Страница 14 из 34
КАЗАК. ДОПРОС ДЛЯ ПРОФОРМЫ
Из-за того, что Корсар, по выражению полковника Марченко, "дезертировал в самый напряженный момент", расписание дежурств на жаре у самолета пришлось срочно переделывать. Казака с Наташей полковник безжалостно разлучил, заявив, что не фига вокруг чужих баб крутиться. Казак попытался спорить, но раздраженный полковник попросту отмахнулся от него. И теперь молодой летчик жарился на солнце, пока Наташа прохлаждалась где-то в залах выставочного комплекса. Время тянулось медленно. Посетителей было значительно меньше, чем в первый день, а те, кто останавливался перед "СМ-97", вопросов не задавали. В конце концов Казак попросил Саломахина "позвать, если что" и, сложив одну на другую несколько красных тормозных колодок, уселся в тени стабилизатора, там, где легкий ветерок давал хоть какую-то иллюзию свежести. Немного дальше на светлом бетоне чернели полосы стертой резины следы вчерашнего дорожно-транспортного происшествия. Казак обратил внимание, что теперь самолеты с выставки возят на стартовую позицию совсем другим путем. - Гляди-ка, Сергей, - сообщил он Саломахину, который пристроился с банкой пепси на порожке открытого грузового люка, - начальство тут мышей ловит, сделали вывод из вчерашнего. Инженер кивнул и ответил, явно лишь для того, чтобы поддержать разговор: - Да уж, сделали. Тот дедулька небось теперь неделю сидеть не будет. - Да ну? - удивился Казак. - У них тут что, до сих пор телесные наказания? - Для своих - да. Ты пойми, это же Восток. То, что мы тут живем как цивилизованные люди, еще не значит, что вся страна такая. Из города выйдешь, и непонятно, в каком ты веке. - Ты сам выходил, что ли? - поддел Казак, но Сергей не обиделся. - Я нет. Но ребята рассказывали... Хм, смотри, что-то опять произошло! Вот уж ни дня без приключений... Казак проследил направление его взгляда: прямо по летному полю куда-то в дальний конец аэродрома неслась кавалькада: черный автобус с зарешеченными окнами, несколько легковых машин характерной окраски, и сзади - два белых мини-вэна. Красных крестов на них не было, но тем не менее "Скорая помощь" узнавалась с первого взгляда. У всех машин на крыше вспыхивали проблесковые огни, и их водители абсолютно не обращали внимания на препятствие: бронированный автобус на полном ходу зацепил крыло маленькой "Сессны" на одной из стоянок. Самолетик развернуло, что-то подломилось в шасси, и он так и остался стоять перекосившись, а машины понеслись дальше. - И пожарники вон... - заметил Казак, показав чуть Дальше: четыре красные цистерны выстраивались вдоль полосы, отведенной для продолжения коммерческих полетов. - А кто у нас в воздухе? - поинтересовался Саломахин и тут же сам себе ответил: - Опять "Крылу" не везет, что ли? - Нет, нет, - успокоил его, да и себя, Казак. - Демонстрационные полеты идут с другой полосы, а вся кутерьма вокруг коммерческой дорожки. Но полиция-то тут при чем? Опять взорвать кого-то хотели? Глядящий из-под руки Саломахин заметил: - Ты прав, это не "Крыло". Кто-то другой сейчас на посадку заходит... Черт, машинка вроде на "Ан-24" похожа, но это явно не "Антон"... Блин, плохо видно. Казак тоже попытался определить самолет, для встречи которого поднялась такая суета, но сумел только смутно разглядеть его силуэт, который вскоре перестал быть виден: обзор закрывало здание контрольно-диспетчерского пункта. Саломахин смешно нагнул голову, прислушиваясь, и через пару минут объявил: - Обошлось без стрельбы. Интересно, что же все-таки произошло? Ну да ничего, узнаем ближе к вечеру. Нам еще больше часа осталось... Слышь, Колян, может, еще за водичкой сбегать? Я и тебе принесу, тут недалеко холодненькую продают! Казак охотно полез в карман за деньгами, но попить холодненькой водички ему на этот раз не пришлось. Таким же бешеным аллюром к стоянке "СМ-97" невесть откуда подлетел еще один черно-белый автомобиль, и выскочившие из него полицейские решительным шагом направились к русским. Передний из них объявил: - Мистер Николай Морозов! Казак на всякий случай кивнул. Говоривший остался на месте, а