Хроники мёртвого моря

Он включил плитку, достал из-под стола кастрюльку и пару сковородок и принялся стряпать ужин. Мы же пошли в оружейку. Разобрали в четыре руки оставшийся нечищеным карабин и начали приводить его в должный вид.

– Слушай, лейтенант, – сказал я, взглянув на осунувшегося, недовольно сопящего Дмитрия, – не вешай нос. Ты же командир, чёрт побери, должен показывать пример подчиненным.

– Да, какой я сейчас командир, – уныло отозвался он, – ты, по-моему, в десять раз больший командир. Я только тем от того же Фролова отличаюсь, что погоны у меня офицерские, а опыта военного у меня, как у последнего «салаги».

– Ну-у, это ты зря казнишься, – сказал я – у тебя как-никак высшее образование, а мы ведь простые служаки, только и умеем, что мишени дырявить, да бутылки в воздухе на «показухах» колотить.

Дима несколько приободрился: – А кстати, эксперимент наш дал все-таки кое-какой результат!

– Так, так, – подбодрил я его, – и какой же?

– Мы ведь установили некую непреодолимую границу, на которой происходит дезинтеграция пули.

– Дези … чего? – переспросил я.

– Как бы это тебе попроще объяснить, – покрутил он затвором, который перед этим протирал, – это вроде как превращение массы летящей пули в тепловую энергию.

– И как же это происходит?

– Как это осуществляется в теории, пока не знаю, но, каким образом происходит на практике, ты и сам только что видел. Мишень вон наша, в секунду сгорела.

– Да, и кстати – перебил я его, – а ты помнишь, какая там стояла жара, ну когда мы пытались эту треклятую третью мишень, будь она неладна, расстрелять.

– Точно, точно, – поддержал мою мысль Дима, – то-то мы так изжарились.

Хоть какая-то ясность придала нам бодрости и, когда в оружейку по лисьи просунулся Фролов, мы уже частично восстановили душевное равновесие, и были готовы биться над этой загадкой дальше.

– Ужин готов, – сказал сержант, явно довольный тем, что сотворил на столе.

Дима поставил собранный карабин в пирамиду, педантично закрыл все замки и мы, вымыв руки, уселись ужинать. Нас и действительно ожидали невиданные для армейской жизни яства. Три шикарные отбивные с маринованными грибами, свежий зеленый лук с рубленным яйцом и селедкой, белый хлеб с маслом и сыром и на десерт две банки с вареной сгущенкой. Нечего и говорить, что упрашивать нас покушать не пришлось. Через полчаса, слегка осовевшие от генеральского ужина, мы забрались на нары и продолжили обсуждение волнующей нас темы. В это время загремели сапоги и приклады застучали об пол. Пришлось встать. Оказалось пришел разводящий караула с двум часовыми.

– Товарищ лейтенант, – вытянулся он перед Димой, – дежурный по полку распорядился выставить здесь парный пост. Будут меняться каждые два часа.

– Вот и отлично, – ответил ему Дмитрий, – пусть тогда лезут на веранду, а я к тому же включу верхний прожектор! Сюда и крот не проберется.

Разводящий козырнул и караульная команда вывалилась на улицу. Подошел и закончивший с уборкой Фролов: – Разрешите идти в роту, товарищ лейтенант?

– Иди, конечно. Да, стой, а где наши шинели? Замёрзнем же ночью.

– В шкафу, на вешалке висят, а внизу ещё и одеяла есть.

– Спасибо. Включи уж по пути и прожектора, – попросил я.

Сержант кивнул и исчез за дверью. Мы вытащили из шкафа одеяла и шинели и улеглись на нары.

– Итак, что же получается? – начал Дима. Представь себе, Серёга. Вот летит самая обычная пуля, – прочертил он в воздухе трассу полёта с помощью указательного пальца, – и вдруг она в один прекрасный момент превращается в прах, в золу, так сказать.

– Значит, ты считаешь, что сама мишень здесь совершенно ни при чем, – еле ворочая от усталости языком отозвался я.

– Абсолютно верно! Она там может и не стоять, а пули будут все равно будут пропадать.

– Прекрасно придумано, – через силу отозвался я. Ты значит хочешь сказать, что пуля сама себя сжигает по ходу дела.

– Ну, не совсем так, Сергей. И не перебивай меня, я и так еле-еле мысль удерживаю.

– Молчу.

