Однажды и навсегда

– Попробую. Иногда так получается, что то, чего я больше всего боюсь или там… жду – сбывается. Тебя вот увидела – и сбылось.

– А то, что я не вернусь?

– Стараюсь не думать об этом. Но в голове все время вертится. – Арина с силой ударила кулаком по голове. – Вот в этой голове. Не хочу думать. А оно все равно лезет. Боюсь остаться одна. Не хочу!

Гамов обхватил ладонями ее лицо, развернул к себе:

– Слушай меня. Слушай внимательно. Никуда я от тебя не денусь. Никуда. Запомни это. Слышишь, запомни. Я всегда буду с тобой. И никому не отдам. Запомнила?

– Запомнила, – хлюпая носом, кивнула Фадеева. – Конечно запомнила.

Они сидели так какое-то время, потом Арина освободилась от объятий мужа, встала, подошла к небольшому зеркалу на стене, поправила волосы, с неожиданной улыбкой оглянулась:

– А мне через два дня на работу.

– Куда? Кем? – удивился Сергей.

– В «Черемуху». Продавщицей. Муля договорилась.

– По-моему, здорово! Будешь денежки приносить.

– А ты что будешь делать?

– Служить Родине. – Он тоже поднялся, подошел к Арине. – Моему другу приглянулась одна твоя подружка. Несколько раз про нее спрашивал.

– Которая? – удивилась Арина. – Толстенькая?

– Наоборот. Та, что все время молчит.

– Удодова?! О, она у нас со странностями. Никогда не поймешь, что у нее в голове. Твой друг ей может и не понравиться.

– Как, говоришь, ее фамилия?

– Удодова. Ее тоже берут в торговый центр.

Гамов стал вдруг тихо смеяться.

– Ты чего? – не то удивилась, не то обиделась Арина. – Чего смешного?

– Правда, что ли, Удодова?

– Сказала ведь.

– Обязательно нужно познакомить с Васькой, – продолжал смеяться Сергей.

– Чего смешного?

– Сюрприз.

– Ну правда.

– Потом.

– Сереж…

– Потом, сказал. – Лейтенант взял ее лицо широкими ладонями, стал часто целовать. – Потом, потом.

– Ну, Сережа, – уворачивалась Фадеева. – Обижусь.

– Обиженные в казарме знаешь, что делают? Полы драют!

– Я не в казарме!

– Ну, конечно. Конечно, дорогая. Мы дома. Мы в квартире. Вместе.

– Сереж… Ну, Сережа… Сереженька… – Арина обхватила Гамова за шею, притянула к себе, нашла его губы, стала целовать нежно, жадно, с наслаждением.

Из детдомовок в «Черемуху» взяли пятерых. Новеньких выстроили в подсобке в ряд. Дерматиновая дверь открылась, и к ним вышла высоченная тетка в спецодежде, с высоким начесом на голове и с бейджиком на впалой груди «Старший продавец Колюбакина Раиса Павловна». Она внимательно осмотрела девиц, тоже одетых в униформу, и недовольно поморщилась.

– Тощие все какие-то. Зашуганные. Глядеть страшно. – Она снова бросила взгляд на пополнение. – Все, что ли, детдомовки?

Ей не ответили. Девушки смотрели настороженно, с нервными ухмылками.

– Тогда по порядку. – Колюбакина широким шагом двинулась вдоль новых работниц. – Главное, что вы должны запомнить… Работник магазина обязан быть вежливым, приветливым и… каким еще? Правильно, улыбчивым.

– Таким, как вы, – тихо прыснула в кулак Людка Буханкина, рыжая, вся в конопушках.

– Фамилия?

– Продавец Буханкина.

– Беру на заметку, Буханкина. Следующее предупреждение будет каким?

– Смертельным, – подсказала Удодова.

– Неверное. Последним. А до продавца ни ты, Буханкина, никто из твоих подружек еще не дорос. – Колюбакина снова внимательно и строго посмотрела на новеньких. – Вы, уважаемая зелень, все пока – практикантки. Поэтому ваше дело какое? Правильно. Все время маячить в торговом зале. Подсказывать, помогать публике, которая не до конца соображает, зачем сюда явилась. Например, пенсионерам или другим каким маразматикам. А главное – наблюдать, кто чего тырит.

– Правда, что ли, тырят? – искренне удивилась Горячкина.

– Святая или дурная? – взглянула на нее Колюбакина.

– Нормальная.

