Призрачный Сангуис

-Не я свалил, а ты меня запер, Марк, это две разные вещи.

Бернард нахмурился. Почему Даллас разговаривает сам с собой? Почему его голос меняется. Один напуганный и злой, а второй самодовольно-радостный.

-Значит, запру снова.

-Не выйдет, я стал сильнее. И не стоит забывать, что я - это ты, я - часть тебя, и ты даже имя мне дал сам, в котором присутствует твое.

-Ты меня чуть не убил, – голос Марка повысился на несколько тонов.

-Это твоя вина. Ты стал запирать меня в тесном и белом пространстве. Стал забывать и игнорировать, когда я звал тебя повеселиться, перестал выпускать из чертовой белой комнаты, – голос превратился в яростный шепот, и Бернарду пришлось сильнее прижаться к замочной скважине.

-Ты лишь мое отражение, и не больше. Сумасшедшее отражение, которое считает себя живым.

-Тогда ты тоже сумасшедший, раз разговариваешь со мной, а ведь я отражаюсь в воде бассейна, когда как раньше ты меня видел лишь в зеркале. Скажи, как отнесутся твои друзья к твоей маленькой и постыдной тайне? О том, что ты полгода провалялся в клинике для душевнобольных, что они скажут, когда поймут, откуда у тебя на руках шрамы. Они ведь не поверят в то, что это сделал я. Они станут тебя сторониться, сбегут и будут шептаться у тебя за спиной. Тогда ты снова придешь ко мне, в своем одиночестве, ты выпустишь меня на волю. Кстати, открою тебе маленькую тайну: твоя мать меня видела, – последние слова были произнесены медленно, с расстановкой, будто их смаковали.

Бернард осторожно глянул в замочную скважину и увидел Марка. Тот стоял у бортика бассейна и тяжело дышал. Было видно, что он с трудом сдерживает ярость.

Подросток огляделся, насколько позволял угол обзора, никого кроме Марка в бассейне не было, и звать его сейчас не хотелось. Правда, не факт, что кто-то кроме него придет.

-Марк, это я, Бернард. Выпусти меня из кладовки – крикнул подросток, поправляя очки и поднимаясь с колен.

Несколько секунд тишины, короткий вздох и, наконец, легкие шаги.

Стук щеколды, и Бернард поморщился от света.

-Ты все слышал? – потерянно произнес Даллас.

-Слышал, – не стал отрицать блондин, – и я бы хотел узнать побольше о твоем отражении.

Марк вздохнул и мотнул головой.

-Пошли на улицу, не хочу разговаривать здесь.

Бернард согласно кивнул и поспешил за Далласом. Минут через 30, они стояли на пирсе недалеко от бывшей аллеи дубов, а ныне Киерси-стрит.

-Ты слышал весь разговор? – спросил Марк, садясь на сухие доски и кидая рядом рюкзак.

-Да, но я не понял с кем, – Бернард поправил очки и опустился рядом.

-Это довольно длинная история, но я попробую рассказать вкратце, – вздохнул Даллас, доставая из рюкзака бутылку с апельсиновым соком. – Когда я был маленьким, у меня не было друзей. Дети во дворе не принимали меня в свои игры, ребята постарше меня года на два, гоняли по двору и кидались в меня всяким мусором, а те, кто были младше, либо плакали, либо были мне не интересны. В один из дней, я смотрел на себя в зеркало и плакал, из-за того, что со мной не хотят дружить. Я вообще был довольно плаксивым ребенком. Тогда и появился ОН. Мое отражение, он разговаривал со мной, играл, а позже стал выходить из зеркала. Я ещё не понимал, чем все это грозит, – Марк вздохнул и отхлебнул немного сока.

Вдали прогремел гром.

-Когда я пошел в школу, меня не хотели принимать ребята. Говорили, что я странный и смеялись надо мной. После школы я бежал скорее домой, чтобы поскорее увидится со своим единственным другом. Я звал его Маркусом. Дал ему имя, в котором есть мое. Мой брат, Томас, что-то заметил, старался отвлечь меня, но он был старше на три года, и все его отвлечение выливалось в пакости. Лет в 12-13, мои родители что-то заметили и потащили к психотерапевту. Я был слишком доверчив и считал, что все, что я скажу, не выйдет за пределы кабинета. Я рассказал о Маркусе, о том, что мы вместе играем, болтаем, делаем домашнее задание. Он очень много знал об истории и прекрасно разбирался в естественных науках, в которых я не силен. Психотерапевт все рассказала моим родителям. Меня начали усиленно пичкать лекарствами и таскать на приемы разных психиатров и психологов. Я начал верить, что Маркус лишь плод моего воображения. Он больше не мог покинуть зеркало. Он бился о стеклянную преграду и звал меня. Тогда я стал завешивать зеркала, чтобы не слышать и не видеть его.

