Пернатый змей

Истоки этого, думается, следует искать в биографии необыкновенно чуткого к нюансам времени и пространства художника. Несколько лет, проведенных им с момента отъезда из Англии в 1919 году в других странах Европы, на Цейлоне, в Австралии и США, неизменно обогащали его новыми впечатлениями, Однако, пожалуй, ни одна страна, в которой побывала чета Лоуренсов, не производила на писателя более сильного, шокирующего впечатления, нежели Мексика, где взаимно несопоставимые этносы, культуры, цивилизации являли свое столкновение на каждом шагу. (Примером тому — одна из лучших созданных Д. Г. Лоуренсом «книг путешествий»: «Утро в Мексике», 1927.) Духовное богатство многовекового наследия ацтеков — и удручающая нищета коренного населения; кричащие социальные контрасты — и тонущие в бюрократических передрягах попытки центральной власти погасить очаги анархического сопротивления; вековое угнетение — и дух бунта, наследие прогремевшей недавно революции и кровопролитной гражданской войны: все это представало глазам ошеломленного прозаика с яркостью киноленты, развертывающейся на ослепительно белом экране. Поражала его и радикально несходная с европейской специфика восприятия символов католицизма низами местного населения, с молоком матери впитавшего древние индейские мифы, одним из протагонистов которых было верховное божество ацтеков — творец мира и человека, владыка стихий и покровитель жречества и науки Кецалькоатль.

Кецалькоатль — это имя и уходящая корнями в седую древность его история властно завладели воображением Д. Г. Лоуренса. В самом деле, в стране, где больше половины населения не имели и начального образования, мог ли найтись более мощный двигатель радикального общественного обновления, нежели религия, подкрепленная такими яркими и впечатляющими эмоциональными стимулами, как фрески Риверы и Ороско? Ведь и самому мироучению, годами складывавшемуся в мозгу художника, были присущи характерные черты отчетливо религиозной идеологии, пусть оперировавшей замешенными на протестантизме христианскими символами…

«Как только я смогу дышать, сяду за новый роман», — пишет Д. Г. Лоуренс из Чаппалы в письме, датированном 2 мая 1923 года, спустя всего пять месяцев после переезда с юга США в Мексику[154]

10 июня его жена Фрида сообщает одному из своих эпистолярных корреспондентов о том, что «мексиканский роман» на две трети уже написан. А спустя еще пять дней он сам с удовлетворением констатирует: «Роман продвигается хорошо. Не назвать ли мне его „Кецалькоатль“? Или люди не решатся взять в руки книгу с таким названием? Я написал 415 рукописных страниц — впереди еще 100. Он страшно заинтересовал меня, больше, чем любой другой из моих романов. Вот моя настоящая книга об Америке…»[155] 27 июня писатель доверительно сообщает одной из знакомых: «Роман почти готов…»[156] И, как обычно, ошибается.

Ошибается — ибо готов только первый вариант романа, содержащий в себе, как обычно у Д. Г. Лоуренса, живую любовную линию — историю духовного высвобождения женщины из пут буржуазной цивилизации, гневные инвективы в адрес заезжих туристов с Севера и из Европы, живые, берущие за сердце картины местных нравов и не вполне отлившуюся пока в органичное художественное воплощение культурно-этнографическую эрудицию, ставшую итогом внимательного изучения самых разнообразных трудов по истории Мексики и ее культуры — от «Завоевания Мексики» У. Х. Прескотта до переполненной колоритными деталями монографии Л. Спенса «Боги Мексики»[157]. На время отвлекаемый другими замыслами, он вернется к «Кецалькоатлю» еще дважды — в Оахаке в ноябре-декабре 1924 года, параллельно с четырьмя главами «книги путешествий» «Утро в Мексике», чтобы 10 января следующего года сигнализировать своему американскому агенту Кертису Брауну: «Я добился ощутимого продвижения с моим мексиканским романом. С божьей помощью должен завершить его в этом месяце»[158]. Однако уже в июне того же года прозаик констатирует, что еще раз переработал уже готовую рукопись, — и с неподдельным огорчением сообщает, что, уступая настоятельному требованию издателя, вынужден был заменить оригинальное название романа его буквальным переводом на английский: «Пернатый змей» — «по-моему, глуповато звучит — комментирует он. — Но, в конце концов, плевать я хотел… Как бы то ни было, „Кецалькоатль“ мне дороже, нежели любая другая из моих книг»[159].

