Насекомые и цветы

Теперь покой потерян. Как забыть такую пчелку? Глаза ищут только ее, и больше, кажется, нет ничего интересного в этой пустыне. Но на кустике астрагала крутятся все те же самые нарывники, бабочки, мухи да разные пчелы.

Если встретился один кустик астрагала, то должны быть и другие. Я брожу с холма на холм. А солнце — все выше, и жарче — барханы. Долго ли мне мучить себя в поисках, не лучше ли все бросить и поспешить к биваку.

Но вот в струйках ветра почудился знакомый аромат. У меня теперь есть ориентир. Я иду против ветра, забираюсь на вершину бархана и, наконец, вижу то, что искал: весь склон бархана фиолетовый от цветущего астрагала. Вот так же, наверное, как и я, по запаху насекомое разыскивает цветущие растения. В большой пустыне без такого ориентира не выжить. Многие цветы уже опали, засохли, ветер смел их в ямки темно-синими пятнами. А какое здесь ликование насекомых, какой гул крыльев и пиршество разношерстной компании, опьяневшей от запаха сладкого нектара и вкусной пыльцы!

Наверное, здесь я найду мою оранжевую пчелку! И действительно: я вижу раскаленный уголек среди фиолетовых цветов, а мгновение спустя, он жалобно жужжит в сачке. Но в морилке я вижу не пчелу, а муху-тахину, хотя и такую же сверкающую и яркую, но в длинных жестких черных волосках.

Не беда, что вместо пчелы попалась муха. Она тоже интересна, наверное, не случайно наряжена в такой же костюм: видимо, желает походить на того, кто вооружен жалом. Теперь красная пчелка вдвойне интересна, раз у нее есть подражатели. Надо продолжать поиски. Но пчелка редка. Нет ее среди массы беснующихся насекомых. Как будто мелькнула (сердце екнуло в груди) — и исчезла. Может быть, показалось?

Но вот, наконец, яркий уголек жужжит над синим цветком, застыл в воздухе, переместился в сторону, примчался прямо ко мне и повис перед глазами.

Как бы не оплошать, не промахнуться!

Мгновение — и в сачке трепещет красный уголек, недовольно жужжит, бунтует, требует выпустить на волю. Я же тороплюсь насладиться поимкой, нацеливаюсь на пленника лупой и… не верю своим глазам! В морилке не пчела и не муха-тахина, а муха-неместринида. Ее грудь увенчана сверкающими золотом волосками, на оранжево-красном брюшке выделяются ярко-белые пятнышки. Она элегантна в своем изящном наряде, всем хороша красавица, но только она — не пчела и, конечно, без жала!

Быть может, она тоже, как тахина, подражательница редкой обладательницы кинжала и яда!

Я и радуюсь находке, и огорчаюсь. Поиски надо продолжать во что бы то ни стало. А солнце клонится к западу. Жара быстро спадает. Замолкают жаворонки. Тише гул крыльев насекомых. На барханы ложатся синие тени. Исчезли бабочки, пчелы и мухи, замерли ленивые жуки-нарывники, повисли гроздьями. Им, таким ядовитым, некого бояться, можно ночевать на виду. Длинноусые пчелы с серебряными зеркальцами на лбу сбились комочками на кустиках, приготовились ко сну.

Солнце коснулось горизонта, исчезла жара. Еще больше похолодало. Быстро остыл песок. Крошечные голубые лаборатории нектара прекратили работу, перестали источать аромат: цветки астрагала предназначены только для дневных насекомых. Потянул ветер, взметнул песок, зашумел сухими травами и кустарниками. Кончилась моя охота! Теперь бессмысленны поиски, хотя где-то в безбрежных барханах и живут пчелы-незнакомки, ярко-оранжевые, как угольки, с черными усиками и длинными хоботками, пчелы-кудесницы, у которых оказалось столько подражателей, обитающих на тех же цветках астрагала. Кто знает, удастся ли когда-нибудь еще с ними встретиться!

Это растение я приметил давно в Западной Сибири. Небольшое, с перистыми листьями, оно в изобилии растет на лесных полянках. На кончиках листьев горошка — длинные усики. Они цепляются за соседние растения. Благодаря им тонкий стебель горошка тянется кверху и успешно выдерживает конкуренцию за тепло и за свет с другими жителями лесных полянок.

