Хроники мёртвого моря

– Давай дальше, – подбодрил я его, укладывая рядом в небольшой воронкой очередной булыжник, – никуда она не делась.

Мой приятель старался класть пули буквально через каждые полметра, а поскольку делать это вскоре стало крайне неудобно, нам даже пришлось передвигать стол. Постепенно, выстрел за выстрелом редкая цепочка камней протянулась до самой насыпи. К нашему удивлению на сей раз никаких пиротехнических эффектов не последовало, все пули исправно попадали в землю.

– Сереж, а мы с тобой случаем не спим? – спросил меня Дима, когда я положил последний камень у самой насыпи.

– Боюсь, что нет, – ответил я, пребывая как и он, в полной растерянности. Но раз всё в порядке, давай ставить мишень на место.

Отчистив раму от копоти и привернув к ней новый щит, мы резвой рысью поволокли её на место. Из-за скал выглянуло солнце, что несколько подняло нам настроение.

– Кажется, вчерашний кошмар закончился, – радостно толкнул я Диму в бок. Ура!

– Похоже, – он вставил в карабин новую обойму и, впервые с утра, радостно осклабился, – давай-ка расстреляем на прощание эту злополучную мишеньку ко всем чертям.

Мы вернулись к столу, дружно вскинули карабины и открыли поистине ураганный огонь … После чего, пребывая в полной уверенности, что проклятая фанера изрешечена буквально в дуршлаг, побежали к насыпи. Солнце, к несчастью, светило нам прямо в лицо и только приблизившись к третьей мишени вплотную, мы наконец разглядели, что она всё также невредима. Все краски осеннего дня померкли для нас в один миг. Раздавленные собственным ничтожеством, мы беспомощно стояли перед нехитрой конструкцией, с ощущением неотвратимо надвигающейся на нас вселенской катастрофы.

– Пойдем-ка дружище, отсюда подальше, – потухшим голосом пробормотал Дима, – что-то воздух здесь жжётся очень.

Я и сам почувствовал, что необъяснимый жар начинает острыми коготочками колоть меня по всему телу. Требовалось выдвинуть новую стратегию действий и мы поспешили вернуться в здание. Пока мы шли, я взглянул на часы – было почти восемь. И тут Дмитрий, шедший впереди меня, и уже взявшийся за ручку двери, вдруг застыл, будто вкопанный. Я же с размаху ткнулся носом ему в затылок.

– Что-то случилось? – осторожно тронул я его за плечо.

– Понял, Серега! – радостно воскликнул он в ответ, – я, кажется, всё понял!

С этими словами он ворвался в караулку и, едва не сбив с ног сержанта, схватил со стола оставленную им вчера пачку бумажных мишеней.

– Скорей, за мной, – крикнул он мне тут же вылетая обратно.

Расстояние до насыпи мы преодолели в пятнадцать секунд. Закинув карабин за спину, он сунул мне пачку бумаги в руки, и, беря по одной, начал пристраивать их к брустверу насыпи. Мишени держаться не хотели и, легкий утренний ветерок сбрасывал их с крутого глинистого бока насыпи. Димка яростно заскрежетал зубами и закрутил головой, выискивая, чем бы закрепить непокорные листы. И тут меня словно осенило. Прижав пачку к груди, я вытащил свободной рукой обойму и сунул ему в руку. Секунду он смотрел на меня, непонимающе вытаращив глаза, но, потом до него дошло. Урча от нетерпения, он принялся выщелкивать патроны из обоймы и вгонять их как гвозди в насыпь. С помощью этой несложной технологии мы за несколько минут создали непрерывное бумажное полотно, протянувшееся от второй до четвертой мишени. Закончив с этим, Дима принялся уже в который раз отвинчивать проклятую третью мишень от фундамента. Я бросился ему на помощь, правда, не очень понимая, для чего он это делает. Покончив с мишенью и, удовлетворенно вздохнув, он гордо указал пальцем на свое бумажное произведение:

– Ты уже понял мою идею?

Я отрицательно замотал головой.

– Сейчас поймешь.

Дмитрий цепко ухватил меня за рукав и мы отошли от насыпи метров на двадцать: – Слушай мою команду, – торжественно провозгласил он!

Я просто опешил. Передо мной стоял не старый приятель Димка, а строгий и жесткий командир Советской Армии.

– По моей команде, – жестко продолжал он, – я слева, ты справа, начинаем расстреливать мишени прилепленные на насыпи. Чтобы в каждый лист по пуле. Понял?