двое других быстро заняли позицию у него по бокам. - Василий Степанович! - обеспокоенно крикнул Саломахин внутрь самолета: там, развалившись на кресле, дремал один из основных переводчиков делегации, выделенный в эту смену. Василий Степанович вылез и, с ходу оценив ситуацию, обратился к старшему с длинной речью, выслушал ответ, что-то возразил, получил ответ на возражение, повертел в руках какой-то документ - а Казак все это время стоял в напряженной позе, чувствуя, как дюжие арабы в полицейских шлемах сверлят его глазами. Наконец переводчик повернулся к нему: - Николай, мне очень жаль, но вам придется поехать с ними. - С чего это вдруг? - Казаку стало не по себе. - Они говорят, что совершено преступление, о котором вы можете что-то знать. Им нужно допросить вас. - Вот еще напасть. А я что, обязан давать показания? - К сожалению, да. - Василий Степанович снял очки и сочувствующе моргнул: - Но вы не беспокойтесь, для иностранцев-немусульман у них специальная процедура, приближенная к европейской. А если вы сейчас будете отказываться, то они вас... Как говорят у нас - "подвергнут приводу". Казак вспомнил времена учебы в техникуме, когда он еще не поступил в летное училище, и несколько "приводов", которые ему довелось испытать на своей шкуре. "Вряд ли дубайские менты лучше ростовских", - решил он и сказал: - Да ладно, что уж там. Только вот никак в толк не возьму, что и о чем я могу знать. Василий Степанович перевел, и офицер, явно разочарованный тем, что не пришлось применить силу, сделал приглашающий жест. "Ну вот и посмотрел город..." - думал Казак, сидя на заднем сиденье машины, зажатый между двумя полицейскими. Переднее сиденье отделяла от отсека частая металлическая сетка, и вперед никакого обзора не было. Глядеть по сторонам тоже было не слишком удобно: правый страж сидел, подавшись вперед и опершись подбородком на руку, так что с этой стороны вместо городских красот можно было любоваться лишь его благородным арабским профилем. Левый полицейский сидел нормально, но тоже загораживал часть окна, однако Казак все-таки глядел туда, потому что заняться было больше нечем. "Гнал Серега, - заключил Казак, когда машина в очередной раз притормозила перед светофором. - Нормальный город, я бы даже сказал красивый. Ни лачуг, ни трущоб, ни бедуинов на верблюдах... Дома высокие, машины новенькие, прохожие одеты чисто, особенно те, которые в бурнусах, прямо белоснежных. Двадцатый век - он и в Африке двадцатый век. И тем более в Эмиратах!" Сделав такой вывод, он приободрился: все-таки не хотелось бы попасть в руки какого-нибудь "кади Абдурахмана" из сказок тысячи и одной ночи, даже в роли свидетеля. Интересно все же, какое преступление они имели в виду? Сбоку мелькнули синие воды залива, потом машина нырнула в туннель, а когда выскочила из него, на одном из зданий мелькнула вывеска с надписью "Ресторан "Русская корона". Это было неожиданно, особенно после утомительной арабской вязи. "Надо бы как-нибудь зайти..." - заинтересовался было названием Казак, но водитель, не сбавляя скорости, свернул на другую улицу, совершил несколько рискованных перестроений, и вскоре машина въехала в проем больших белых ворот, охраняемых двумя автоматчиками. Так же охранялся и лифт, на котором в сопровождении офицера Казака подняли на пятый этаж. В длинном прохладном коридоре, по которому его повели, он насчитал штуки четыре телекамер, а каждую дверь хранил от посягательств электронный кодовый замок. Веселое местечко! Перед одной из дверей сопровождающий остановился и провел по щели замка магнитной карточкой. При этом на его подвижном лице отразилось такое неподдельное удовольствие, смешанное с осознанием своей собственной важности, что Казак понял: не так уж и часто гордому "менту" приходится бывать в этом чистом и тихом здании и пользоваться магнитным замком. За дверью оказалась пустая комната с мягким Диваном и усыпанным глянцевыми журналами столиком. Окно в комнате было узким, располагалось под потолком, и никаких признаков того, что его можно открыть изнутри, не было. Летчика подтолкнули в спину, и дверь