Страница 46 из 49
Часть вторая. Язычество
Как одиноко сидит город, некогда многолюдный! он стал, как вдова; великий между народами, князь над областями сделался данником. Горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его. Нет у него утешителя из всех, любивших его; все друзья его изменили ему, сделались врагами ему.
Когда Иерусалим был независим, а иудеи – мирными, то совершение ими своих религиозных обрядов все же было несовместимо с блистательностью нашей державы, с достоинством нашего имени, с заветами наших предков…
Лучше жить в земле Израиля среди идолопоклонников, чем среди евреев вне земли Израиля. Каждый, кто похоронен в земле Израиля, как будто похоронен под жертвенником Иерусалимского Храма, а каждый, кто похоронен под жертвенником, как будто лежит под престолом Славы Всевышнего.
Десять мер красоты было отпущено миру: девять из них достались Иерусалиму, и лишь одна – остальному свету.
Мидраш Танхума, Кедошим 10
За свободу Иерусалима.
Они [иудеи] отмечали дни, называемые днями Сатурна, и, совершенно не работая в это время, дали римлянам возможность разрушить стену. Римляне, поняв это их суеверное благоволение, не предпринимали никаких серьезных действий в остальное время, но когда наступали такие дни – атаковали особенно решительно. Так, защитники были захвачены в день Сатурна, не оказав никакого сопротивления, и все богатства были разграблены.
14. Элия Капитолина
70–312 гг.
По прошествии нескольких недель, когда город был разрушен и Тит завершил свой кровавый спектакль, он еще раз проехал по Иерусалиму, сравнивая его горестные руины с былой славой Святого города. А затем, взяв с собой пленных еврейских вождей, свою царственную возлюбленную Беренику, фаворита-перебежчика Иосифа Флавия и сокровища Храма, он отплыл в Рим: праздновать завоевание Иерусалима. В Вечном городе Веспасиан и Тит, вышедшие в пурпурных одеждах и лавровых венках из храма Исиды, были встречены приветственными возгласами сенаторов и заняли свои места на Форуме, чтобы насладиться зрелищем одного из самых грандиозных триумфов в истории Рима.
Пышное шествие, участники которого несли статуи богов и позолоченные платформы, где в три, а то и в четыре яруса были навалены сокровища, “одновременно восхищало и поражало” зрителей, сухо замечает Иосиф Флавий, “поскольку зрелище это представляло некогда счастливейшую страну, ныне полностью опустошенную”. Множество “живых картин” изображали отдельные эпизоды войны: как идут в атаку легионеры, как гибнут иудеи и как рушится, объятый языками пламени, величественный Храм. На золотых колесницах ехали военачальники, командовавшие осадой того или иного иудейского города. Но особое внимание Иосифа привлекли сокровища Храма, изъятые из Святая Святых: золотой стол предложений, золотой семисвечник и свитки Торы. Это зрелище причинило Иосифу нестерпимую боль. Главного мятежника, Шимона бен Гиору, вели с накинутой на шею веревкой.
Подле храма Юпитера триумфальная процессия остановилась; здесь были казнены Шимон и другие вожди повстанцев. Толпа ликовала, были совершены жертвоприношения. Так погиб Иерусалим, размышляет Иосиф: “Ни древность города, ни неимоверное богатство его, ни распространенная по всей земле известность народа, ни великая слава совершавшегося в нем богослужения не могли отвести его падения”.
Триумф был увековечен сооружением арки Тита, которая до сих пор стоит в Риме[80]. Иудейские сокровища были потрачены на строительство Колизея и храма Мира, в котором Веспасиан выставил все награбленные иерусалимские реликвии, за исключением свитков Закона и пурпурных занавесей из Святая Святых – им отвели место в императорском дворце. Триумф Тита и перестройка центра Вечного города ознаменовали не только приход к власти новой династии, но новое освящение самой империи и победу над иудаизмом.
Пошлина, которую каждый еврей был обязан платить Храму, теперь была заменена специальным “иудейским налогом” (Fiscus Judaicus), который все иудеи империи должны были платить Риму. Эти деньги предназначались на перестройку храма Юпитера Капитолийского, что еще больше подчеркивало унижение[81]. И все же большинство евреев, уцелевших в Иудее и Галилее, а также многочисленные общины Средиземноморья и Вавилонии жили, как и прежде: смирившись под властью римлян или парфян.
