Страница 36 из 46
Вы, естественно, сочтете, что я отклоняюсь от темы и злоупотребляю вашим драгоценным временем, но, как говорила мне одна знакомая лицеистка, «иногда полезно дать прикоснуться, потрогать пальчиком изъяны бытия».
А тем временем, пока последовательница перипатетиков39 сначала приглашала меня, а потом осыпала ругательствами (что за стиль, поверьте, он даже может вызвать воспаление матки40 ), моя блестящая идея завершила процесс кристаллизации. И знаете, что я делаю? Вместо того чтобы отправиться в «Карлтон» к миссис Лавми, как я намеревался вначале, я поворачиваю налево и вновь выезжаю на дорогу, ведущую в Мэзон-Лаффит. Не смейтесь, это мое «Болеро» Равеля.
Восемь часов. Эстелла уже встала, если судить по той быстроте, с которой она откликается на мой звонок. На ней темно-синий халат, шелковая повязка на голове. Увидев меня, она хмурит брови.
– Вы! – удивленно говорит она, как в довоенных пьесах театра «Одеон».
– Я! – отвечаю я, как в тех же самых пьесах того же самого театра.
Она открывает ворота.
– Я вам не помешал?
– Э-э... нет, но я очень спешу, так как я должна поехать забрать Джими... Миссис Лавми только что мне позвонила. Он проснулся и...
Я небрежно трогаю ее за бедро.
– Как я соскучился по тебе, Эстелла. Знаешь, у меня как будто произошло короткое замыкание!
– Дорогой, – сухо говорит она, как старая супруга, думающая о чем-то другом. И добавляет: – Ну и ночь! Ты никогда не угадаешь, что произошло!
– Что-нибудь серьезное!
– В четыре часа утра явилась полиция. Два полицейских!
– Не может быть!
– Да. Они мне рассказали какую-то нелепую историю об ограблении, которое они хотели предотвратить. В какой-то момент я даже подумала, что это два гангстера. Но у них был такой идиотский вид, что это отметало всякие сомнения.
Я с трудом сдерживаю смех и закрываю рот носовым платком, сохраняя на лице лучащееся нежностью выражение.
– Ограбление?
– Какой-то осведомитель будто бы их предупредил, что готовится налет.
– Моя бедняжка, как ты, должно быть, испугалась.
– Я никогда ничего и никого не боюсь, – утверждает Эстелла.
Мы входим в дом. Дабы остаться верным своей привычке, я целую ее взасос.
– Хочешь, я поеду с тобой за малышом? – спрашиваю я у своей эгерии41 .
– О нет! – отвечает она. – Возможно, его мать будет возвращаться со мной сюда. Это невозможно. И как бы мимоходом спрашивает:
– А ты что, сегодня не работаешь, дорогой?
– Знаешь, у меня много свободного времени, потому что агентством практически руковожу я.
Похоже, она действительно куда-то торопится. Без всякого стеснения она раздевается тут же передо мной, чтобы облечь себя в элегантную парижанку. Она надевает бежевый костюм с кожаной отделкой – просто чудо! – и причесывается.
– Интересно, как ты можешь жить одна с этим ужасным ребенком, – говорю я.
– О, это ведь временно. А потом, есть прислуга.
– Это старик Уктюпьеж предложил ее вам?
– Да... Ты этого не знал?
Я кусаю себя за язык.
– Да нет... я не помню таких мелочей. Мы сегодня увидимся вечером, красавица?
– Попытаюсь. Если смогу освободиться, я позвоню тебе в агентство.
– Договорились.
Она садится за руль «шевроле» с откидным верхом.
– Подбросить тебя до ворот? – спрашивает она.
– 0'кэй!
Она высаживает меня у ворот, подвергается еще одному массажу гландов и говорит мне «до скорого!»
Я направляюсь в агентство. Уктюпьеж-сын уже что-то делает в световом круге настольной лампы. Поскольку сейчас утро, он в домашней куртке из серой бумазеи с шотландскими отворотами и кашне, которое плохо скрывает его небритый со вчерашнего дня подбородок.
– Здравствуйте, – любезно говорит он мне, – уже на работе?
Над его плоским черепом в позолоченной раме продолжает бушевать битва при Мариньяне.
Экстрарасходящееся косоглазие, которое позволяет Уктюрьежу одновременно видеть то, что находится перед ним, и то, что находится за ним, никогда не было еще столь сильным.
Заметьте, что благодаря этому недостатку торговец газонами надежно защищен. На него невозможно напасть внезапно ни с какой стороны.
– Кажется, вы рекомендовали домработницу супругам Лав-ми, когда они поселились в Мэзон-Лаффите?
– Верно.
– Я хотел бы получить адрес этой женщины.
– Это легко сделать... Она итальянка, мадам Куштапьяна. Живет на Нижней улице.
– Это где?
– Внизу улицы Верхней. Номер... Погодите... Он листает клеенчатую средневековую тетрадь.
– Номер тринадцать, – сообщает он.
– Я вас благодарю. Указания остаются те же, господин Уктюпьеж. Если позвонят, предупредите меня!
Я пожимаю старый обломок, который служит ему рукой, и исчезаю в направлении Нижней улицы.
Въезжая в узкую улочку с односторонним движением, я замечаю на другом ее конце хромированный дилижанс моей Эстеллы. Я замедляю ход, чтобы дать ей возможность оторваться от меня, и, вместо того чтобы остановиться у рокового номера 13, начинаю на расстоянии преследовать черный «шевроле».
Эта церемония длится недолго. Вопреки тому, что мне сказала моя цюрихская красавица, она направляется не в Париж, а возвращается домой, на проспект Мариво. Может быть, она заезжала передать какие-нибудь указания синьоре Куштапьяна и там обнаружила, что что-то забыла? Но нет, она выходит из машины, открывает ворота, загоняет во двор свой болид и запирает ворота.
Что же делает малыш Сан-Антонио – любимец женского пола? Вы догадываетесь. Он поспешно возвращается к домработнице. Эта особа обитает в симпатичной квартире из одной комнаты вместе с мужем, старым дядей-калекой, свекром и свекровью, полоумной племянницей, своими семью детьми и тетушкой из Бургоса. Это сверхтучная матрона с усами, как у мамаши Берю, грудастая, пузатая и с акцентом, о котором самое малое что можно сказать, так это то, что он не напоминает акцент сибирских степей.
– Кто вы? – спрашивает она, недоверчиво глядя на меня. Я принимаю самое постное выражение лица в стиле убитого горем гробовщика:
– Мадам Куштапьяна?
– Да.
39
Перипатетики – философская школа Аристотеля, в которой учащиеся обучались, прогуливаясь
40
Игра близких по звучанию слов: «мастерство», «владение стилем» и «воспаление матки»
41
Имя нимфы, которая будто бы была советчицей римского императора Нумо Помпилия