Социальная медицина

Зверство, пишет Аристотель, - "это крайняя испорченность", которая на греческом языке обозначается близким нам по звучанию словом "kakia".

"Когда мы видим полного негодяя, - отмечает он, - мы говорим, что это не человек, а зверь..." [1. С.342]

Одним словом, лучше не скажешь - kakia.

Кроме озверелых, среди злостных, по Аристотелю, существуют "распущенные" и "невоздержанные".

Наиболее злостные из них - распущенные.

Закон разума, согласно Аристотелю, - "первооснова ... каждого человека". [1. C.348] Этого "правильного закона" у распущенного нет. Вместо этого закона у него "дурная первооснова". Ничто не противится в нем тому, что кажется ему полезным и приятным.

К тому же распущенный "с необходимостью не склонен к раскаянию" [2. C.205] и потому он "неисцелим", утверждает мыслитель.

Рассматривая природу "невоздержанного", Аристотель считает, что "правильный закон разума" содержится в определении его поведения и он лишь в силу невоздержанности своего характера идет на его нарушение. И поэтому, в отличие от распущенного, в данном случае может идти речь об его исцелении и изменении его природы к лучшему.

При этом, как уже говорилось выше, согласно Аристотелю, "испорченность [нрава], похожа на такие болезни, как, скажем, водянка или чахотка, а невоздержанность на эпилептические припадки: первая представляет собою непрерывно действующую, а вторая - приступообразную подлость". [2. C.207]

Это ли не прямое доказательство рассмотрения мыслителем Подлости и Злобности именно как социальных болезней, порою схожих, но принципиально отличных от болезней медицинских?

Согласно Аристотелю, в силу своего гнусного, злобного законодательства подлость - родовое понятие для всего злобного и безнравственного.

Невоздержанный же, считает Аристотель, хотя и "поступает по своей воле", но "он не подлец, ведь сознательно он выбирает доброе, так что он полуподлец" [2. C.210] Получается, по Аристотелю, "полуподлец" вроде как - полубеременный.

Представляется, что в данном случае уместнее употреблять понятие "приподлюченный". Еще не подлец. И может быть по сути своей совсем не подлец. Но в силу своей невоздержанности, недостаточной детерминированности своего поведения нравственными определениями, коль скоро совершает подлые поступки - на подлость способный, к подлости приобщенный. Точно, ни дать, ни взять - Приподлюченный.

Что же касается "распущенных", за своим поведением не следящих, все нравственные положения не только игнорирующих, но и откровенно попирающих и презирающих, ничто кроме своих желаний и прихотей во внимание не принимающих, то таких и прежде, в период т.н. "развитого социализма" предостаточно, особенно среди госпартбюрократов, их жен и отпрысков было. Сейчас же, когда человеческая деятельность преимущественно определяется, особенно среди "власть имущих", не нравственными установлениями, а капиталами, "невоздержанных", на нравственные законы плюющих не то, что какой-то там жалкий "пруд пруди", а мощнейшие, разрушающие нравственные устои человечества цунами.

И если взрослые подонки это явное пренебрежение к нравственным и уголовным законам хоть как-то маскируют, то их младая, не столько молоком матери, сколько деньгами вскормленная, еще не научившаяся лицемерить придурковатая поросль, гоняя с пьяными девицами на "Мерседесах" по пешеходным тротуарам, - его открыто демонстрирует.

И все-таки при всем том, безусловно, положительном, что Аристотель говорил именно о необходимости излечения подлых и "полуподлых", в самой сути решения этого вопроса он был неправ, потому что не знал генной, природной обусловленности и потому принципиальной неизлечимости злобности. Это тот самый порог, о который много веков спустя спотыкались и Кант, и Гегель.

Какой бы закон Разума за основу, или, говоря языком Канта и Гегеля - нравственную максиму своего поведения индивид ни брал, если он природой к злобности приговоренный - рано или поздно он непременно споткнется и в доброго не превратится. И как ты ни старайся, хоть из шкуры вылезай - но на то, чтобы вылечить его от подлости даже не рассчитывай.

Иное дело, если он - не потому, что закон Разума или нравственную максиму поведения в основу своей жизнедеятельности положил, а потому что одновременно с этим от природы добрым рожден был, но "споткнулся", исподличался - тогда он, безусловно, при определенных условиях может быть вылечен.

Аристотель говорит о возможности, либо невозможности излечения подлых, "полуподлых" и прочих нравственных больных, но о способах их излечения даже близко не намекает. Действительно, решение этой проблемы чрезвычайно затруднительно, особенно в классовом обществе, при господстве частной собственности и фактической власти Подлократии. Борьба с подлостью и злобностью в этих условиях, особенно в наше время, во многом сродни классовой борьбе. Если не иметь в виду тех случаев, когда подлых и злобных либо камнями и палками забивали, либо, объявляя их ведьмами, на кострах сжигали. Другое дело - общество социалистическое. Здесь - нравственное воспитание и дома, и в школе, и меры общественного осуждения, и меры принуждения к нравственному поведению, и весьма реальная угроза уголовного преследования за подлое поведение даже в случаях его, казалось бы, незначительного проявления. Помнится, студентов юридического факультета направляли порой по магазинам для фиксации фактов обмера и обсчета покупателей. В случае неоднократного нарушения правил торговли виновных привлекали к уголовной ответственности. Сейчас же продавцы чуть ли не соревнуются - кто больше обсчитает или обманет и без того нищих российских граждан. И, разумеется, ни капли совести. Не говоря об ответственности.

Независимо от классовой структуры общества, одно из радиальных средств лечения, помимо привлечения подлых к уголовной ответственности, общественного осуждения и т.п., но, видимо, лишь на самых ранних стадиях заболевания - пробуждение у них чувства стыдливости и, как это ни трудно - пробуждение совести, поскольку Совесть - не только то, от чего душа болит, но также и то, благодаря чему она именно потому, что болит - и выздоравливает. В этом случае к процессу лечения социально больного подключается и органика.

Совесть - непосредственное и наглядное выражение связи социального и физиологического.

Нравственный порог переступил и коли совесть есть, верно, лишь в начальной стадии подлости, пока подлец свою совесть в себе основательно не замуровал - мгновенно покраснел. Или когда чувство стыда в пациенте вызвал.

Без стыда и совести красная лампочка не зажигается. Одно дело - когда волнение, сердцебиение, покраснение или обильное потовыделение и т.п. - из страха за жизнь как признак самосохранения, и совершенно другое, когда то же самое - из чувства стыдливости, из-за осознания бессовестности, из соображений нравственности - как признак излечения, оздоровления личности от социальной болезни.

В этом случае возможно ее нравственное выздоровление.

Возможно также излечение социальной болезни, если она не хроническая и природной злобностью не обусловленная в случае, когда человек, еще способный найти работу и трудиться, выйдя на пенсию - не работает, и работать даже не стремится.

Коль сам ничего не создает - ничего не ценит, не жалеет. Мало чем интересуется и только лишь естественным проявлениям своей природы еще как-то радуется. С внуками понянчиться. Хорошо поесть. Душу потешить - в туалете всласть посидеть.