисках истоков явлений сегодняшнего (или какого-либо иного) дня, историк сталкивается с искушением выстроить в логическую цепь возможно большее число процессов и событий прошлого. Между тем многие из них на поверку оказываются частью таких цепочек, которые вовсе не ведут к явлениям, интересующим историка. Археология более сориентирована на выявление взаимосвязей внутри каждой конкретной эпохи. Приведу пример. Если взглянуть «невооруженным взглядом» на раскопанные руины собора, существовавшего на протяжении тысячелетия, то легко может возникнуть иллюзия его преемственного, поступательного развития от малого к большему. Между тем как только отдельные конструкции, образующие конгломерат этих руин, оказываются датированными, такая «логическая», но иллюзорная схема часто распадается. Оказывается, например, что в VI веке построили епископский комплекс, в XI веке на его руинах возвели трехнефный собор, а в XIV веке изменили его до неузнаваемости.