Страница 11 из 12
– Как ты думаешь, куда Гульбанкин мог спрятать золотые червонцы? Неужели они в доме?
– Сказал, что в доме, но в каком месте именно я не знаю.– Марина сквозь сон подумала, что зря рассказала матери о разговоре с Эдуардом. Скорее всего он хотел сохранить это в тайне, но женщина так устала, что совесть не укорила её за болтливость. Уже проваливаясь в сон, она вздохнула глубоко и повернулась на другой бок.
Глава 4.
Рафик глубоко погряз в устройство своей новой, семейной жизни, поэтому всегда куда-то торопился, везде опаздывал и что-то забывал. Его коллега Шапошников и так последнее время находился в состоянии раздражения из-за ломки в организме по поводу никотинового голодания, а тут ещё и Ркафик то забывал сделать что-то, или по рассеянности не предупреждал о важном сообщении или не звонил, когда товарищ ждал звонка с важной информацией. Но, к удивлению Сергея Николаевича, в это раннее утро, коллега уже находился на рабочем месте и даже, активно жестикулируя, разговаривал с кем-то по телефону. Рафик махнул рукой приветствуя друга, через минуту отключился и торжественно заявил:
– У меня есть новости!
– У меня тоже.– Шапошникову уже нравилось такое начало дня.– Рассказывай.
– Давай сначала ты. Мое повествование будет долгим.
– Вчера в доме некоего Гульбанкина произошло убийство. Кто-то хотел отравить хозяина дома, а по чистой случайности зелье с ядом выпила гостья. На место преступления выезжал Земсков Володя, но узнав некоторые подробности я попросил, чтобы это дело передали нам.
– Караблоль с удовольствием отдаст тебе все дела, которые имеет.– усмехнулся Рафик. Он недолюбливал Земскова за хамоватую натуру.– И что это за подробности?
– За день до покушения Гульбанкин нашёл возле своей двери игральную карту валет пики.
Рафик присвистнул:
– Это серия? Преступник оставляет визитную карточку. За какие провинности умирают эти люди?
– Пока не знаю.– Шапошников выпалил всё, что выяснил вчерашним вечером и нетерпеливо поторопил приятеля.– Я так понял, что есть ещё кто-то с такой же картой?
– Есть! И это уже второй труп после убитого во Франции. Только этого отравили, а второго кажется утопили. Я ещё не получил отчёт о вскрытии.
Рафик гордился собой, он раскопал историю с утопленником в деревне Свияга, несмотря на то, что в деле лишь вскользь упоминался тот маленький факт, связывающий эту историю с другими аналогичными преступлениями. В описи вещей, найденных при трупе оказалась размокшая и от этого еле различимая игральная карта пиковый валет.
– И что ты думаешь по этому поводу?– Рафэль сверкнул чёрными глазами.
– А то, что эти смерти связаны между собой, и мне кажется, что есть ещё трупы о которых мы пока не знаем или скоро будут. Надо выяснить, кто этот утопленник. Должен же его кто-то разыскивать. Ты займись этим.
– А что будем делать с Гульбанкиным? Ведь тот кто хотел его убить захочет довести до конца начатое, исправить свою ошибку. Пока он один знает кто мог желать его смерти. Факт, что эти люди связаны между собой.
– Давай так: я отправлюсь в клинику, куда доставили Эдуарда Гульбанкина, может доктор уже разрешит поговорить с ним. А ты найди официанта из ресторана «Северная Пальмира» и допроси его. Позже займёмся всей компанией, которая собралась вчера на вечеринку. Тот кто подсыпал яд в бутылку человек свой, знает привычки и традиции в этом доме.– Шапошников посмотрел на часы.– Надеюсь к вечеру будет готова экспертиза.
– Если из Свияги сегодня не получу известий, то завтра с утра придётся туда наведаться самому.
– Ты прав, будет лучше если ты сам посмотришь всё на месте и поговоришь со свидетелями.
Гульбанкину приснилась мать молодая, с вьющимися волосами, заколотыми у висков чёрными невидимками. Стояло раннее, летнее утро. Через открытое окно лёгкий ветерок еле колыхал ситцевые занавески. Мама сидела на краешке его кровати, будила маленького Эдика, поглаживая вдоль тела и приговаривала:
– Вырастет мой мальчик большой– пребольшой, мамин сынок, помощник. Просыпайся мой ёжик, просыпайся мой касатик.