Сверкнула молния, и через некоторое время вновь прогремел гром. Бернард, затаив дыхание, слушал Далласа.

-В один, далеко не прекрасный, вечер, Маркус нанес мне первый шрам. Он ранил себя, но раны появлялись у меня. Тогда это и началось. Едва мне стоило оказаться рядом с какой либо, отражающей поверхностью, Маркус наносил мне порезы когтями, или кусал руки и губы. Родители допытывались, почему я себя калечу, но я ничего не мог сказать им. Однажды вечером, когда я вылез из душа, он нанес шесть ран. По три на каждом запястье. Довольно глубокие, чтобы через какое-то время, без чьей-то помощи, я истек кровью. Отец вошел вовремя. Вернее, он вынес дверь и вызвал скорую. Полгода я провел в психиатрической клинике. Мягкие стены, смирительная рубашка и горький привкус лекарств я запомнил на всю жизнь. Когда я вышел, Маркуса не было, но теперь он вернулся. Он хочет покинуть зеркало.

-Я слышал, – робко произнес Бернард, - что он хвастался тем, что твоя мать видела его. Может он хочет выйти и уйти. Почему ты тогда его не выпустишь? Пусть уходит куда хочет.

-Он вернется, – грустно произнес Марк, – мы связаны, и я чувствую эту связь. Он возник из моего отражения, я дал ему имя, в какой-то мере я могу считаться его родителем. Две недели назад я видел призрака Сангуиса. Бойцовского пса, с рваной раной на шее. Теперь я боюсь того, что связь с Маркусом усилится, и я смогу видеть и других призраков. Во всяком случае, вчера ночью, я проснулся от блеянья овец. Подойдя к окну, я увидел полупрозрачное стадо на своем заднем дворе. Все они были покрыты кровью.

Бернард возбужденно засопел. Значит, призраки все же есть, просто их не все видят.

-Что ты намерен делать? Прятаться от зеркал? Не поможет, как я понял, – рассудительно произнес блондин, поправляя очки, сползшие на кончик носа, – выпустить не можешь, так как он вернется. Снова психушка и лекарства?

-Это ненадолго поможет. Маркус меня везде достанет. Любой город, любой дом, он может отразиться даже в чьих-то зрачках, не говоря уже о воде. Поэтому я не смотрю людям в глаза. Боюсь увидеть его.

Бернард оторопело замер. Вот это власть. Этот неведомый Маркус действительно силен.

-Знаешь, а ведь дом, который ты занимал, принадлежал некому Маркусу. Может, если мы расшифруем его дневник и проверим твою родословную, мы сможем что-нибудь выяснить. В конце концов, ты же не просто так приехал в Сангуис. И неспроста поселился именно в его доме.

-Портрет на чердаке, – Марк поднял голову, – он явно принадлежал Маркусу Вердамту, когда я стер пыль, то узнал своего Маркуса в нем. Те же желтые глаза и та же усмешка.

-Вот видишь, – приободрился Бернард, – тебе же неспроста Маркус явился именно в Сангуисе. Возможно, он как-то связан с этим городком. Если, как ты говоришь, узнал на портрете своего Маркуса, то может быть, что это и есть он.

Марк поднял голову и улыбнулся. Только сейчас Бернард заметил, что друг действительно не смотрит в глаза. Чуть выше головы или же куда-то в переносицу.

-Ладно, – Бернард поднялся и отряхнул джинсы, – надо пойти в архив, там должны быть данные о всех жителях Сангуиса.

Даллас тоже встал на ноги и поднял рюкзак. Впервые за долгое время на его губах появилась искренняя улыбка. Наконец у него есть друг, который не стал отворачиваться от него, узнав всю правду. Маркус был не прав, впервые, за все годы их общения.

Белая комната окрепла на мгновение и снова стала поддаваться ударам. Нет, Марк, ничто не удержит того, кто хочет выбраться отсюда. Ледяной хохот донесся и до человеческого мира, пробуждая в несчастном подростке возможность видеть больше, чем раньше. Совсем скоро мальчик не сможет сопротивляться, и можно будет насладиться свободой и кровью.