Книга, выпущенная в свет Мартином Секкером в Англии и новым издателем Д. Г. Лоуренса Альфредом Нопфом в США в начале 1926 года, не принесла ее автору ожидавшихся лавров. Британская «Таймс литерари саплемент» отозвалась о ней как о «слабой»; лондонская «Сэтердей ревью» заметила, что писателя «более не волнуют повседневные взаимоотношения между людьми»; «Спектейтор» назвал поведанную романистом историю «озадачивающе романтичной, цветистой и напыщенной», а «Нью стейтсмен» невозмутимо констатировал, что в процессе своих исканий «Д. Г. Лоуренс пришел к отрицанию, выхолощенности, самоповтору и пустоте». Правда, несколько лет назад не оставивший камня на камне от «Влюбленных женщин» Джон Мидлтон Маррей оказался на сей раз снисходительнее; он заметил на страницах журнала «Адельфи»: «Надо ли добавлять, что в этой книге („Пернатый змей“. — Н. П.) немало прекрасного и запоминающегося?»[160] Но вряд ли это могло всерьез смягчить боль, в очередной раз доставленную романисту рецензентами.

Как бы то ни было, читающая аудитория проявила к роману не в пример больше сочувственного внимания, нежели критика. Едва ли не самый противоречивый из больших лоуренсовских романов, «Пернатый змей» в оставшиеся несколько лет жизни автора перепечатывался практически каждый год. А в послевоенный период многократно переиздавался по обе стороны Атлантики массовыми тиражами, наглядно свидетельствуя о том, что Мексика с ее бурной историей и уходящей в даль веков мифологией явилась для яркого и самобытного английского прозаика не только питательной почвой на ниве эссеистики и новеллистики (в этой стране происходит действие одной из лучших поздних новелл писателя «Женщина, которая исчезла», 1928), но и средой — и местом действия — одного из самых популярных романов, который по исходе XX столетия может встать в один ряд с другими выдающимися книгами, созданными об этой стране талантливейшими мастерами англоязычной прозы — такими, как Грэм Грин («Сила и слава», 1940 — рус. пер.: М… 1987) и Малькольм Лаури («У подножия вулкана», 1947 — рус. пер.: М., 1972).

На русском языке роман публикуется впервые.

Николай Пальцев

2

Мексиканское пиво, беловато-мутноватое на вид, содержащее около 6 процентов алкоголя и приготавливаемое из сока агавы с добавлением меда. В некоторых регионах Мексики является главным источником жидкости в засушливые сезоны.

3

То есть космический бык, олицетворение зла, которого сразил Митра — персонаж древней индо-иранский мифологии, бог света (солнца), родившийся с факелом в одной руке и ножом в другой, сын самой земли.

4

(Argus Panoptes — Всевидящий, гр.) стоглазый великан, неусыпный страж в греческой мифологии.

5

Тапа — живопись на материале из лыка некоторых видов деревьев, чаще всего шелковицы бумажной, имеющая фигуративный и абстрактный характер, а так же раскрашенная вручную материя, использовавшаяся аборигенами Южной Америки для изготовления одежды.

6

Имеется в виду революция и гражданская война в Мексике в 1910–1920 гг., сыгравшая большую роль в истории страны. Революция (по сути, череда переворотов и гражданских войн, диктаторских и демократических режимов, в которой окончательную победу одержали демократы) нанесла удар по феодальному землевладению и католической церкви, ограничила проникновение иностранных монополий и создала благоприятные условия для осуществления прогрессивных реформ в стране.

154

Цит. по: Sagar Keith. D. H. Lawrence: A calendar of his works. Manchester, 1979, p. 128.

155

Ibid. Р. 129.

156

Цит. по: Moore Harry Т. The Intelligent Heart. P. 394.

157

Ibid. 392–393.

158

Цит. no: Sagar Keith. D. H. Lawrence: A Calendar of his Works. P. 142.

159

Цит. по: Moore Harry Т. The Intelligent Heart, p. 422.

160

См. Moore Harry T. The Intelligent Heart, pp. 437–438.