– У меня, понимаешь, такое впечатление, что быстро летящая пуля, именно своим движением включает какой-то механизм самоуничтожения, ну допустим не механизм, а защитное поле какое-то. Ведь посуди сам, мы там толклись полдня, а ведь у нас ни одна пуговица с ширинки не оторвалась.

Я одобрительно гукнул.

– Вот и выходит, что мы близки к разгадке, как никогда. Именно там, где лежат расплавившиеся гвозди, наверняка находится и некий предмет, создающий это защитное поле.

– Ура, – передразнил я его давешнюю шутку, – лейтенант Лозецкий защитное поле нашел! И где? На этом Богом забытом полигоне!

– Умолкни, неуч! – сонно буркнул он.

– Шучу, шучу, мысль у тебя, конечно, интересная, но, по-моему, ты это вычитал в каком-то фантастическом романе.

Дима поднялся на локте и протянул руку к окну: – А то, что там творится, это не фантастика, это каждый день, после обеда происходит. До обеда в войсках полный порядок, а зато после обеда пули в подпространство улетают.

Я хоть и не понял ничего про подпространство, но раздувать спор не стал, так как глаза у меня уже слипались.

– Давай-ка лучше спать, – предложил я, – вставать-то нам рано придётся.

Димка поднял перед глазами руку с часами и начал крутить кольцо настройки будильника.

– Во сколько назначим подъем?

– В шесть.

– Вот и отлично.

Он щелкнул часами и с шумно отвернулся к стене.

Заснул я мгновенно, но злобное дребезжание будильника безжалостно вывело меня из сонного оцепенения. Голова болезненно гудела, а во рту было сухо, как после сильной пьянки. Кое-как поднявшись, я шатаясь пошел к умывальнику. Увидев свое кирпично-красное отражение в зеркале, я подумал: – Ну и обгорел же ты, Серж.

Потревоженный моим шумным подъёмом, встал и Дима. Пока он приводил себя в порядок, я поставил чайник на плиту и полез в стол за съестным. Там лежали какие-то банки и белый хлеб в клеенке. Почти насильно затолкав в себя по несколько кусков хлеба с сайрой, мы выпили по две кружки крепчайшего чая и только тогда малость пришли в себя. Взяв по карабину и рассовав по карманам несколько пачек патронов, мы выбрались наружу. Еще стоял утренний туман и было слегка зябко. Очистив легкие от удушливой атмосферы караулки, мы, словно измученные непосильным трудом галерники, двинулись к огневому рубежу. Вокруг всё было вроде бы на месте. На месте были столы, бечевка, стоял обугленный остов треножника и шарики уже слегка порыжевшего железа, лежали всё на том же месте.

– Время – деньги, – энергично заявил Димка, – с чего начнем?

– Для начала уберем к чертовой матери этот агрегат, – показал я пальцем на остатки мишени.

– Согласен, – кивнул он.

Мы энергично принялись за дело. Это оказалось довольно легко, так как весь комплект крепился к фундаментальной плите четырьмя «барашками», и мы справились с ними в пять минут. Сняв обугленные остатки мишени, мы отволокли ее в сторону и положили на землю.

– Что дальше?

– Давай принесём стол и будем с него стрелять вдоль протянутой к насыпи бечевки, пока не отыщем место в земле, куда пуля не ударит и начнем там копать. Лопаты у нас имеются.

– Заметано!

Мы сбегали за столом и, установив его метрах в трех от остатков треножника, принялись заряжать оружие. Сердце у меня почему-то бешено колотилось. То ли чай был чересчур крепок, то ли волновался я так, но руки мои были словно чужие. Кое-как справившись, с казалось бы, привычным делом, мы вопросительно посмотрели друг на друга.

– Стреляй ты, Дим, – предугадал я его мысли, – а я буду отмечать попадания.

– Он согласно кивнул и полез на стол, откуда изначально было стрелять сподручнее. Я же насыпал в пустой ящик несколько камешков и приготовился с их помощью маркировать лунки на земле. Когда я вернулся к столу, Дима уже был готов к стрельбе. Один карабин он держал наизготовку, а другой, заранее заряженный, положил у ног.

– Ну, с Богом, – пробормотал он и сделал первый выстрел. Я поставил туда, куда попала пуля, первый камень. Дождавшись, пока я отойду, Дима снова выстрелил, и я снова установил метку. Третья пуля ударила в двадцати сантиметрах от места, где стоял треножник. Дима вопросительно посмотрел на меня.