Впрочем, Иудейская война еще не совсем закончилась. Защитники крепости Масада во главе с Елеазаром Галилеянином держались целых три года после падения Иерусалима, пока римляне наконец не возвели огромную насыпь для штурма неприступной горной цитадели. В апреле 73 года Елеазар обратился к своим воинам и их семьям, рисуя страшную картину будущего, ожидающего их в случае плена: “Куда исчез этот город, который Бог, казалось, избрал Своим жилищем? До самого основания и с корнем он уничтожен!” Не лучше ли умереть, чем повторить его участь? – убеждал своих людей Елеазар. “Уже давно, храбрые мужи, мы приняли решение не подчиняться ни римлянам, ни кому-либо другому, кроме только Бога… Мы первые восстали против них и воюем последними. Я смотрю на это, как на милость Божию, что Он даровал нам возможность умереть прекрасной смертью и независимыми людьми… Мы же знаем наверное – завтра мы в руках врагов; но мы свободны выбрать славную смерть вместе со всеми, которые нам дороги… Пусть наши жены умрут не опозоренными, а наши дети – не изведавшими рабства”.
И, “обнимая с любовью своих жен, лаская своих детей и со слезами запечатлевая на их устах последние поцелуи”, мужчины стали убивать своих жен и детей. По жребию были выбраны десять последних воинов, которым предстояло заколоть оставшихся товарищей. Так умерли 960 человек.
Самоубийство защитников Масады только укрепило большинство римлян во мнении, что иудеи – безумные религиозные экстремисты. Тацит, писавший свою “Историю” 30 лет спустя, выражал общее мнение, называя иудеев “страшными и склонными к мятежу” фанатиками со странными суевериями, под которыми он подразумевал единобожие и обрезание. Они, говорил Тацит, “презирают смерть” и римских богов и “сильны своей глубокой древностью”. Иосиф же Флавий, узнав подробности трагедии в Масаде от горстки уцелевших воинов, которым удалось спрятаться во время массового самоубийства, не смог скрыть восхищения мужеством сородичей.
Иосиф жил в старом дом Веспасиана в Риме. Тит подарил ему несколько свитков, захваченных в Храме, назначил пенсию, даровал землю в Иудее и заказал книгу о своих подвигах – “Иудейскую войну”. Веспасиан и Тит были не единственными источниками информации для писателя. “Когда ты приедешь ко мне, – писал Иосифу царь Ирод Агриппа, его «дорогой друг», – я многое поведаю тебе”. Однако Иосиф сознавал, что его “привилегированное положение вызывает зависть и несет опасность”. Под императорским покровительством, в котором он так нуждался, Иосиф Флавий оставался и в правление Домициана, который “заботливо” казнил некоторых врагов. И все же Иосиф, хоть и наслаждался благоволением династии Флавиев, даже на склоне лет – а умер он около 100 года – продолжал надеяться, что Храм будет отстроен, и гордился своим народом и его вкладом в историю цивилизации: “Мы-то по большей части и стали для всех прочих народов наставниками во всяком добре и благе. Ибо что может быть прекраснее безупречного благочестия? Что более справедливо, чем само повиновение законам?”
80
Что же до Веспасиана, то его более всего помнят в Италии как создателя общественных туалетов, которые до сих пор называются vespasianos.
81
На монетах Веспасиана была выбита надпись Judaea capta (“Покоренная Иудея”) и изображена женская фигура, символ Иудеи: она сидела связанная под пальмовым деревом, а над ней опиралась на меч мужская фигура – Рим. Судьба иерусалимских сокровищ, вывезенных римлянами, остается загадкой. В 455 г. Гейзерих, король вандалов, разграбил Рим и увез храмовые реликвии к себе в Карфаген, где их впоследствии захватил разгромивший вандалов Велизарий, полководец византийского императора Юстиниана. Святыни были доставлены в Константинополь, и Юстиниан отослал Менору (храмовый семисвечник) обратно в Иерусалим, где тот, по всей вероятности, был в 614 г. захвачен персами в числе других трофеев (среди которых был также Святой Крест). Так или иначе, с этого момента следы Меноры теряются.