Красобор

— Почему не в конторе? — крикнул мотоциклист, обращаясь, видимо, к шоферу.

— А чего я там не видел? — грубо ответил Павулин.

— Где же ты был?

— Колесо село. За запасным ездил. Теперь домой.

— Председатель собрал всех механизаторов и шоферов на совещание. Я заходил, слышал, как он ругал тех, кто опаздывал.

— Выдумал еще… Совещание какое-то!

— А ты и не знал? Что — дома не ночевал?

Павулин не ответил. Со скрежетом включил скорость. Машина помчалась вперед.

— Может быть, лучше выскочим, когда он к деревне подъедет? — шепотом спросил Сергей. — А то еще завезет неизвестно куда.

— Разговор слыхал? — так же тихо проговорил Федос.

— Слыхал. Ну и что?

— А то, что он теперь к правлению колхоза сам подкатит.

— А если нет?

— Побоится.

Наконец машина остановилась.

— Контора колхоза, — прошептал Сергей.

И в ту секунду, когда хлопнула дверца кабины, ребята спрыгнули из кузова на землю.

— Вот сопляки! — прошипел шофер. — На чужих машинах разъезжаете? Ну, ладно, в другой раз колесом так прижму, что кишки через рот повылезут.

Но «сопляки» не ответили. Они со всех ног бросились в правление.

Шофер побледнел. Его напарник нулей вылетел из кабины, рванулся на крыльцо, за мальчишками. Павулин весь обмяк, охнул и поплелся следом.

В правлении колхоза шло совещание. Было людно, тесно, накурено. Трактористы, комбайнеры в промасленных комбинезонах собрались на летучку. Собрались обсудить то, что наболело, что было важно. В углу сидел Антон Филиппович.

Федос и Сергей вбежали в комнату одновременно.

— Где председатель? — прямо с порога громко крикнул Сергей.

— Здесь я. Что случилось?

В ту же секунду появилась на пороге растрепанная фигура Комаровского с всклокоченной головой.

— Николай Захарович! — Сергей указал на преступника. — Он вместе…

— Ага, хулиган, вот ты где! — громко перебил его Комаровский. — Разбили чужие окна, а теперь прибежали прятаться в контору? Марш отсюда! Товарищу председателю некогда со всякими проходимцами возиться. Я с вами еще поговорю! — И Комаровский схватил за шиворот Сергея, потом Федоса. И потащил их назад, к выходу.

Колхозники зашумели.

— Подожди! Отпусти детей! — послышался властный голос.

— Да вы, товарищ председатель, не волнуйтесь, не теряйте время дорогое на чепуху. Нашкодили эти недомерки, только и всего. Я сам с ними рассчитаюсь.

С этими словами Комаровский дал Сергею хорошего пинка коленом, тот не удержался и полетел кубарем. Комаровский нагнулся, чтобы схватить его, но не успел. Сергей вскочил и выбежал на середину комнаты. Федос использовал момент, изо всех сил рванулся и тоже оказался на свободе. И тоже отскочил к столу председателя.

— Николай Захарович! Он — преступник. Украл в колхозе семена. Целую машину!

— Стукач сопливый! Человека под монастырь подводишь? — взревел Комаровский. Тяжелые шаги огромных сапог приблизились. Налитые кровью глаза уставились в лицо Федоса.

Но Федос не отступил.

Комаровский понимал: учинить расправу ему не дадут. Он остановился, опустил глаза, попытался улыбнуться. Но вместо улыбки получилась кислая гримаса.

— Не боюсь я вас, и никто не боится, — негромко, но так, чтобы все слышали, твердо сказал Федос Комаровскому прямо в лицо. И вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Голова закружилась. — Вы преступник! — закричал Федос. — Враг! В таких Шапеня там, под дубами, из пулемета!..

— Ах, блоха, ах, гнида! Клевещешь на честного человека?

— Я клевещу? А кто в лесу мешки только что спрятал с семенами? Кто?!

— Семена ржи они украли с Павулиным! — словно разом выдохнул Сергей.

В комнате стало тихо. Слышно было, как тяжело дышал, сжав кулаки, Федос.

— Ничего не понимаю: то стекла какие-то, то семена, — поморщился председатель.

— Врут они, оба врут! — закричал с порога Павулин.

— Стоп! Обожди-ка. Твой семафор пока еще закрыт, помолчи. Давай, Малашевич, все по порядку рассказывай.