– Была б нормальная, не лезла бы с идиотским вопросом. Тырят все – от студентов до мамочек с колясками. Поэтому ходить по залу, делать вид, что ничего не замечаешь, а в нужный момент – бегом к охраннику. Ему даешь наводку на злодея.

– Бегать за каждым, здоровья не хватит, – мрачно заметила Удодова.

– А мы больных не держим. Здесь работают здоровые, сильные и еще какие?

– Честные! – с каменным лицом ответила Горячкина.

– Ответ правильный. Пять. – Раиса Павловна снова прошлась вдоль строя, остановилась напротив Арины. – А ты чего, красавица, застыла, как царевна-лягушка в болоте? Хоть соображаешь, о чем тут речь?

– С трудом, – не глядя на нее, ответила Арина.

– Молодец. Тебе и соображать-то особенно не нужно.

– Это почему? – приподняла удивленно брови Арина.

– Смазливая мордуленция за тебя соображает. – Старший продавец бросила взгляд на молчащих девушек. – Ну что, героини труда? Еще какие вопросы будут?

– А когда нас за прилавок поставят? – робко подняла руку Аня Кутаева, тощенькая, крохотная, в очочках.

– Тебя, думаю, никогда.

– Почему?

– У тебя какое зрение?

– Минус два.

– Минус два. И чего ты со своим «минусом два» за прилавком будешь делать? Хоть какую-нибудь цифру на ценнике различишь?

– А зачем меня взяли?

– Почем я знаю? Привели по разнарядке, обязана выполнять. Сама первый раз таких раскрасавиц вижу.

– Мне уйти?

– А как пожелаешь. Вон порог, а там хоть пой, хоть пей, хоть баклуши бей! – Раиса Павловна махнула в сторону двери.

– Вы это серьезно? – переспросила Аня.

– У нас не шутят, фефёла! У нас работают. Наша хозяйка за каждый прихват таким рублем бьет, что дома чай без сахара пьем.

– А кто она, ваша хозяйка? – снова влезла с вопросом Буханкина.

– Если покажу, то только издали. Метров за сто. Чтоб не испугалась.

– Такая страшная?

– Кто?

– Ваша хозяйка.

– Хозяйка – красавица. Зовут Софья Никитична. А вот ты – чудо-юдо болотное. Взгляни только на себя и своих подружек. Чтоб завтра вышли на работу все как одна помытые, подкрашенные, причесанные! Работать в торговом зале – это все равно что ходить по подиуму. Спина прямая, шаг уверенный, взгляд гордый и внимательный. Приходилось видеть этих вешалок по телевизору? Чего молчите? Видели или нет?

Все молчали. Анька с вызовом взглянула сначала на старшую продавщицу, потом на подружек, коротко и решительно выдохнула:

– Вот что, девчонки… Вы как хотите, а я ушла. Мне не светит всю жизнь за жуликами гоняться, чай без сахара пить и изображать из себя вешалку. Салют!

Девчонки смотрели, как со вскинутой головой она двинулась к выходу, по пути зацепилась тонкими ножками за какую-то картонку, чуть не растянулась, подняла упавшие очки, возле порога снова оглянулась и вдруг, расплакавшись, пустилась бежать.

Неожиданно Арина Фадеева гордо и спокойно вышла из строя, вплотную приблизилась к старшей продавщице, негромко, с улыбочкой произнесла:

– Дура.

– Чего? С дуба рухнула? – выпучила глаза Колюбакина.

– Вы дура, – повторила Арина. – Причем конченая. – И коротко махнула девчонкам: – Валим отсюда.

– Мы работы не боимся, но работать не пойдем, – радостно и густым басом пропела Удодова и, смеясь, увлекла за собой весь табун.

– Эй, куда? – разволновалась вдруг Раиса Павловна. Догнав Фадееву, она схватила ее за руку, зачастила: – Ты-то чего несешься, дуреха? Пусть все валят, а тебя я как раз хотела оставить. Вон какая красотка. В парфюмерный пойдешь. Туда все девки стремятся. Чего тебя не устраивает?

– Вы не устраиваете, – оттолкнула ее Арина.

– Обвыкнемся. Притремся. Ну и что ж, что нахамила? С кем не бывает? Считай, забыла. Как зовут?

– Фёкла!

– Вижу, что врешь, но все равно возьму в парфюмерию. Жениха подцепишь. Судьбу устроишь. Туда все богатые мужички заваливают.

– Спасибо, опоздали, – с язвительным злорадством ответила Арина. – Уже замужем, судьбу устроила!

– Вот те на! Ну, не дура ли? – как-то даже растерялась Раиса Павловна. – Чего так рано выскочила?