с щелчком захлопнулась. Казак постоял посреди комнаты, потом пожал плечами и уселся на диван изучать прессу. Просидеть в этой комфортабельной камере ему пришлось около часа, а может, и двух - на часы он догадался посмотреть, лишь перевернув последнюю страницу последнего журнала. По второму разу белозубые улыбки и загорелые телеса девушек на рекламных страницах показались уже не столь приятными, а по третьему - вызывали раздражение. Казак уже начал подумывать о том, как бы привлечь к себе внимание, когда дверь открылась и новый охранник молча препроводил его в другое помещение, на десяток шагов дальше по коридору. Теперь он оказался в обычном кабинете - со столом для начальника, креслом для посетителя, подчеркнуто не замаскированными микрофоном и видеокамерой. Но глаз Казака, кроме мягкого кресла, отметил наличие табуретки у стены, и было похоже, что табуретка эта привинчена к полу. Ворсистый ковер на полу не доходил до табуреточки метра на два, обнажая коричневый линолеум. "Ага... - оценил обстановку Казак. - Чтобы мыть легче было. Интересно, во что такое я влип?" - Заходите, заходите! - тем временем поприветствовал его хозяин кабинета, лысоватый смуглый человек с курчавой, окладистой бородой. Говорил он по-русски с акцентом, но вполне свободно. - Садитесь, господин Морозов. Как вам уже сообщили, вы являетесь одним из свидетелей преступления, и ваш долг, как представителя дружественной державы, сотрудничать со следствием. Казак неторопливо уселся в кресло и, решив быть острожным и хитрым, осведомился: - А собственно, что за преступление? - О, об этом я вам обязательно расскажу. Но сначала все-таки несколько вопросов. Вы знакомы с господином Андреем Корсаном? - Знаком... - не стал отпираться Казак. - А насколько хорошо? - продолжал елейным голосом следователь. - Ну... Мы с ним друзья... - Казак запнулся, но тут же сообразил: кто и что проверит? Тем более здесь? И продолжил с видом чистосердечной откровенности: - С детства. Потом служили в разных частях, а сейчас опять встретились. - Ага. А что вы знаете про его появление в нашей стране? - Хм... Он прилетел на самолете, а что? - не понял Казак. - Спасибо, но я знаю, что он прилетел на самолете. На поезде к нам приехать трудно, - недовольно перебил его следователь. - Я хочу спросить: вы, как его близкий друг, знали про цель, с которой он приехал к нам? - Дело в том, что... - начал было Казак, но, увидев скучающее выражение на лице допрашивающего, разозлился: - Да что вы мне голову морочите?! И так ведь все известно... Ну и в чем тогда дело01 - Дело в том, господин Морозов, что ваш друг детства Андрей Корсан... следователь глянул на часы, - ровно два с половиной часа назад попытался угнать самолет. Самолет тоже русский, и его хозяин вчера вечером заходил к нему в номер, где находились и вы! Казак не смог сдержать удивления, и следователь самодовольно улыбнулся: - Да, да, мы умеем работать очень быстро. Итак, ваш друг устроил в воздухе кровавую бойню, убил четырех и ранил двоих человек, в том числе и хозяина самолета. Правда, на борту случайно оказался гражданин Эмирата Абу-Даби, который сумел перехватить управление и не дал самолету врезаться в землю. И ваш друг... - следователь произнес эти слова донельзя слащаво, - ваш друг понял, что перестарался, и согласился посадить самолет обратно на "Галф-Бизнес", где и был схвачен. Так вы говорите, что ничего не знали о его планах? А о чем шел разговор в номере? Но Казак, казалось, не слышал вопроса. Он привстал с кресла и в возбуждении выкрикнул: - Не может такого быть! Это ложь! Кого он убил, кто это сказал, что за бред?!! Это какая-то провокация, подлый спектакль!!! - Успокойтесь, успокойтесь. Я понимаю ваши чувства, но... что было, то было! Согласитесь, уважаемый, что трудно ин-сце-нировать полный самолет трупов и вашего друга, размахивающего автоматом... Но я все-таки повторю свой вопрос: о чем было совещание накануне? - Какое совещание! Хозяин самолета захотел, чтобы Пи... - Казак от волнения чуть не назвал Корсара по привычке Пиратом, но вовремя спохватился, - чтобы Андрей