Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 32



До свидания, испанцы! Адьос, амигос! До встречи, друзья...

Через день после смерти Франко, в ноябре 1975 года, я снова запросил испанскую визу. Две недели министерство иностранных дел Испании не давало ответа. Визу я получил только после вмешательства влиятельных мадридских друзей, ныне открыто заявивших себя "реформаторами", и сразу же вылетел в Париж - тогда еще не было прямых рейсов "Аэрофлот" - "Иберия".

В махине нового аэропорта "Шарль де Голль" я встретился со стародавним знакомым, одним из тех профессоров Мадридского университета, которые никогда не скрывали своей оппозиционности режиму.

- Едешь присутствовать на заключительном акте представления? - спросил он.

- А что будут показывать? Фарс или драму?

- Мы все свыклись с мыслью, что исход возможен лишь один - трагический.

- Трагедия рождена для ее преодоления. Если человек п р и в ы к к трагедии, начал считать ее некоей постоянно существующей константой, он неверно понимает самую сущность трагического.

- То есть? - приятель удивленно взглянул на меня.

- Трагедия - это нарушение точек равновесия, неустойчивость, которая всегда - временна. Всякое развитие предполагает надежность точек опоры, которые станут ориентирами движения: от кризиса, трагедийного кризиса, к оптимальному решению в схватке добра и зла.

- Ты оптимист?

- Стараюсь.

- А я считаю оптимизм прерогативой незнания.

- Значит, ты не ждешь ничего хорошего?

- Нет. Или случится чудо.

Ласковый, даже, сказал бы я, приторный голос диктора (они все в аэропортах актерствуют) развел нас к разным дверям: приятель летел в Бонн, я - в Мадрид.

П е р в ы й с о с е д: Интересно, сколько они продержатся?

В т о р о й: Падение нового кабинета - вопрос дней.



Т р е т и й: Кабальеро, не надо оббегать события: армия, полиция, "гвардия сивиль" служат тем, кому небезразлично будущее нации.

В т о р о й: Вы не правы - забастовки сотрясают Испанию. Такого раньше не было. Термин "неуправляемости" знаете? Ну так вот: положение в стране неконтролируемо, первое - после франкистского - монархическое правительство, не успев толком "начаться", фактически отсутствует.

П е р в ы й: Скажите об этом полицейскому, когда приземлимся в Мадриде. Хотел бы полюбопытствовать, кто вам принесет передачу в камеру тюрьмы Карабанчель.

Т р е т и й: Кабальеро, вы, верно, давно из Испании. Вас там не было месяц, со времен Франко? Я прав? Вот видите. Сейчас в Испании можно говорить все, что угодно, - вас, к сожалению, не посадят. А ведь нашей горячей, склонной к словесам нации, надобен кнут; неконтролируемая демократия чревата для нас хаосом.

В т о р о й: Знакомые слова! "Старый борец"? Принадлежите к "фаланге"?

Т р е т и й: Принадлежу Испании. В отличие от красных, которые продались Москве.

...Спор между моими соседями, начавшийся в "Боинге", когда мы пересекали Пиренеи, грозил перейти в рукопашную. Однако зажегшееся табло (самолет шел на посадку) все поставило на свои места: НТР - она везде НТР; "привяжите ремни" непререкаемо.

...Утренний декабрьский Мадрид (как, впрочем, и январский) двуцветен: тяжелая синева уходящей ввысь холодной (бр-р-р, градус ниже нуля) ночи, и легкая, высвечивающая самое себя изнутри, постепенная, акварельная розовость, которая часами к двенадцати исчезнет, как исчезнет и ночная синева, и сделается пронзительно-желто-солнечно, а потом воздух станет теплым, и до сумерек будет хранить в себе постоянную константу красного - таков цвет здешней земли.

Первое, что бросится в глаза каждому, кто бывал в Испании раньше, - это отсутствие портретов Франко. Второе: почти полное отсутствие эмблем фаланги их заменили на королевские стяги. Третье: обложки журналов пестрят злыми карикатурами на министров - такое раньше было немыслимо здесь; свобода слова в Испанию пришла без декрета, но пришла, сие - данность. Четвертое: терпимость полиции - не поигрывают дубиночкой, не буравят каждого тупым, подозревающим жандармским взором, а силятся быть учтивыми -- от новой власти получение указание, что теперь нельзя грубо, за это бранят, надо, чтоб все было "культурно и в рамках". (В демонстрантов можно стрелять, но лишь резиновыми пулями.)

