Страница 62 из 73
— Это, когда он только в отряд пришел. Зайчик, знаешь, какой был? — торопливо заговорила Аля. — Однажды он даже в гарнизон пробрался и расклеил листовки там: и на рынке, и на площади, и на многих домах, где фашисты жили. В другой раз шпика немецкого Зайчик выследил и поймал. А сколько врагов взорвал! Узнали однажды дедушка с Зайчиком, что фашисты идти по дороге колонною будут, а впереди женщин и детей погонят, чтобы те, если дорога заминирована, первые на партизанских минах подорвались. Узнали и заложили мины не на дороге, а на обочине, под кучами камней. Мирные люди прошли, и колонна немцев вплотную приблизилась к камням. Тут Зайчик за шнурок как дернет! Бух-тара-рах! Камнями по колонне так шибануло — половины фашистов как и не было.
— А почему его портрета на стенде нет? — спросил Алесик.
— Не нашли. И вообще никто ничего не знает, где он.
— А что с ним случилось?
— Дедушка рассказывал, что фашисты однажды снова на Красобор напали. Бомбы с самолетов бросали, из пушек палили, потом танки пустили, а сами, за танками прячась, шли. Крепко держались партизаны, долго бились, но пришлось им отступить. Тогда дедушку ранило. Потом партизан окружили у болота, и они маленькими группками прорывались. Зайчик был в одной из таких групп. Пропала та группа.
— Все?
— Кое-кто потом нашелся, другие нет. Решили, что остальные в плен попали и там погибли. А полгода назад в Бородовичи доктору Жирмонову письмо из Германии пришло. Курт в ГДР живет.
— А кто такой Курт? — полюбопытствовал Алесик.
— Эх ты… И про Курта ничего не знаешь? У нас про него все пионеры знают. Немец он. Антифашист. Курт его имя.
— Ну и что?
— А то. Курт в той же группе, что и Зайчик был. И дедушка сказал: «Коль уж Курт объявился, то и Зайчика следы отыщутся».
— Вот здорово было бы! А Курт в Красобор приедет?
— Дедушка мне говорил, что приглашение послали.
— Аля, — вдруг вспомнил Алесик, — а зачем ты дядьку Мечика просишь, чтобы он тебе привозил книги только про войну да про партизан?
— А тебе не все равно? — неожиданно задиристо вопросом на вопрос ответила она.
Но Алесик почувствовал, что Аля не ищет ссоры. Просто она чего-то стеснялась.
— Обещаю: никому ни слова.
— Никому-никому?
— Ну, разве только самому Зайчику, если встречу его где-либо.
— Не смейся. Слушай. Я думаю, что когда все книги про партизан перечитаю, то где-нибудь да найду и про Зайчика. Не может же быть, чтобы нигде про него написано не было, что с ним что-то случилось!
— А если найдешь, прочтешь, узнаешь, что тогда изменится?
— Тогда я пойду к красным следопытам нашей школы и скажу: «Вот он, Зайчик! Я нашла его. Принимайте меня в отряд».
— В какой отряд?
— В отряд красных следопытов. Там старшие пионеры. И то не все, а самые лучшие. А мне только в этом году галстук повязали. Доктор Жирмонов повязал… Если я найду следы Зайчика, узнаю о его судьбе, тогда меня обязательно в следопыты примут. И место на стенде пустовать не будет.
— Знаешь, Аля, — тихо и как-то торжественно произнес Алесик, — давай вместе Зайчика искать!
Портрет Максима
— Алесик! Алесик! — весь школьный коридор заполняет громкий голос отца. — Куда ты подевался?
«Наверное, папа идет сюда, в сторону пионерской комнаты, потому что голос его звучит уже где-то близко».
— Ты чего, оглох, что ли? — удивленно смотрит на Алесика Аля. — Тебя же зовут.
— Аля… а ты на празднике в Красоборе будешь? — почему-то робко спрашивает Алесик и чувствует, что краснеет.
Аля согласно кивает головою:
— Да. Дедушка обещал взять с собою. У него слово крепкое.
И Алесик неожиданно даже для самого себя звучно, но не больно шлепнул Алю по плечу ладошкой. Точно так же, как делал это, играя на переменках «в пятнашки» в своей школе.
