Страница 28 из 31
Судя по всему, муравьиная опека оказывала благотворное влияние на цветки-прокормители, и на тех васильках, где муравьев почему-либо не было, кишели черные трипсы и свободно разгуливали мушки-пестрокрылки. Так что, как говорится в пословице, «долг платежом красен».
В горах Тюлькубас, что в переводе на русский язык означает «Лисья голова», едва мы выбрали для стоянки небольшую долинку среди весенних зеленых холмов и принялись за устройство бивака, как раздался крик: «Скорее сюда. Нашла интересное!»
Палатка брошена, упала, и мы все мчимся смотреть находку. А она, действительно, забавная. Три гладких ланцетовидных листочка распростерлись по земле в стороны, а посередине между ними очень странный, темно-бордовый нежно-бархатный цветок. Собственно, это даже не цветок, а тоже листик, только очень широкий, толстый и с нижней стороны зеленый. Из центра цветка торчит тонкий длинный цилиндрик, еще более нежно-бархатистый, а там, внутри, видны какой-то белый поясок, отростки, выросты. Удивительный цветок! Никогда не видел такого.
Меня интересует, какой у цветка запах. Наклонившись, я втягиваю воздух. Резкий запах трупного разложения и еще чего-то невыносимо противного ударяет в нос. От него даже кружится голова. Кажется, еще немного и затошнит, вырвет. Жаль, что такая изумительная красота, оригинальная форма сочетается со столь дурными качествами.
— Хорошо пахнет, отлично пахнет, — едва переводя дыхание, бормочу я.
— Замечательный запах! — краснея от неожиданности, подтверждает один из участников встречи с цветком.
Третий член нашей компании доверчиво тянется к цветку, вдыхает полной грудью, потом, чертыхаясь, откатывается в сторону.
По-видимому, цветок предназначен только для любителей навоза да мертвечины. Кто же они, эти насекомые? Мы осторожно вскрываем цветок и перед нами предстает очень сложное, даже вычурное образование. В самом низу столбика на его светлом основании торчат аккуратными рядками темные шишечки. Выше них шишечки крупнее, светлее, почти желтые и с иголочками на кончиках. Это женские цветки. Еще выше — шишечки фиолетовые с длинными острыми отростками. Они образуют как бы густое сито, мохнатую муфточку, через которую могут пробраться к основанию цветка только мелкие насекомые. Над решетом красуется толстый красный поясок в нежных бугорках — это мужские цветки. Выше них вторая муфточка щетинок. Затем идет узкая лиловая шейка, за которой высится и сам длинный бархатистый столбик. Какая вычурность строения! И все, конечно, имеет строго определенное назначение.
Подъезжает на лошади чабан. Смотрит на нас, смеется.
— «Кушалá» называется этот цветок, — поясняет он. — Дурной цветок, мертвым пахнет. Но им лечатся. Вот там, за большим камнем, видишь, палки в земле? Это около кушалы. Летом, когда завянет, будут копать корень, в воде кипятить. У кого больные легкие — хорошо помогает.
Интересно бы еще посмотреть эти цветы. Но над снежными вершинами Таласского Алатау все больше и больше темнеют грозовые тучи. Надо торопиться ставить палатку. Как бы к вечеру не разыгралась гроза.
Ночью бушует ветер, стучат о палатку крупные капли дождя, яркие молнии разрезают темноту. А утром безмятежно светит солнце, и всюду вокруг нас раскрылись бордово-бархатные цветки кушалы, вся равнина в цветках, и дурной запах струится со всех сторон. В каждом цветке в самом низу, за решеткой, беснуются скопища мелких мушек. Снуют юркие трипсы, не спеша барахтаются маленькие навознички (крупным сюда не пробраться), сверкают лакированным одеянием крохотные жучки-пестрокрылки, выпуская наружу изящные ажурные крылья. И вся эта мелюзга, будто опьянев от аромата гниения, копошится, бурлит в угарном веселье.
Потом мы долго путешествуем в предгорьях Таласского Алатау, но уже нигде не встречаем такого изобилия кушалы[5].
Бесконечные желтые холмы пустыни. Давно высохла растительность. Скупо греет солнце. По сухим холмам гуляют пыльные смерчи, завиваясь, поднимаются кверху и, неожиданно обессилев, падают на землю. Вдали, пригнув головы, пробегают горбоносые сайгаки и исчезают за горизонтом. Из распадка меж холмами выскакивает лисица и убегает, но, прежде чем скрыться, останавливается и, обернувшись, долго смотрит на нашу машину.
