Прикосновение

Умница, ты моя, только почему этот вопрос ты не задал тогда, на Совете, когда я стояла на помосте Закона, - пронеслось в голове. А сама кивнула,

- Он говорить правильно! Ты отвечать ему

- Ну, что случилось? Ну, упал я в воду. Плавать не умею, захлебнулся, и ничего больше не помню. Очнулся, она плачет, и целует меня...

- Так вот, - наставительно поднимаю палец вверх, еще один неприличный жест, все люди в комнате ахают. Я посмотрела на палец, опустила его, обвела присутствующих взглядом, - Прошу простить, если я что-то не знать. Не хотеть обидеть! Я говорить дальше. Этот мальчик, - подбородком показала на юнца, - утонуть. Майдари прыгать в воду. Его спасать. Он есть ее друг. Она испугаться. Она плакать. Делать искусственное дыхание. Разве это любить? Он, - не лишаю себя удовольствия опять ткнуть пальцем в Держателя Правды, под тихое возмущение окружающих его людей, - видеть это. Но не сказать. Он сказать, что видеть, как девочка целовать мальчика! Да, это правда! Но, это не есть правда. Вы насиловать девочка!

- Но мы не знали, - лепечет Верховный знающий, а ведь именно он был тогда Держателем посоха Правды, и судьей.

Как хорошо я помнила это. Он не дал сказать мне ни одного слова. Он задал мне только один вопрос:

- Твои губы коснулись губ этого мальчика?

- Да, - чуть не плача прокричала я, - но...

- Значит, ты должна стать его женой! У нас такой Закон Майдари. И ты должна подчиниться.

- Нет, - ору я, - вы не имеете права меня заставлять! Выслушайте, я объясню...

- Ты сказала слово... Закон для всех один...

И встав, они ушли, а я долго сидела на помосте закона и плакала...

- А вы спрашивать? - задаю вопрос, глядя ему в глаза. Он как-то странно дергает плечом и пристально смотрит на меня. Потом опускает голову и громко произносит:

- Нет!

- Это есть правда! - пытаясь как можно официальнее, подтвердила я: - Ты мальчик должен знать! Ты еще молодой! Ты поймать свой девочка! А Майдари любить только одного человека - Тагара! Она мне говорить! Я знать это! И хватит слова кидать! Я устать! Мне трудно говорить! А потом время придти! Спешить надо!

И тут опять на память пришло, как Фан рассказывал о бытующей в Лунном мире легенде, что когда-то давно-давно, когда люди трех миров еще были одной семьей, на нашей планете жили наблюдатели, похожие на людей-змей. Они были несколько манерные. И верхом вежливости у них считалось, после окончания разговора, подносить руку к сердцу, в знак того, что речь шла от сердца, потом ко лбу - речь рождена разумом, а потом к губам - речь закончена, и кивок головой вперед - прощание. Что я и сделала.

Эффект напугал даже меня. Мой "друг" вдруг плюхнулся на одно колено, приложил руку к груди и подобострастно проговорил:

- Мы поняли наблюдатель. Мы обсудим все. Мы примем правильное решение.

И все кто был в комнате, кроме Тагара, упали передо мной на колено. Даже Верховный. Я усмехнулась и, глядя на Держателя посоха Правды, произнесла аксиому, которую мы всегда твердили в летнем лагере, глядя на ошивающихся около вожатых ябедников: "Дерьмо всегда плавает". Кристалл полыхнул белым светом. Он был со мной согласен.

Я направилась к двери, но тут, какая-то женщина преградила мне дорогу. Сначала она, как и все, бухнулась на колено, потом поднялась и спросила: - Так это - правда, Она не вернется?

- Кто не вернется? - переспросила я, пытаясь понять, где видела это лицо. И вспомнила. Это была несостоявшаяся невеста Тагара. Все такая же красивая и холодная. Только чуть увядающая особа Я, было, хотела повернуть голову, чтобы посмотреть на Волховёра, но потом резко вернула ее обратно. Какое мне дело, до личной жизни Тагара. Я сама - не святая.

- Я понять ваш вопрос. Не вернется, - утвердительно кивнула я. И тут же, черт меня дёрнул за язык, (все-таки, женщины, "ехидны" вам имя) произнесла:

- Но вам не надо волноваться, переживать, болеть. Там, - кивнула на дверь, - много молодых.