– Понял.

– Огонь!

Мы стреляли в тот раз просто как боги, наповал. Выпустив на радостях аж по две обоймы, тут же понеслись к насыпи.

– Вот оно! – восторженно закричал Дмитрий, тыча в листы пальцем, – ты это видишь?

И тут до меня наконец-то дошло. В цепочке простреленных мишеней был виден примерно полутораметровый промежуток. И располагался он как раз напротив того места, где только что стояла пресловутая третья мишень.

– В насыпи оно! – радостно завопил я, – в насыпи спряталось! Там лежит! Точно!

– Серега, – выдохнул мне в ухо Дмитрий, – срочно беги в караулку, скажи Фролову, чтобы тащил сюда две лопаты, кирку и, пожалуй, лом. Это наш с тобой последний шанс достойно выкрутиться.

Я помчался к зданию со всех ног. Сержант, крайне заинтересованный происходящим на стрельбище, уже бодро топтался у дверей.

– Шевелись, дружочек, быстренько, – крикнул я на бегу, – где у тебя здесь лопаты?

Фролов сделал рукой некий крюкообразный жест, обозначающий, что они лежат в кладовой и юркнул в дверь, видимо, за ключом. Я заскочил в предбанник и увидел, торчащего в лестничном проеме, часового. Сзади подскочил и сам Фролов.

– Как, – спросил я у него, – караул разве не сняли?

– Нет, – ответил он, не только не сняли, но еще двух стрелков добавили при въезде на стрельбище.

– Что вам нужно-то, товарищ старшина?

– Лопаты, лом и, если есть, кирку давай!

– И рукавицы, наверное?

– Точно.

Нагрузившись шанцевым инструментом, я затрусил обратно, наказав сержанту звонить в штаб каждые полчаса и при появлении машин окружной комиссии срочно сообщить нам с лейтенантом. Когда я подошел к насыпи, то увидел, что Дима уже прочертил штыком в насыпи канавку в виде круга и переминался с ноги на ногу в ожидании меня. Натянув рукавицы, мы принялись торопливо раскидывать ещё не слежавшуюся как следует насыпь, попеременно работая то киркой, то лопатами.

– Откуда Вы этот грунт для насыпи навезли? – спросил я его во время короткого перекура.

Дмитрий мотнул головой в сторону сверкавшего под лучами солнца среза горы.

– Да вон оттуда обломки всяческие натаскали скрепером, а сверху дерном обложили. Его мы от реки привезли.

– И ничего странного при этом не видели?

Дима удивился моей наивности: – А ты что думаешь, кто-нибудь смотрел?

Прошел еще час и мы уже порядком углубились в каменистое тело насыпи, как вдруг Дима остановился и прошептал: – Тише, не скрежещи.

Я тоже замер, только стук сердца в ушах, да наше прерывистое дыхание нарушали воцарившуюся тишину.

– Что-то случилось?

– Слушай сюда, – поманил он меня рукой из глубины раскопа.

Пришлось засунуть туда голову. Сначала мне показалось, что я ослышался, но потом звук сделался более отчетливым и резким. Создавалось впечатление, будто за тонкой перегородкой стучат сотни маленьких барабанчиков, постепенно ускоряя свой ритм.

– Бежим отсюда, пока не поздно, – вообразив, что в насыпи заработал часовой механизм взрывного устройства, закричал я, пытаясь выдернуть Димку из раскопа.

– Ты, что, совсем сдурел? – сердито оттолкнул он меня, – работай, папа Карло.

Страх придал мне новые силы и мы энергично налегли на инструменты. Удар, еще удар, и тут лом, которым я долбил породу, куда-то соскользнул и я, потеряв равновесие, рухнул на колени, так треснувшись головой о камни, что на какое-то время отключился. Вскоре в голове у меня прояснилось, но, ощупав пострадавшую голову, я убедился в том, что с разбитого лба текут, смешиваясь с потом, капельки крови. На меня внезапно накатила непреодолимая дурнота и меня буквально вывернуло наизнанку.

– Что за ерунда, – подумал я, отплевываясь от разъедающей горло едкой мокроты, – что это со мной творится.

Голова моя явственно гудела и по всему телу разливалась неприятная слабость. Но все же я пересилил себя и выполз из раскопа, всем нутром ощущая, что мне просто жизненно необходим глоток свежего воздуха.