Сперва темным пятнышком, потом узкой полоской показываются впереди фиолетовые горы. Они колышутся в струящемся воздухе, меняют очертания. По мере приближения полоска гор становится все выше, постепенно темнеет. Вскоре показываются красные скалистые вершины и черные осыпи мелкого щебня. Это горы Анрахай. За ними, я знаю, — обширная пустыня Джусан-Дала, еще дальше — пески Тау-Кумы и, наконец, где-то совсем далеко от нас — синее озеро Балхаш в опаленных желтых берегах.
Круче становятся холмы, и рядом с красными скалами — ущелье, а на дне его — широкая, извивающаяся ярко-розовая полоса заполнила всю узкую долину. Кто бы мог подумать, что осенью в пустыне так пышно зацветают розовые цветки!
По сухим каменистым руслам, там где лишь после неожиданных и редких гроз промчится сверху грязевой поток с щебнем, растет серый невзрачный кустарничек — курчавка. Приземистый и мохнатый, он слегка покрывается весной маленькими редкими листочками и остается таким на всю короткую весну, долго пережидает знойное лето и осенью неожиданно преображается. В это время наступает «весна» курчавки. Серенькая, невзрачная, она покрывается густыми ярко-розовыми цветками и закрывает ими свое прежнее убожество.
В пустыне немало растений, цветущих осенью. Это те, которые приспособились жить в короткий период осенних дождей, холодных ночей и еще теплого осеннего солнца. Они терпеливо ожидают эту пору, и бывает так, что ожидание оказывается напрасным: осенние дожди не выпадают, а зимний холод опускается прямо на сухую черствую землю. К таким растениям и относится курчавка. Только, в отличие от других, курчавка ухитряется и в сухую осень добывать себе воду из-под земли, и там, где розовеет курчавка, в глубине струится живительная влага, скрытая от человека и домашних животных.
После желтых и пыльных холмов хорошо отдохнуть среди зарослей курчавки. Пахнет цветущая курчавка почти так же, как гречиха в цвету. В этом сходстве сказывается родственная близость этих растений: оба они принадлежат к семейству гречишных. Цветки курчавки очень мелкие, сложены из крошечных розовых околоцветников. Кто же пользуется этой массой цветков, для кого так нарядно оделось растение и кому щедро струит заманчивый аромат?
На кустарнике почти не видно насекомых. Кое-где прожужжит маленькая пчелка, сорвется с ветки муха. Изредка летают большие мухи-жужжалы. Что тут делать этим великанам возле крохотных цветочков? Наверное, приспособились своими длинными хоботками добывать ничтожные капельки нектара.
С цветка на цветок перебираются маленькие муравьи-проформики. Они — заядлые расхитители нектара и никуда негодные опылители. Может быть, мелкие насекомые укрылись в густых ветвях? Надо помахать над розовыми кустиками сачком, как говорят энтомологи, «покосить» им насекомых. Несколько быстрых взмахов, и на дне сачка в кучке сбитых цветков копошится целый рой насекомых. Кого только тут нет!
Всех быстрей на свободу вырываются маленькие мушки-пестрокрылки с черными звездочками на каждом крыле. Их здесь очень много. Как и все другие представители семейства пестрокрылок, они откладывают яички в завязи цветков, в которых потом развиваются личинки. Но, кроме того, я подозреваю, что они щедро расплачиваются с растением за стол и кров, опыляя его цветки. Немало в сачке и мух-зеленушек. А вот и комар. Он, видимо, случайно залетел из соседнего ущелья с горным ручьем и тростниками. Копошатся желтые с черными полосками на груди и брюшке цикадки. Они не спеша ковыляют по стенкам сачка и, сделав неожиданный скачок, стрелою вылетают из плена. Легко вылетают из сачка маленькие черные с длинным яйцекладом наезднички. Они тоже лакомятся нектаром, набирают силу. Костюм их гладок, и пыльца на них не держится. Но все же они отплачивают растению добром. На стеблях курчавки видны большие вздутия — галлы. В их полости живут гусеницы бабочек. Из этих галлов я вывел немало таких наездничков. Они помогают курчавке, губят гусениц, избавляют растение от врага.
5
Научное название цветка, как потом оказалось, — Эминиум Регеля.