Призаборный горошек чем-то нравился рыжим лесным муравьям. Всегда на нем торчало несколько муравьев, а иногда они собирались довольно большой компанией. Что они, хищники, нашли в этом растении? Маленькие труженики леса никогда не были вегетарианцами. Пришлось присмотреться к этому растению.

Примерно в то время, когда кончает цвести черемуха, на горошке появляются бордовые бутончики, а ниже из каждой мутовки вырастаем по паре крохотных сердцевидных, чуть утолщенных прицветников и прилистников тоже яркого цвета. Казалось бы, ничем не приметны эти прилистники, а между тем, наверное, играют какую-то важную для растения роль. Из-за них-то на горошке и толпятся муравьи. Чем-то они привлекательны. Муравьи старательно обгрызают наружную поверхность прилистников и очень поглощены этим занятием. Попробуйте в это время подступиться к горошку. Рьяные защитники сразу же вас заметят, поднимут тревогу, займут боевую позу, пустят струйки кислоты. Вот это как раз и надо призаборному горошку. Благодаря вкусным прилистникам, оно обрело себе верных друзей и защитников от насекомых-врагов. Правда, мне не удалось выяснить, кто они. Как будто никто не покушался на цветочные бутончики. Но дело не в этом. Враг, видимо, все же существует. Придет время — он объявится, и муравьиная защита окажется кстати, пригодится.

Ранним утром мы выезжаем в экспедицию. Просыпающийся город свеж и чист от спустившегося горного воздуха. Машина мчится по асфальтовому шоссе мимо величественного хребта Заилийского Алатау. Свистит ветер и несет струйки запахов цветущей пустыни.

Постепенно горы уходят в сторону, остаются позади; асфальт сменяется гравием, потом идут проселочные дороги с толстым слоем лёссовой пыли. Холмы с мягкими очертаниями следуют один за другим. Иногда путь пересекают глубокие распадки с сочной зеленой растительностью.

В этих местах езда при попутном ветре тяжела. Громадное облако светлой пыли неотступно следует за машиной. Небольшой ухаб, машина сбавляет ход — и пыль мгновенно догоняет нас, закрывая солнце, небо и землю. А вокруг такая чудесная цветущая пустыня! Местами высокие развесистые чии тянутся почти до самого горизонта. Они чередуются с сине-зелеными пятнами серой полыни. Справа на горизонте сиреневая полоска гор Анрахай, слева — невысокие, сглаженные горы Курдайского перевала.

По пустыне гуляют смерчи. Вот один из них выскочил на дорогу и поднял высокий столб из лёссовой пыли. Столб стал расти все выше и выше, побежал по дороге и вдруг упал, превратившись в гигантский «гриб» с большой развесистой шляпой. Потом на гриб налетел ветер, разорвал его на клочки и развеял во все стороны.

С проселочной дороги мы попадаем на широкий и, судя по всему, недавно проведенный тракт. На подъемах вершины холмов срезаны, и путь проходит по коридору с отвесными стенками. Здесь еще видны следы работы мощных дорожных машин.

В стенках лёссовых коридоров уже поселилось многочисленное шумное общество пернатых жителей. Чем отвесная стена дорожного коридора не похожа на обрывистый склон лёссового берега реки! Изумрудно-зеленые сизоворонки, сверкающие на солнце нарядным одеянием золотистые щурки, черные с отливом скворцы без устали носятся с криками в воздухе, ныряют в норки, вырытые в лёссовой стене, и стремительно вылетают оттуда. Тут же, заняв еще с зимы чужие жилища, пристроились многочисленные и шумные воробьи. Вся эта пернатая компания обязана своим существованием дорожному строительству, ведь в этой пустыне на многие десятки километров протянулись округлые холмы без оврагов, в крутых откосах которых можно было бы поселиться.

Внезапно из-за горизонта показалась зеленая долина с посевами. Что может быть лучше остановки в жаркий день у полноводного арыка с прозрачной водой! Недалеко от дороги загорелый старик-колхозник копает кетменем[3] землю, собираясь пустить воду на поля люцерны. Ночью в одном месте вода прорвалась и затопила небольшую низинку. В нее вместе с водой попали и сазаны. Неожиданный улов радует старика, и он, довольный удачей, показывает нам больших, сверкающих чешуей рыб.

3

Кетмень — сельскохозяйственное орудие, употребляемое в Средней Азии, оно похоже на тяпку, только значительно крупнее ее.