Бросится в глаза еще большее количество машин - здесь ныне производят уже более миллиона автомобилей в год (развитие автоиндустрии властно диктует свою волю: ранее вдоль всех дорог стояли страшные плакаты - разбитая машина на обочине и крик ребенка - "Папа, езди на поезде!" Теперь нет, сняли). Бросится в глаза еще более ускорившийся ритм жизни; множество иностранцев, толпящихся в международном аэропорту Баррахас; бросится в глаза, что в Мадриде нет баррикад, что люди - как и раньше - деловито спешат на работу, а ведь всего три часа назад вы читали во французских и английских газетах, что столицу Испании сотрясают забастовки, что полиция разгоняет манифестации с требованием амнистии и демократических реформ. Что ж, нет всего этого?

Если согласиться с тем, что архитектура - зеркало национального характера, тогда особость Испании станет понятной, когда вы заглянете в старом районе в махонькую, тяжелую, кованую дверь крошечного, белого (словно у нас на Украине) домика. Вы поразитесь громадному двору и диковинному саду... А ведь сначала этот крошечный домик казался таким неинтересным и однозначным. Испания страна неожиданностей, и судить о ней с фасада - недальновидно. (Писательская недальновидность чревата презрением читателя, недальновидность пахаря грозит голодом; опаснее всего в наш век недальновидность политика, ибо такого рода недальновидность у п у с к а е т в о з м о ж н о с т и.) Да, идут забастовки, да, страну сотрясают манифестации рабочих, студентов, домохозяек, юристов, писателей, священников, которые требуют амнистии и демократии, да, народ требует положить конец стремительному росту цен, инфляции, экономическому хаосу, но при этом на площади Колон вырос новый небоскреб, дымят заводские трубы, светятся диковинно-дымчато-розовые блоки стеклянных кубов - новые банки, компании, оффисы хотят выглядеть эффектно, ультрасовременно; в кафе и ресторанчиках - не протолкнуться; на улицах - смех и шутки, и одеты люди красиво, и лица их кажутся беззаботными, и витрины магазинов забиты товарами.

...Для того чтобы поставить сруб, надо понять высший смысл "золотой середины". Так же, видимо, следует относиться и к многоэтажному дому, к городу, стране - исходя из основополагающей препозиции правды, а правда - это не то, когда выдаешь желаемое за действительное, это не то, когда, наоборот, закрываешь глаза на то, что не нравится; правда - по старой русской плотницкой присказке - это "пять к семи", то есть срез от конька к фундаменту, с точным обозначением всех "за" и "против", ибо только в этом случае можно вывести более менее объективную перспективу и оценить вероятие тех или иных возможностей.

Воистину пресса - зеркало страны! Утром, отоспавшись после перелета, вышел из "Сентра Колон", где я обычно останавливаюсь, и купил все газеты и журналы, какие только были у киоскера. Бумагу здесь не экономят: какая-нибудь спортивная газетка выходит на шестнадцати полосах. Я называл издания, киоскер хмуро подбирал мне огромную пачку. Но, услышав, что я прошу и "Фуэрса нуэва", не смог (или не захотел) скрыть усмешки: "Фуэрса нуэва" - фашистское издание депутата кортесов Бласа Пиньяра.

Дома начал неторопливо, со словарем, просматривать номер за номером. Выписал основные темы, которым посвящены наиболее броские материалы:

1. Министр иностранных дел Ареильса (я встречался с ним, когда еще он был известен как граф Мотрико, лидер умеренной оппозиции) заявил во время своего визита в Париж, что коммунисты, живущие в эмиграции, имеют право на испанский паспорт, как и все другие испанцы. "Вопрос их идеологии - это уже другое дело".

2. Блас Пиньяр сказал, что любого коммуниста, которого "впустят в страну безответственные элементы (кто? Ареильса? Ничего себе времена пошли, ежели эдак-то о королевском министре!), встретят пулеметные очереди тех, кто верен заветам великого каудильо".