— Носишь! — крикнул он и бросился в желтую дверь. Аля рванулась было за ним, чтобы, догнав, отдать «долг», но передумала и остановилась.
Алесик из коридора уже на бегу пропел:
— Ты где потерялся? — строго встретил его отец.
— Стенд про партизан в пионерской комнате рассматривал. А деда Лусты все равно нет и никто нас не ждет.
— Ошибаешься. Нас ожидает каменщик Борис. Он едет на мотоцикле домой в Бородовичи и нас прихватит.
Так и поехали Алесик с папой на трескучем голубом мотоцикле. Папа устроился позади дяди Бориса, а Алесик — в голубой коляске, похожей на ракету. И с натянутым брезентом.
Ветер холодком обдавал лицо и плечи Алесика, даже норовил сорвать с головы тюбетейку. Алесик снял ее и спрятал под брезент.
Дорога бежала вдоль полей, возле березовой рощи, у одинокой дикой груши.
— Папа, а почему, куда ни поворачиваем, ветер навстречу нам?
— А ты не лови его, а закрой лучше рот.
Алесик хотел еще о чем-то спросить, но не успел. Мотоцикл налетел на небольшой камушек, коляску слегка встряхнуло, и Алесик больно прикусил язык.
Поехали дорогою через клеверище, потом возле клина длиннющих картофельных грядок и еще чего-то, ровными рядами посеянного.
Ехали и лугом, и возле кустарника и вдруг оказались в деревне с надписью на дорожном указателе: «Углы».
По улице с высокими липами мотоцикл поехал медленнее.
Еще издали Алесик приметил старуху в белом, под бороду завязанном, платке и в длинной темной юбке. Она стояла возле колодца, смотрела на мотоцикл и протягивала вперед руку.
Дядя Борис остановил мотоцикл возле старого позеленевшего колодезного сруба.
— Добрый день, тетка Алена! В район собрались?
— Бориска, беда у меня: завалилась печь. От полдня тебя караулю. Может, сможешь помочь, отремонтируешь свод?
— Домой спешу… И людей прихватил, везу в Бородовичи.
— Вижу… Надо же такой беде случиться. Жил бы мой Максимка, давно печь перебрал бы. Он у меня на все руки мастер был.
— Вы на нас не обращайте внимания, Борис, — отец слез с мотоцикла. — Мы и подождать можем.
— А глина да кирпич найдутся?
— Глину я с утра замочила. И кирпичи у крыльца лежат.
Мотоцикл въехал во двор, на котором под высокой размашистой липой стояла небольшая хатка из старых, серых, будто поседевших, бревен-кругляшей в бесконечных трещинах. Маленькие окошечки как-то сиротливо смотрели на приехавших. Возле крыльца, рядом с врослым в землю большим камнем, лежала горка желтого и розового кирпича, стоял старый, давным-давно кем-то сбитый из досок не то ящик, не то корыто с намоченной глиной.
Дядя Борис достал из мотоцикла рабочий комбинезон и сумку с инструментом.
— Вы там разбирайте, а я глину замешаю, чтобы быстрее было, — предложил пана.
— Взглянуть бы сперва, — пробормотал мастер. — Да и вам, если помочь решили, не мешало бы переодеться.
Папа и дядя Борис вместе с бабушкой в хатку пошли, а Алесику — ну что делать?
Вылез из коляски мотоцикла, сел на водительское место, за руль ухватился.
Отец не задержался в хатке. Вышел в майке и в чьих-то чужих вылинявших старых штанах, с пустым ведром в руках.
— Был я здесь однажды, в годы войны, правда, ночью, — ответил он на удивленный взгляд Алесика. — И сына бабушки, Максима, хорошо помню. Смелый был партизан!.. Хорошо, что случилось сюда заскочить.
— Мы долго тут будем, папка?
— За час вдвоем с Борисом сделаем все. Я же с глиной да кирпичом также в дружбе.
Папа начал лопатой ловко перемешивать глину в ящике-корыте. Плескала вода, шуршала лопата да иногда постукивал о железо мелкий камушек.
— Мальчик, — послышался хрипловатый, словно надтреснутый голос бабушки, — иди, дитятко, помоги мне.
— Я враз! — Алесика в краску бросило. От того, что он сиднем сидит, склав на руле мотоцикла руки, когда все что-то делают, помогают матери партизана.