помог ему, если вдруг его пассажиры откажутся платить. И все! - Опасался, значит, - кивнул головой следователь и сделал пометку в блокноте. - А опасаться-то ему следовало совсем другого. Ну что ж, спасибо! Смуглолицый привстал и протянул Казаку руку. Тот, все еще ошеломленный невероятным известием, вдруг спохватился: - Это что, все? Да я вам еще могу объяснить... - Не стоит. На самом деле даже ваш допрос - это только проформа, которая выполняется скорее для вас, чем для дела. А с вашим другом вопрос практически решен. - Это как? - спросил Казак, полный нехороших предчувствий, и следователь охотно и даже с каким-то удовольствием ответил: - По нашим законам за воздушное пиратство полагается смертная казнь без права помилования. Господин Корсан, кроме того, виновен в убийстве одного русского - ну это ваши проблемы - и трех правоверных мусульман из семьи Ар-Байех, очень влиятельной и уважаемой в Эмиратах. Справедливость требует, чтобы исполняли приговор именно в этой семье. Так что было приятно познакомится с вами. Если понадобится, мы вызовем вас еще. - Нет, погодите, я вам все объясню. Андрею абсолютно незачем было делать такие вещи. Это совершенно точно подстава, и если попробовать выяснить... - Странно... Что тут еще надо выяснять? И главное - зачем? Все ясно и понятно. Это у вас, в так называемых цивилизованных странах, подобные преступления могут оставаться без наказания годами. Адвокаты, поправки, прецеденты... Мы, хвала Аллаху, живем по другим законам. Суд должен быть скорым, справедливым и суровым! - Ну как же... - пробормотал ошарашенный Казак и, хватаясь за последнюю соломинку, спросил: - А что говорит хозяин самолета? Вы сказали, он раненый, но ведь живой же? - Он тяжело ранен, у него большая потеря крови, и он без сознания. Вряд ли его показания появятся в ближайшее время. Я уже сказал, дело совершенно ясное, и необходимости в его показаниях нет. И следователь нажал кнопку, вызывая охранника. КАЗАК, ХОМЯК. ЧТО ТВОРИТСЯ? Полицейские были так любезны, что отвезли Казака обратно к выставочному комплексу. Теперь он был в машине один, не считая водителя, и при желании теперь мог бы наконец насладится видами Дубая - только вот желания не было. Он был поражен до глубины души услышанным, веря и не веря одновременно. Можно было допустить, что во время вылета Хомяка действительно произошло что-то, может быть, даже следователь не соврал про полный самолет трупов. Но при чем здесь Корсар? Как им удалось приплести его к этому делу?! В выставочном центре Казак бросился к смоленскому офису, не замечая, что расталкивает по дороге встречных и поперечных. Полковник Марченко оказался на месте, но встретил Казака весьма неласково. Наташи рядом не было, и поэтому полковник не сдерживался в выражениях. Попытки Казака что-то сказать в оправдание Корсара вызвали только новые вспышки праведного гнева, а когда полковник в сердцах договорился до того, что "два друга-подлеца" заранее договорились подставить лично его, полковника Марченко, Казак не выдержал, наорал на вышестоящего начальника и ушел, хлопнув дверью. О том, что за этим последует, он не думал - а что там думать, ничего хорошего. Но спокойно слышать такие обвинения в адрес друга... Взбешенный, он влетел в свой номер и застал там Наташу, бледную и напряженную. Казак почему-то подумал, что она сейчас бросится к нему, чтобы уткнуться в плечо и выплакаться, но она этого не сделала. Такая же внешне спокойная, она просто повернулась и взглянула ему в глаза: - Ты веришь? - Нет, - так же коротко ответил Казак, попытавшись быть сдержанным и хладнокровным, но тут же с силой пнул ногой первый попавшийся предмет. Им оказался стул, который отлетел в дальний угол номера. - Все тут как с ума посходили! - прошипел он. - Какого черта Андрюхе угонять самолет, и у кого? У этой толстой свиньи? Я скорее подумаю, что Хомяк сам все подстроил, чтоб страховку какую-нибудь получить... Он зашагал по номеру от стены к стене: - Даже не знаю, что делать... Ведь здесь никто не поверит. Они даже разбираться ни в чем не хотят, сволочи! - Я звонила в консульство... - Ну