Годы огневые

Замечательная творческая инициатива Марии Левченко и Григория Муханова подхвачена уже тысячами предприятий страны. Новые плоды производственных побед приносит Отчизне почин стахановцев «Буревестника». Трудовой гений рабочего народа открывает все новые источники могучей стахановской активности, чтобы приблизить время торжествующего изобилия, время коммунизма.

Что же касается техники, рассчитанной на раба, то на ней далеко не уйдешь, и я до сих пор не знаю, удалось ли благополучно достигнуть берегов Америки Биллу Хаусу.

1952 г.

АДРЕС ИЗВЕСТЕН

С непреоборимым действием физического закона поверхностного натяжения впервые горестно столкнулся в Саланрских рудниках Кузбасса медик Арон Филиппович Найман, когда он приехал туда восемь лет назад, начав свою борьбу с силикозом.

Силикоз — профессиональное заболевание шахтеров, вызываемое пылью пород, содержащих в себе двуокиси силиция.

Томский медицинский институт, где профессор Найман заведует кафедрой гигиены труда, включил в план научных работ тему исследования силикозных заболеваний, для чего в клинике отвели несколько коек.

Но, имея собственное представление о долге ученого, не питая никаких иллюзий, что с силикозом можно покончить только одними медицинскими средствами, Арон Филиппович решил в счет отпуска поехать на рудники и на месте изучить то, что является причиной заболевания.

Десятки лет ученые всего мира искали наиболее надежные технические средства для борьбы с источником этой болезни — силициевой пылью. Больше всего этой пыли возникает при буровых работах.

Советские инженеры применили мокрое бурение, для чего соединили бур со шлангом, из которого в шпур непрерывно поступает вода. Количество пыли при этом сократилось. Но все–таки ее было значительно выше санитарной нормы.

Почему же не удалось уничтожить пыль с помощью воды? Да потому, что вступал в силу этот самый непреоборимый физический закон поверхностного натяжения.

Самые мельчайшие частицы пыли, а значит, самые летучие, не желали вступать в соприкосновение с водой, смачиваться ею, тончайшим порошком они лежали на упругой поверхности, оставаясь сухими, не обезвреженными. Водяные брызги раскатывались в пыли словно ртутные шарики. Тончайшую пыль можно было сдувать с воды словно пудру.

Академик Ребиндер разработал состав химически активных веществ, которые при введении в воду ослабляли ее поверхностное натяжение вместо 72 эргов до 30. Это значительно увеличило смачиваемость пыли и приблизило ее количество к санитарной норме. Но и эта мера в наиболее запыленных забоях не была радикальной. Закон поверхностного натяжения продолжал действовать, хотя силы его и были ослаблены.

Ежедневно, по две смены подряд, профессор Найман находился в самых запыленных забоях, собирая пробы воздуха в пробирки, в ватные фильтры. Потом, до глубокой ночи он просиживал в лаборатории, производя анализы содержания пыли в воздухе. Он подсчитывал количество частиц, изучил их поведение при применении различных средств обеспыливания забоев.

Анализы были мало утешительными.

Правда, Найман собрал богатейшие статистические данные в результате своих исследований, которые представляли несомненный интерес для науки и могли бы войти в какой–нибудь сборник, как свидетельство кропотливой работы ученого, подтверждающее всю необходимость борьбы с причинами заболевания силикозом.

Возможно, это позволило бы медицинским работникам бросить суровый упрек физикам, химикам, техникам, не пашедшим решающих способов преодолеть силы закона поверхностного натяжения.

Ведь не может же медик искать вне сферы своей науки способы борьбы с предотвращениями заболеваний силикозом?! Разве можно от ученого требовать, чтобы он начал вдруг работать в неведомой ему области техники или физики? Нет, такого от ученого никто требовать не может! Но ученый может предъявить самому себе такое требование и самого себя тайно усадить на студенческую скамью, если его побуждает на это высокая и благородная цель.