— Воды, — попросил Федос.

Стакан с водой стоял на столе, и ему сразу дали напиться.

Федос жадно глотнул, широко раскрытым ртом вдохнул воздух и почувствовал, что голова перестает кружиться, а дышать становится легче.

— Николай Захарович, мы в лесу были. Втроем. Видели, как они — вот этот и шофер — краденое колхозное зерно прятали. Слышали их разговоры. Они зерно в районном центре продать хотели.

— Врешь, сукин сын!

— Ложь!

— Неправда? Тогда… тогда скажите, где вы стоп-сигнал на своей машине разбили? — резко обернувшись и глядя прямо в глаза Павулину, спросил Федос.

— Не знаю, — пожал плечами Павулин. — Может, вчера где-нибудь. Но кому какое дело! Я разбил — я заплачу.

— Вчера вечером у тебя стоп-сигнал в порядке был, — заметил кто-то из водителей. — Сам видел.

— Сегодня, полчаса назад, вы его в лесу о сухое дерево стукнули! Когда задним ходом в чащу заезжали прятать зерно. Да не верьте им ни в чем, Николай Захарович! Поехали: мы и мешки покажем, и осколки их стоп-сигнала.

— Место точно знаешь? — Председатель пристально посмотрел на Федоса.

— Еще бы! Мы ведь с ними вместе приехали. В кузов прыгнули, легли тайком и прикатили.

— В лесу наш пост остался, — кивнул Сергей, — Ленка.

— Щенки! — прохрипел Павулин.

Адам молча пошел к двери.

— Куда, дорогой? Задержись, пожалуйста. Ты ведь еще про рамы ничего не рассказал. Выкладывай свою беду. — И председатель язвительно прищурился и, ломая спички, закурил.

Но Адам словно не слышал. Спокойно, будто сказанное относилось вовсе не к нему, шел к выходу.

И тогда выросла перед ним коренастая фигура Миколы.

Адам остановился, глянул ледяным, немигающим, как у змеи, взглядом на тракториста. И вдруг выхватил из-за голенища сапога финский нож.

Все замерли. Адам бросился на Миколу.

— Люди! Спасите парня! Миколочка!..

Это был жуткий женский крик. Но пошевелиться там никто и не успел. Федос видел, как брат молниеносным, ловким движением перехватил руку с финкой и, с силой вывернув ее, рванул на себя, швырнул Комаровского на пол. Нож отлетел в сторону.

Все повскакали со своих стульев, несколько мужчин бросились к Адаму. Только Федос и Сергей остались на месте. Да еще побледневший Павулин. Но и за его каждым движением следил Микола.

Когда Адама Комаровского связали, Николай Захарович сказал:

— Товарищи! Собрание наше можно считать закрытым. Задачи ясны всем. За работу. А ты, Алексей, и ты, Игнат, садитесь в машину Павулина — и в лес. За зерном. Я тоже поеду. Пионеры, — председатель кивнул Федосу и Сергею, — со мной в «газик».

— А с этими что делать, елки-палки? — спросил бухгалтер, указывая на задержанных.

— Судить будем. Пока пусть здесь отдохнут. Спешить им некуда. А чтобы не скучали, оставим с ними Миколу Каляду и еще кое-кого из дружинников.

Час спустя машина с зерном стояла у крыльца колхозной конторы.

Ребята возвращались домой возбужденные. Лена всхлипывала.

— Да брось ты, Ленка, не плачь. Противно! — сердился Сергей. — Чего плакать теперь? Их ведь поймали!

— Я… я так, — оправдывалась Лена. А сама продолжала плакать. Плечи ее вздрагивали.

И Сергею, и Федосу было очень жалко Лену. Но обнять худенькие вздрагивающие плечи, чтобы ее успокоить, ни тот, ни другой не отважились. Даже думать об этом не смели.

До свидания, друзья!

Мама Федоса приехала не в субботу утром, а в тот же день — в пятницу. Мамы ведь вообще любят забирать детей или отрывать их от любимых дел раньше времени. Такой уж у них характер.

Откровенно говоря, Федос был очень рад приезду матери. Очень рад. Однако… лучше было бы, если бы приехала она на день или два позже.

Она без конца спрашивала, не болел ли он, не кашлял ли, не ныло ли у него в груди, не кололо ли в животе.

Федос краснел:

— Мама, я совсем здоров. Ну, совсем-совсем!