и? - Сказали, примут меры. Только сказали так, что сразу понятно: ничего они делать не будут. Запрос пошлют, и не более того... - Что же делать, что же делать... - Казак еле сдержался, чтобы не пнуть несчастный стул еще раз. - Звонить, в двери стучаться? А они его тем временем... Нет, на фиг. Я уж лучше сам самолет захвачу и буду держать, пока не найдется кто-то, кто возьмется раскопать правду! Черт, спросить бы Хомяка, что там произошло на самом деле? - Какого Хомяка? - спросила Наташа. - Прозвище такое, мы с Пиратом одноглазым в свое время знавали командира этого чертова аэроплана. Который Андрей якобы пытался угнать. Но говорят, Хомяк ранен, без сознания, крови много потерял! Толстяк хренов... Наташа осторожно подошла к Корсару и взяла его за руку. - Коля... А ведь это точно ложь. Я ждала Андрея, и я видела, как его арестовывали... А потом начали работать врачи. Там действительно несколько мертвых было, все окровавленные... А вот толстого такого пилота на носилках несли, и никакой крови не было. Просто лежал и все, даже шевелился чуть-чуть. Врач к нему нагибался, и о чем-то говорили! - Это... Это точно? - Да, да, я сама видела, только я тогда не знала, что это и есть командир. - Так. А по-ихнему он лежит весь обескровленный-поломанный? Так... Наташ, поищи, пожалуйста, в моей записной книжке визитную карточку некоего господина Колпикова, фирма "Аукс". Помнишь, рядом с нами такой рыжий шкаф сидел? Он вроде хвалился, что знает здесь все ходы и выходы. Казак вдруг запнулся и тихо добавил: - Ох, Наташ, дай только бог, чтоб ты права оказалась, чтоб Хомяк оказался жив и в сознании... Хомяк был и цел, и находился в сознании. Он лежал на широкой кровати, укрытый белоснежной простыней, и мрачно глядел в окно: там виднелись верхушки пальм, растущих где-то внизу, а остальное обозримое пространство занимало Ярко-синие небо с одиноким белым следом самолета. Кроме кровати, в палате имелся небольшой столик, изящный шкаф, на стенном кронштейне был установлен видеоблок, а около входной двери находилась комнатка с ванной и туалетом. Пульт управления блоком лежал рядом с кроватью на тумбочке, но как Хомяк ни старался, он не мог настроить его на какой-нибудь канал: все попытки кончались появлением на экране списка видеофильмов, доступных для просмотра. Самого магнитофона в палате не было, но выбранные фильмы исправно начинали транслироваться через полминуты после того, как на пульте нажималась соответствующая кнопка. В себя Хомяк пришел еще до того, как его погрузили в машину "Скорой помощи", но санитары не дали ему встать, а под завывание сирены довезли до госпиталя, быстренько подняли на лифте и уложили на кровать. Почти сразу же появился врач с переводчиком и устроил Хомяку долгое обследование. Дело осложнялось тем, что переводчик оказался очень молодым и весьма посредственным. Чтобы понять вопросы врача, Хомяку приходилось раза по три переспрашивать, а потом столько же раз повторять ответы. Закончив осмотр, врач разразился длинной тирадой, и, чтобы понять ее, пришлось попросить повторить перевод уже не три, а четыре раза. Общий смысл был такой: уважаемый господин Маланец очень слаб, ему вредно волноваться, ему вредно раздражаться и вообще вредно общаться с внешним миром. Однако он находится на пути к выздоровлению, и дня через три, самое больше четыре, он будет выписан. О счете можно не беспокоиться: обязательный медицинский страховой взнос, уплаченный при въезде в Эмират Дубай, дает уважаемому пациенту право на полноценное медицинское обслуживание. Но пока что ему необходим покой, лечебные процедуры и никакой активности. На пациента прозрачным пластырем налепили несколько маленьких датчиков, проводки от которых шли с небольшой коробочки на поясе - на ней успокаивающе мигал зеленый светодиод. Врач попрощался и ушел. Вопреки указаниям, сразу после ухода врача Хомяк активность проявил: он встал, подошел к двери и осторожно подергал ее. Дверь оказалось запертой, причем запертой снаружи, а вот изнутри ее запереть было нельзя даже при желании: кроме простой круглой ручки, на двери