И он, открыв глаза, счастливо потянулся, зевнул и уселся рядом с мамой в чёрных трусах и белой майке, свесив ноги с кровати. Она погладила его по выгоревшему на солнце короткому ёжику волос и по разбитым коленкам.
– Помолись Боженьке, потом умывайся и приходи завтракать. Сегодня в детский сад не пойдёшь– у меня выходной.
– Мам, а Боженька обидится, если я сегодня не поговорю с ним?– Эдик спрыгнул с кровати и зашлёпав босыми ногами побежал в угол к игрушкам. У него были другие планы на сегодняшний день.
– Нет не обидится. Он не может сердиться или браниться, он всех любит. Это же тебе Боженька нужен, ты моли его о благодати, о милости.
– А зачем мне его просить? У меня всё есть.
– Ты просто проси, чтобы он был с тобой, даже во грехе, и пусть строго накажет, если ты сотворил что-то нехорошее, но только чтобы не оставлял ни в радости ни в горе. Безразличие убивает всё живое.
Мать всегда разговаривала с пареньком, как со взрослым. Она взяла сына за руку и усадила рядом.
– Вот послушай. Давным-давно жил святой старец. Он молился и скорбел о грехах человеческих. Он недоумевал, почему же люди и в храм ходят, и Богу молятся, а живут так же плохо и греха не убывает. И воскликнул он тогда, обращаясь к Богу: «Господи, неужели не внемлешь Ты нашим молитвам? Люди постоянно обращаются к Тебе, чтобы жить в мире и покаянии! Неужели суетна их молитва, и не слышны их голоса?» И вот однажды с такими мыслями он погрузился в сон и привиделось ему, как Ангел небесный, обняв крылом, поднял его высоко над землёй. И чем выше они поднимались, тем слабее становились звуки, доносившиеся с поверхности земли. Уже не раздавались человеческие голоса, шум, крики, песни и затих весь шум мирской, суетливой жизни. Лишь порой долетали прекрасные звуки далёкой лютни.
– Что это?– спросил старец.
– Это святые молитвы,– ответил Ангел,– только они слышатся здесь.
– Но отчего так слабо звучат они? Ведь сейчас весь народ молится в храме?
Ничего не ответил Ангел и горестным было его лицо.
– Ты хочешь знать? Смотри!
Далеко внизу виднелся прекрасный храм, внутри собралось много народа. На клиросе стоял большой хор. Священник в прекрасном облачении стоял в алтаре. Шла служба, но какая, понять оказалось невозможным, потому что не доносилось ни единого звука. На левом клиросе дьячок что-то читал быстро, шлёпая и перебирая губами, но его слова вверх не долетали. На амвон медленно вошёл громадного роста диакон, рукой прилизал свои пышные локоны, потом поднял орарь и широко открыл рот, но…ни звука! На клиросе регент раздавал ноты– хор готовился петь. «Уж хор, наверное, услышу», -подумал старец. Регент ударил камертоном по колену, и дал знак начинать. Наблюдать было странно: регент махал руками, у басов от натуги покраснели шеи, альты вытягивались на носках, высоко поднимая головы, рты у всех были открыты, но пения не слышалось.
– Что же это такое?– ужаснулся старец и перевёл взгляд на молящихся.
Их много стояло в храме, разных возрастов и положений: старики и дети, крестьяне и из благородных, мужчины и женщины. Все шептали молитвы, крестились и кланялись, но вся церковь находилась в тишине!
– От чего так?– спросил изумлённый старец.
– Спустимся ниже, и ты поймёшь.– тихо сказал Ангел.
Они, никем не видимые опустились в храм. Впереди всех стоял парадно, богато одетый мужчина и в задумчивости смотрел на иконостас. Ангел коснулся его груди, и для старца сейчас же отворились его затаённые мысли: «В моей власти уволить за неповиновение! Лишу всех званий и наград, чтобы не вставал у меня на пути!»
Недалеко находилась разнаряженная, красивая женщина и усердно молилась. И вдруг старец увидел её сердце и прочёл мысли.
«Ещё подругой называется! Напялила шляпку как у меня! И где только деньги берёт, ведь мужик забулдыга и гулёна знатный!»