И вот Найман начал заниматься изучением законов физики, химии, механики. Из профессора он превратился в студента. За все годы своего ученичества профессор не сделал никаких открытий в области новых для него наук.

Но он искал в существующем то, что могло быть применено в борьбе с законом поверхностного натяжения. Ход его мыслей сложился примерно так. Вода применяется в борьбе с пылью. Путь борьбы шел по изменению химического состава роды, что давало уменьшение поверхностного натяжения! А если идти еще дальше. Если не менять химический состав воды, а превратить ее в пар? Какими же качествами химическими и физическими он обладает? Вот собраны пары дистиллированной воды в химически чистом сосуде. Пар остается в сосуде физически неизменным. Но достаточно бросить в сосуд мельчайшие частицы какого–нибудь твердого вещества, и мгновенно они превращаются в ядро, вокруг которого образуется водяная капля. Собственно, на этом же принципе основано образование искусственного дождевания из облаков.

Значит, вода, превращенная в пар, превращается снова в воду, при соприкосновении даже с самыми мельчайшими твердыми частицами, не превышающими по своим размерам газовых частиц! Значит, нар, вступая в контакт с самыми микроскопическими частицами твердых тел, не столь подчинен закону поверхностного натяжения, как вода! Но когда пар, обволакивая твердые частицы, конденсируется, превращается в воду, капли ее цепко держат внутри себя эти частицы и, увлажняя, утяжеляя их, низвергают их вниз. Значит, в шланги, подведенные к бурам, надо подавать не воду, а пар. Да, пар!

Конечно, «открытие» профессора Наймана ничего нового не вносило в великую науку физики и химии. Но профессор вовсе и не покушался устанавливать какое–либо родственное отношение с этими науками. Он испытывал только радость от плодов кратковременного знакомства.

Ведь его открытие в своей основе так просто, что удивительно, как это до сих пор оно никому не пришло в голову.

Приехав снова на Салапрский рудник, который он теперь посещает из года в год, Арон Филиппович начал свой разговор с главным инженером рудоуправления А. М. Руденко вышесказанными словами.

Но идеи нуждаются в материализации. А для этого нужны средства. Никаких средств у товарища Руденко для проведения научно–исследовательских работ в распоряжении не было.

Но идея была настолько ясна, проста и убедительна, что главный инженер на свой страх и риск выдал семьсот метров остродефицитных труб, чтобы провести паропровод в забой. А рабочие, выслушав буквально десятпминутную лекцию профессора о его предложении, согласились бесплатно провести все необходимые работы.

Теперь профессор по суткам не вылезал из забоя и по отходил ни на шаг от слесарей, устанавливающих паропровод.

Однажды он заблудился в старых штольных, заложенных еще при Екатерине Второй, когда разыскивал механика. Другой раз заснул в забое и не услышал сигнала, предупреждающего о том, чтобы все покинули зону, так как должна была производиться отпалка. Шахтеры бережно следили за «своим профессором» и унесли его в самую последнюю минуту. Профессору немало лет, а шахта это не самое лучшее место для научной работы.

Но вот пар был включен в паропровод и по шлангу, прикрепленному к буру, зашипел в шпуре. Снова профессор собирал в стеклянные трубки и на ватные фильтры пробы воздуха и еженочно взвешивал и подсчитывал количество твердых частиц.

Полученные данные оказались поразительными. Применение пара сократило количество пыли в воздухе забоя в четыре раза ниже санитарной нормы.

Но что скрывать, эта первая радость была все–такн омрачена.

Среди горняков нашлись люди практически мыслящие и значительно более сведущие в вопросах техники и экономики, чем профессор–медик.

Проводить паропровод в каждый забой оказалось делом сложным и дорогостоящим.

Конечно, на это профессор мог ответить так: «Уважаемые товарищи, адресуйте эти требования к себе. Я вам не инженер. Теперь сами решайте наиболее приемлемые способы осуществления моей идеи. Как ученый, я уже и так перешагнул рубежи собственной моей науки».