ничего другого не было. Однако врач говорил не просто так: от этих несложных движений у Хомяка разболелась голова, и он улегся обратно на кровать, пытаясь заснуть. Однако уснуть не удавалось. Он еще раз напряг память: что же все-таки произошло? "Я вел самолет, так? Потом раздался выстрел, и я, не выпуская штурвал из рук, обернулся... И увидел Корсара одноглазого, как он пытается дать в морду одному из арабов, а тот пытается поднять пистолет. У русскоязычного оператора тоже автомат откуда-то появился... Потом я обратно повернулся к приборной доске, хотел вираж заложить, чтобы все посыпалось, но тут началась стрельба, от приборной доски крошево полетело... Потом взрыв газовой гранаты - и все, я отключился. Правильное все-таки у меня предчувствие было! Киногруппа чертова!" Хомяк недовольно заворочался, потом сел, обхватив голову руками. "Выгодный заказ, мать его так! Ладно, лечение пойдет по страховке, но самолет-то чинить придется за свои! Пресса вой поднимет... Компанию переименовывать придется, регистрировать заново, а сколько сейчас сбор? Вроде ведь подняли с прошлого года... И что с Тимуром? - вдруг забеспокоился он. - Мне же про него ничего не сказали! И про Корсара!" Он вскочил с кровати, но тут же сел на нее обратно: действительно, не молотить же кулаками в дверь с криками "Откройте, откройте!". Здесь, наверное, должна быть какая-то кнопка вызова... Кнопок с символически нарисованной фигуркой человека оказалась несколько, и расположены они бы ли так, что дотянуться до них мог даже полностью ослабевший человек хоть с кровати, хоть упав посреди комнаты. "Нажать, что ли? Хотя, если уж телевизор от эфира отключили, так на словах точно ничего не скажут. Думают, что так спокойней..." И, перевалившись на бок, Хомяк принялся рассчитывать, во что ему обойдется ремонт самолета и что придется делать именно здесь, а с чем выпустят и разрешат долететь до своего аэродрома. Так прошло время до вечера. Ужин оказался не хуже ресторанного, а принесла его эффектная женщина, которая прекрасно сознавала свою привлекательность и не упускала возможности подчеркнуть ее жестом или просто позой. Однако на ее прелести Хомяк внимания почти не обратил, а молча съел все, что было на тарелках. Обиды она не выказала, а покинула палату, как ему показалось, с облегчением, и он подумал: похоже, это тоже часть терапевтической программы. А может быть, и нет - обязательный страховой взнос вряд ли покрывал стоимость настолько развернутого курса лечения. Щелкнул замок, и Хомяк опять остался в одиночестве. Тягостные раздумья уже порядком надоели ему, и он собрался было включить телеблок и выбрать какое-нибудь кино поглупее, когда дверь снова открылась. Хомяк неторопливо обернулся, ожидая увидеть врача, совершающего вечерний обход, но вместо него в дверях стояли два хорошо одетых человека европейского вида. Один из них аккуратно прикрыл за собою дверь и остался стоять рядом с нею, а другой присел на кресло. - Говорите по-английски? - осведомился присевший. Когда он говорил, двигались только губы и челюсть, а глаза оставались неподвижными, словно мертвые. - Вполне, - насторожено ответил Хомяк. Эта парочка ему сразу не понравилась. - Прекрасно... Так вот, я хочу перейти к делу. На настоящий момент я являюсь представителем заказчика, который огранизовывал полет с киногруппой. У Хомяка похолодело в груди, однако он нашел в себе силы, чтобы небрежно поинтересоваться: - А я вроде с другим человеком говорил. Где он сейчас? - Он больше не работает у нас, - вежливо пояснил мертвоглазый. - Но давайте к делу. Мы очень огорчены произошедшим и хотели бы принести вам свои извинения. Хомяк сидел молча, не пытаясь нарушить паузы. Однако в голове его быстро проносились мысли: он пытался понять, что за игра разворачивается тут, и ничего не мог придумать. Оставалось только ждать дальнейшего развития событий. - Да, извинения, - наконец заговорил сидящий, - в том числе и в материальной форме. Согласитесь, что вы этого не ожидали? Хомяк осторожно кивнул, не сводя глаз со второго человека, стоящего у двери. Оружия в руках тот не