Женщина шарахнулась от меня, будто я ударила ее по лицу. Из-за ее спины выскочил молодой человек и загородил ее грудью. Он был очень похож на Тагара. Только черты лица более размытые и глаза как у матери. Я посмотрела на него и тяжело вздохнула: - Не хотеть обидеть. Я сказать правду. Я говорить, что видеть мои глаза.

И, обойдя его, пошла к выходу. За мной никто не шёл. Мне хотелось бежать, но я заставляла себя идти не спеша. Главное не бежать. Уже на улице услышала, как кто-то меня догоняет. Я прибавила шагу. Только бы дойти, скорее дойти.

И вот мое странное место. Воздушное окно уменьшилось почти в два раза, за ним я видела уже вытаращенные на меня глаза доктора. Подойдя к порталу, все-таки оглянулась. Перед входом на безопасном расстоянии, стоял Мараш:

- Подождите, - закричал он, - я прошу сказать Майдари, что Смий стал хорошим. Он разрешил мне жить с семьей. Передайте ей, он стал хорошим.

Вот это да! И этот змееподобный кретин еще уверял меня, что любовь - не движущая сила. Он даже не видит у себя под носом Мараша. Я кивнула. Потом вспомнив про браслет, стянула его с руки и, бросив в сторону наседки Смия, крикнула:

- Отдай Тагару, только Тагару. Обещаешь?

Он кивнул. А я шагнула в окно. Что-то толкнуло меня в спину в область левой лопатки. И внутри заныло. Меня выбросило, и я упала бы, если бы не ухватилась за стол доктора. Он сидел бледный и растерянный.

- Сколько меня не было? - спросила я.

- Минут пять, - ответил бедняга.

Но мне еще надо было сделать одно дело. Поэтому, не обращая внимания на боль, я вцепилась взглядом в доктора, стараясь пробраться в его сознание, он был напуган, и это мне удалось без труда, стерла в памяти мое пребывание тут, и оставила ложные воспоминания - браслет лежал, браслет исчез, доктор искал, доктор не нашёл. И вышла из кабинета.

Вот тут меня и прихватило. Под лопаткой будто вонзили иглу в сердце, в глазах помутнело, я села на стул. Ко мне кто-то шёл навстречу в белом халате, протянула руку. Девичий голос спросил, взяв мою ладонь - Вам плохо?

Я полетела в темноте, и как сквозь ватное одеяло до меня донесся крик: - Доктора! Доктора! Женщине плохо!

Первое, что я увидела, когда пришла в себя, были взволнованные лица детей.

- С вами все в порядке? - спросила я.

Сын улыбнулся: - Ма, ну, ты даешь! Сама лежишь в больнице, тебя с того света вернули, а спрашиваешь, как мы!

Что я могла ответить? Не рассказывать же о том, что мне приснилось. Конечно, все это был сон, странный, непонятный, такой реальный, но сон. Расскажу, опять подумают, что у меня нервы расшатались. А потом, кто мне поверит? Ну, была в каком-то странном мире, откуда я якобы родом. Но все знают, что родилась здесь. Мама, папа, все у меня есть, как у настоящего человека. Даже они - моя кровь, если даже решусь поведать обо всем, что со мной случилось, подумают, что просто сошла с ума. Спрятанные в каменных джунглях, оторванные от дыхания планеты, люди слепы и глухи, несмотря на то, что видят и слышат. Но они видят только то, что у них перед носом, слышат только то, что позволяет им услышать тяжелое дыхание каменного города. Они живут и верят только в то, что можно потрогать руками, попробовать на язык. Я смотрела на своих взрослых детей и думала о том, что совершила непростительную ошибку, родив их здесь, для себя, не думая о последствиях. А впрочем, они плоть от плоти этой планеты, и ее судьба - их судьба. Только бы она не отказалась от них.

Дети что-то говорили, я что-то отвечала. И оставив мне кучу продуктов, которую я бы и за неделю не смогла истребить, поцеловали меня и ушли. А я осталась лежать в этой крошечной угловой одноместной палате. И только тогда я позволило себе поплакать. Я плакала, молча, без всхлипов и завываний, просто из глаз моих лились слезы. Я опять и опять переживала случившееся во сне. Все пыталась понять, отчего сразу не поняла, куда меня занесло и кто передо мной. Мне было стыдно. Ну, неужели надо быть такой дурой, чтобы самой рассказать любимому, как ты совращала другого? Что он обо мне думает? Тагар, милый, прости меня. И тут же прервала себя, это же сон. Просто сон. Но даже, если это сон, почему я так боялась смерти? Что было бы со мной, если бы я позволила себя узнать? Остаться там?