держал, но вся его поза свидетельствовала, что он присутствует здесь не просто так. - Дело в том, что все случившееся - это наша ошибка. Надо ее исправить, и в этом вы можете нам помочь. Собственно, именно поэтому мы с вами сейчас и разговариваем... Вы ведь, наверное, уже поняли, что иначе все было бы совсем по-другому? Хомяк сглотнул, постаравшись, чтобы это было незаметно. При всей нейтральности тона угроза была вполне понятна. Хотя, с другой стороны, если б эти двое хотели его просто грохнуть, они б это уже давно сделали. Убийцы ведут душещипательные разговоры с жертвой перед смертью только в дешевых фильмах, а здесь - им попросту что-то надо. Весь вопрос только, что? - Требуется от вас не так уж и много, - визитер словно угадал его мысли. Через некоторое время здесь появятся люди. Из местной полиции и, может быть, из ваших российских служб. Они будут задавать вопросы. Так вот, отвечая на них, вы должны придерживаться одной-единственной версии: вы были отравлены сразу и ничего не видели. Просто ничего. Все дальнейшее происходило без вас. - Ну... Так ведь оно почти так и было? - удивился Хомяк. Он-то думал... - Очень хорошо. Но я повторяю: так, почти так или совсем не так - вы должны говорит только одно: вы потеряли сознание сразу. Ваших интересов это абсолютно не затронет, не так ли? Зато для нас это будет весьма удобно, и за это удобство мы согласны заплатить разумную сумму. - Сколько? - задал вопрос Хомяк. Хотя он и понимал неуместность этого вопроса, тем не менее не смог удержаться. - О, уже деловой разговор. Огорчу вас: немного. Но, учитывая ситуацию, я советую вам воздержаться от торговли. Фактически вам уже начали платить: этот госпиталь отнюдь не то, что вы могли получить на страховку. Кроме того, вам сделают большую скидку на ремонт самолета и не будут требовать возмещения ущерба семьям погибших. - А с какой стати я должен буду... - О, это очень сложный вопрос, есть много тонкостей. Мертвоглазый встал и небрежным жестом попрощался. - Будем считать, что мы договорились. Само собой, что контроль за выполнением вами условий договора будет вестись постоянно и несоблюдение их закончится для вас плачевно. Иначе говоря, вы живы, пока нам это выгодно. Всего хорошего. Хомяк никаких вежливостей на прощание говорить не стал - впрочем, визитеры их и не ждали. Он неподвижно полусидел на кровати, с равнодушным выражением лица глядел на закрывающуюся дверь и, лишь когда мягко клацнул замок, ощутил, что все время разговора в руке у него было что-то неудобное и угловатое. Разжав мокрую ладонь, Хомяк увидел пульт управления видеоблоком и безучастно нажал первую попавшуюся кнопку. Экран телевизора засветился, и на нем появился чернокожий сержант, орущий на тощего белобрысого новобранца. Новобранец стоял по стойке "смирно", и у его ног постепенно расплывалась лужа. Хомяк долго вглядывался в эту картину, не понимая, в чем дело, потом сообразил, что это, наверное, комедия, но выключать телевизор не стал. На душе было погано и мерзко, и самое главное, что Хомяк не мог понять, отчего. Все вроде бы складывалось на редкость удачно: идиоты-террорюги натворили дел и хотят замести следы. Люди они разумные и просчитали, что живой свидетель, который говорит, что ничего не видел, им нужнее, чем его труп, который не говорит ничего. Так откуда такое гадостное ощущение? Только из-за того, что пришлось принять условия тех, кто недавно чуть не убил тебя, а теперь милостиво позволяет остаться в живых и даже кидает что-то на бедность? Ну так жизнь есть жизнь... И если даже в такой неприятной ситуации он, Андрей Маланец, сумел остаться хотя бы при своих - значит, и он в этой жизни чего-то да стоит! И нечего о чем-то переживать и позволять себя терзать каким-то там смутным чувствам! Хомяк устроился поудобнее на кровати и заставил себя смотреть на экран. Чернокожий сержант и белобрысый новобранец вместе лезли на полосу препятствий, и у новобранца потихоньку сползали штаны, обнажая тощие ягодицы. "Да, действительно, комедия..." - безо всякой улыбки подумал Хомяк и принялся старательно глядеть кино дальше.